НеТемный

Я даже подвигал перед глазами пальцами, надеясь, что рука не растворится. Всеволод, ты же знаешь, сделка с Бездной не имеет срока давности. Часть души я окончательно отдал ей, когда Девятый ударил Жрицу Света — отдал вместе с правой рукой.

Пусть моя душа чистая… Но целая ли она? Вся ли душа мне принадлежит?

Я стиснул зубы, понимая, что ответов мне сейчас никто не даст. Судя по всему, выбора у меня особого нет — просто идти дальше по ориентиру, который дало Небо.

Эта мысль вызвала усмешку. В том-то и дело, что это Бездна дала указание точнее, а Небо лишь наболтал кучу туманных слов. Какой уж там ориентир.

Моё внимание привлекло пятнышко на моей ладони, я потёр его пальцем. Пятно никак не сходило. Когда буду в городе, обязательно наведаюсь в баню — всю грязь надо будет смыть.

Вздохнув, я склонился над одной девушкой, восточное лицо которой застыло, не исказившись тёмной силой. Ну, зато теперь понятно, почему надсмотрщики так плохо смотрели за нами и вились у первых телег — эти рабыни и вправду были прекрасны. А вот упырям было всё равно, какую плоть кусать.

Я встал и пинком перевернул тело надсмотрщика, оказавшегося рядом. От упырей эти головорезы мало чем отличались.

То ли совпало, что в этот момент была полная тишина, или мне повезло со слухом, но я расслышал, как из первой грузовой телеги с порванным тентом донёсся испуганный вздох. Я непроизвольно всмотрелся в дощатые борта.

— Тиара!!! — сдавленный крик колдуньи заставил меня обернуться. О, так она всё-таки выжила.

Ещё толком не очухавшись, Креона тащилась к последней телеге. Спотыкалась, падала, снова прыгала вперёд, пытаясь встать, и снова падала.

Через несколько секунд она схватилась за прутья клетки и застыла, уставившись внутрь. Её плечи подрагивали.

— Тиара-а-а…

Я скривил губы. Ну, значит, она и вправду потеряла близкого человека. Надо будет склонить её следовать за мной, пообещав, что Тиара будет отмщена.

Маг, пусть даже бесталанный и небольшого ранга, это всегда какое-то влияние. Один проповедник с точки зрения жителей любого поселения — это чудак, которого можно и не слушать. А если за проповедником стоит маг, то слушать точно будут, потому что испугаются.

Я усмехнулся… Можно подумать, Всеволод, ты всерьёз собрался проповедовать. Где-то там ухахатываются Отец-Небо и Мать-Бездна, глядя на приключения Десятого Жреца.

Нет уж, если мне суждено остановить Тьму, то делать я это буду, как умею. Заодно неплохо было бы, если этот Чумной пожалеет десять раз, что похитил Всеволода Тёмного. И начхать, что он не знал об этом.

Тем более, если я пообещаю колдунье отмщение, то надо исполнить обещание. Я же теперь светлый, а светлым врать нехорошо.

— О-о-о… — раздалось из-под колеса крытой повозки.

Сделав несколько осторожных шагов вокруг, я приметил под колесом живого охранника. Он лежал в тени густо-разросшейся на дороге полыни и, видимо, только-только очнулся. С лохматыми грязными паклями и длинным носом… Кажется, он был мне знаком — не ему ли я заехал кандалами по роже?

Недолго думая, я наклонился и, схватив за ногу, вытянул беднягу на свет.

— А-а-а! — нога оказалась сломана, — Помёт ослиный!!!

О, мало того, что живой, так ещё и вполне себе бодрый. Кроме покалеченной ноги, у него и вправду был расквашен нос. На волосатой голове тоже красовалась рана, кровь на которой уже успела запечься.

Судя по всему, попало ему по башке, вот он и отключился, упав заодно под телегу. А жизнь ему спасла обычная полынь — упыри не очень любят эту траву.

— А, святоша… — носатый продрал глаза, — Осторожнее, хорлова гниль, мне же больно!

— Ну, ты не серчай, — сказал я, наступая ему на другую ногу.

— Ты-ы! А-а-а! — он потянулся куда-то вбок, но я прижал посильнее. А весу во мне было…

Носатый, тяжело дыша, уставился на меня. Я слез с его ноги и присел рядом на корточки, решив быть хорошим парнем.

— Слушай сюда, грязь…

— Ты же святолиственник! Почему ругаешься? — грозно нахмурив брови, выдал мне носатый, — Смотри, как бы я не сказал, кому следует. Я ведь знаю, где ваш главный храм. Лучше дай мне воды, и я…

— Да твою ж мать, — я не удержался, схватил его за шевелюру и, рванув, со всего маху приложил об колесо.

Носатый заорал как недорезанный, когда его нос свернулся в другую сторону, а я с досадой стряхнул с ладоней вырванный пучок волос. Ну, попытка номер два.

— Значит, так. Теперь ты слушаешь?

— Ты, листва… — снова начал тот, — Молись, чтоб не потерять сан, грешник. Да, да, я знаю ваши каноны!

— Вот же свет дрищавый, — я шлёпнул себя по лбу, покачал головой, а потом схватил его за сломанную ногу и вдавил пальцы в рану, — Ну, как, слух появился⁈

Сначала его крик был громким, потом глухим, затем хриплым… Он даже согнулся, чтобы попытаться раздвинуть мои пальцы, но куда там задрипанному надсмотрщику против варварской силы. Затем он просто привалился к колесу и подрагивал в конвульсиях.

Я отпустил беднягу и дал ему несколько секунд оклематься. Потом добавил хлёсткой пощёчины.

— Я спрашиваю, ты отвечаешь. Лишнее слово — ломаю вторую ногу.

— Ты же лиственник…

Я перехватил его руку и просто сломал палец. Это добавило криков, и я склонился над его ногой. Судя по круглым глазам, носатый наконец-то всё понял и замахал руками, изредка поскуливая от боли:

— Да, да, да…

— Куда ехал караван?

— В Соле… В Солебрег…

— Кому нас везли?

— Я не… — он покачал головой, и завыл, когда я двинул рукой к его ране, — Не знаю!!! Толстый его Чумным называл, больше ничего не знаю!!!

— Где вы меня взяли?

Тут носатый удивлённо уставился на меня.

— Не понял…

Я не стал церемониться и, схватив его за ногу, рванул вверх и вниз. Бедняга, закричав, всё же потерял сознание.

— А, хорлова ты падаль!!! — мимо меня метнулась среброволосая молния, — Дерьмо мороженное!!!

Колдунья, схватив за грудки носатого, затрясла его и стала бить кулаками по лицу. Недолго думая, я сгрёб её за плечо и отбросил обратно.

— Ты! — она взвилась, рубаха у неё сползла почти до живота, но Креона даже не обращала внимания на это, — Ты видел, Малуш, что они с ней сделали⁈

Ну просто дьяволица из ледяного ада, с горящими голубыми глазами. Воздух заискрился инеем вокруг неё, её губы и даже соски побелели от мороза, и на меня повеяло холодом.

— Сядь, — спокойно сказал я.