Солнце в Овне

Когда океан слёз заканчивается, меня потихоньку окутывает спокойствием. Словно хладнокровие Артёма капля за каплей переливается в меня. Наполняет чувством невозмутимости, бесстрастности и безмятежности.

Я затихаю. Меня словно выключили. Смотрю на всё отрешенно.

Яровой считывает меня, расслабляется. Отстраняется слегка. Заглядывает в глаза. Его челюсть сжимается. Желваки ходуном ходят. Не нравится то, что он видит.

Мне тоже не нравится то, что я пережила здесь и чувствую сейчас.

Но это «дано», и с этим придётся жить.

Артём помогает мне встать на ноги. Придерживает за талию. Пристально наблюдает за каждой эмоцией. Замечает, как я морщусь, когда задеваю больную руку.

Осматривает меня с ног до головы. Оценивает молча степень повреждений, нанесенных мне тюремщиками.

Я тоже прислушиваюсь к себе. На Артёма не смотрю, у меня свои эмоции зашкаливают. Сосредотачиваю взгляд на противоположной стене.

Бедро ломит, плечо ноет, кожу под волосами саднит, руки вообще не чувствую. А ещё щека чем-то заляпана, и бровь жжёт.

Красавица, одним словом!

Артём, удостоверившись, что я могу самостоятельно стоять, оглядывается вокруг. Но руки с талии не убирает.

Морщится. Сплёвывает.

Да, восхищаться тут нечем. Убого, мрачно и холодно. Эта коморка пробыла нашей тюрьмой несколько дней.

Хочется сжечь тут всё. И воспоминания вместе со всем этим убожеством.

Я не свихнулась от страха только благодаря Илюхе.

Илюха! Брат Ярового! Смотрю с любопытством на Артёма, ищу сходство. Совсем не похож. Ни капельки.

И братской любви между ними не чувствуется. Артём к Илье относится, как к любому другому своему сотруднику. Никак его не выделяет. Поэтому для меня было так удивительно узнать об их родстве. Интересно, кто-то ещё знает?

До моего слуха доносится грубый разговор в соседних комнатах.

Внутри меня вдруг начинает закипать неконтролируемый всплеск эмоций.

Ненависть.

Ледяная.

Нечеловеческая.

Течёт по венам.

Замораживает.

Заполняет меня всю.

Доходит до мозга.

Зрение становится чётче.

Появляется фокус.

Никогда раньше я такого не испытывала.

Глава 26

Отталкиваю Артёма здоровой рукой и выскакиваю из комнаты.

Мчусь по коридорам на голоса, вбегаю в светлую просторную комнату. Не чета той, где нас держали. Щурюсь от яркого света. Пережидаю мгновение, пока глаза привыкнут, замерев на входе. Оглядываюсь.

Нахожу «бородатого». Он лежит мордой в пол. Как и два других наших с Илюхой конвоира.

Резко устремляюсь к обидчику.

Начинаю со всей злости пинать ногами верзилу везде, куда попадаю. За себя! За Илью!

Да, лежачего не бьют. Но он тоже так делал, значит и с ним так можно.

— Оу! — Восклицает поблизости кто-то из людей Ярового от неожиданности.

Но никто не вмешивается. Наблюдают.

Ворвавшись с запозданием в комнату, Артём хватает меня за талию. Оттаскивает от качка. Берёт своей второй крупной ладонью за основание головы и поворачивает лицом к себе.

— Тихо! Замерла!

— Он над нами издевался! Беду в живот ногами бил, мне на пальцы наступил, намеренно стараясь раздавить! За волосы тягал!

Вижу, как его челюсть сжимается, верхняя губа дёргается. Глаза приобретают злой стальной оттенок. Всё выражение лица Артёма сейчас напоминает звериный оскал.

— Я сказал, успокоилась, ведьма моя рыжая. — Уже тише, но также уверенно отдаёт мне приказ.

Он так близко, что я чувствую его дыхание на своём лице. Его запах, в котором угадываются древесные тона смолы и табака. Его уверенный взгляд. Твёрдая рука на моей шее и затылке.

На меня это действует, как успокоительное. Истерика прекращается.

И я слушаюсь. Интонация и слова заставляют замереть. Никого за свою жизнь не слушалась, а его — да. Что за напасть?

Откуда у него такое влияние на меня?

Поворачиваю голову к «бородатому». Он, как лежал, так и лежит. А мне хочется порвать его, избить, изувечить.

— Каждый получит по заслугам. — Всё также едва слышно, но твёрдо и уверенно продолжает Яровой, наблюдая за мной. Снова надавливает на затылок и поворачивает к себе лицом. — Ты моя. И мстить за тебя буду я. Ты не будешь мараться об это дерьмо. Оно тебя не достойно.

Всматриваюсь в глаза мужа. Удивил. А ведь верит в то, что говорит. Он считает меня чистой и светлой? Как же ты ошибаешься, Артём. Ты даже не представляешь, какой мрак скопился в душе.

Но он видит по глазам то, о чём молчу.

— Никто больше тебя не обидит. Я не позволю. Веришь мне? — Шепчет в самые губы.

Практически касается. Между нами миллиметры. Я зависаю, чувствуя его горячее дыхание. Чуть приоткрываю свой рот. Оно становится одно на двоих. Но поцелуя, к которому я уже готова и даже жажду, не случается.

Не дождавшись ответа, Артём чуть встряхивает меня и повторяет свой вопрос:

— Веришь мне?!

— Верю. — Оторвав наконец глаза от его рта, отвечаю я так же тихо. Выдыхая рот в рот.

Теперь уже Артём смотрит на мои губы. Я непроизвольно их облизываю. Он сглатывает и с силой сжимает челюсть. Издав рык, подхватывает меня на руки и выносит из дома.

Сажает меня в один из черных джипов на переднее пассажирское сиденье. Склоняется ко мне близко-близко. Пристегивает ремнём безопасности. Но не отстраняется.

— Бестия рыжая. — Выдыхает мне в лицо, пристально глядя на мои губы. Поднимает руку к моему лицу, проводит большим пальцем по нижней губе. Слегка надавливает, приоткрывая мой рот. — Взглядом своим колдовским заманиваешь, как ведьма. Ведьма и есть. Нет сил удержаться.

Придерживая меня за подбородок, Артём впивается в мои губы своими. Облизывает языком нижнюю. Засасывает верхнюю. А потом резко врывается в рот.

Я со всей страстью отвечаю на его порыв. С ликованием встречаю его горячий и властный язык. Он гладит мой. Заигрывает. Затягивает в свой рот. Едва ощутимо прикусывает зубами. И снова набрасывается с остервенением на мои губы.

Меня так возбуждает наш откровенный и грубый поцелуй, что я непроизвольно начинаю грудью тянуться к мужчине. Но ремень безопасности останавливает. Сдерживает моё движение.

Жар опаляет мои внутренности. Я хочу продолжения. Здоровой рукой хватаю его за волосы. Прижимаю к себе крепче. Массирую затылок. Я всё делаю бездумно, инстинктивно.

— Не здесь. И не сейчас. — Хрипит мне в рот Артём.

Это обещание? Понимание намёка остужает. Я прикрываю глаза, делаю глубокий вдох и сквозь ресницы наблюдаю, как мужчина обходит машину и садится на водительское сиденье.

Сейчас, когда он отпустил меня, не уверена, что я к этому готова. Мне немного страшно. Я не девственница. Нет. У меня был мужчина, и даже достаточно длительные отношения.

Но с таким, как Яровой, я дел не имела. Властным, порывистым, грубым, горячим. Меня от него просто сносит. И это пугает. Но как только оказываюсь в его руках, перестаю себя контролировать.

Он — моя погибель. Утягивает меня в порочную тьму. Всё, что я рядом с ним ощущаю, совсем не похоже на то светлое и милое чувство, описываемое в любовных романах. Я, как и любая девчонка, перечитала их достаточно.

Мои чувства похожи скорее на тягучий кисель. Сладкий. Густой. Манящий. Затягивающий в паутину, из которой потом не выбраться. И вроде я понимаю, что это ловушка. Но сделать ничего не могу. Меня тянет туда. Я безвольно подчиняюсь.

Нет, вру. Я изнываю от желания оказаться в его западне. Чтобы назад дороги не было. Потому что умом я понимаю, что должна бежать от такого мужчины чем дальше, тем лучше. А вот душа вожделеет его.

Меня рвёт на части от этого противоречия. Моя совесть требует поступить правильно, но всё нутро соблазняет согрешить.

Повернув голову, смотрю на профиль Ярового. Он коротко бросает в окно распоряжения Глебу, который вышел за нами. Заводит машину и трогается с места, увозя меня от этого проклятого дома.

Надеюсь, в светлое будущее. Или не совсем светлое?

Я вспоминаю наш разговор с Ильёй о символе гармонии «Инь и Ян». Свет и тьма неразделимы. В любом свете присутствует немножко тьмы. В любой тьме, есть хоть капля света.