Сводные

Метеля тогда опешил так, что не нашел что ей ответить. И ведь не в грубости дело было, а во взгляде, каким Юлька на него посмотрела. Обиженный, грустный, разочарованный. Он тогда выбежал из дома, сел в машину и всю ночь вокруг деревни круги наворачивал. Не мог вернуться, не мог снова в глаза её зеленые посмотреть. Словно понимал, как разочаровал её. Но и иначе не мог. Как в чертовой петле, где одно следовало за другим. Он лишь надеялся, что скоро все закончится.

А когда приехал после той бессонной ночи под утро, то увидел, как штора в её комнате колыхнулась и на душе, против воли, сразу потеплело. Понял, что как бы не злилась, все равно ждет его домой. Не все равно, что с ним. Он даже подумывал рассказать ей все о том, что на душе творилось. Поделиться тем, что она уже давно его сердцу не просто мила, а полноправная его владелица. Но сдержался, ведь именно тогда Волына его глубже в свои дела втягивать начал. Не хотел Юльку марать обо все это. Оградить пытался. Парням запретил к нему домой приезжать, даже когда его срочно искали. И Дениса заставил скрывать от нее правду. Юлька знала лишь то, что они на работу устроились в автосервис. Врали всем, что машины на тягачах перегоняют и чинят по ночам. Но так безопасней было.

Юля успокоительно вздохнула, когда у забора заглохла знакомая машина. Вернулся. Живой. Она так хорошо изучила звук работы двигателя его машины, что могла услышать его сразу, как только Сережа поворачивал на их улицу.

Она тихо поблагодарила Бога за помощь. Никогда не молилась, но в последнее время слова мольбы все чаще начали возникать в её голове, поскольку чувствовала собственную беспомощность и не могла с этим смириться. Не могла даже позволить себе мысль о том, что Сережи не станет. Не видела своего существования без него. Не знала, как жить будет. Ведь он был ей отцом и матерью, защитником и опорой, любимым, самым главным человеком в её жизни. Он и баба Катя. Кроме них никого и не было.

Устало, Юля опустилась на край кровати и закрыла глаза руками. Они дрожали. Пальцы тряслись мелкой дрожью и ей пришлось сжать их в кулаки, чтобы немного успокоиться. Этот страх жил с ней уже многие месяцы. И, если раньше она хоть и нервничала за Сережкины дела, но знала, что в них нет ничего опасного, то в последнее время все очень усложнилось. Сейчас жизнь Сережи была под угрозой. Она чувствовала это всем сердцем с тех самых пор, как увидела его в палате больницы. Когда потом, после приезда домой, замывала следы крови с его футболок. Когда замечала синяки, которые он усердно прятал под одеждой.

Юля неоднократно пыталась поговорить с ним об этом. Просила, умоляла, угрожала. Сережа просто не реагировал на её слова. Он лишь упрямо твердил, что это его обязанность, как главы семьи, обеспечить её всем необходимым. Смеялся над её подозрениями, уверяя, что ничего криминального в его работе нет, но Юля знала, что он врет. Она знала это по тому, как он хмурился и отводил глаза, когда она твердила, что денег им и так хватало. Не понимала, как убедить его оставить новую работу. И медленно сходила с ума изо дня в день, моля всех святых о том, чтобы Сережа каждую ночь возвращался домой. Молилась неумело, не зная молитв и стесняясь попросить бабу Катю её научить. Но просила честно и искренне, надеясь, что этого будет достаточно.

Сегодняшнюю ночь, как и каждую до этой, почти всю провела сидя на полу у кровати. Ночной ветерок колыхал штору раскрытого окна, навевая на печальные мысли. Его не было дольше обычного, но он приехал домой. Она не спешила вставать с пола, слушая его шаги на первом этаже. Вот он тихо закрыл за собой входную дверь и прошел в комнату. Скинул одежду, натянул домашние шорты. Прошел на кухню и снял крышку со сковороды. Юля мягко улыбнулась в темноту комнаты, понимая, что сейчас на его губах, скорее всего, отразилась довольная ухмылка при виде любимых котлет. С первого этажа донеслось глухое хлопанье шкафчиков, сопровождающее Сережин поиск вилки. На несколько минут дом замер в тишине, а потом крышка легла на сковороду.

— А кто в холодильник будет ставить? — покачала головой Юля, слыша, как хлопнула дверь ванной комнаты, когда Сережа направился в душ.

Неохотно она поднялась с пола и поплелась на кухню ставить котлеты в холодильник, чтобы к утру не пропали. Сейчас хоть и была первая половина июня, но ночью было достаточно жарко для того, чтобы оставлять еду на плите надолго. Конечно, она могла бы закрыть на это глаза, но привычка ценить еду слишком глубоко в ней засела, чтобы оставить это без внимания. К тому же она сегодня три часа занималась этими котлетами, чтобы порадовать Сережку. Не хотелось, чтобы труд пропал зря.

Зная, что он обычно долго принимал душ, она, не спеша, тихо спустилась по лестнице в длинной Сережкиной майке, в которой любила спать. Как она и предполагала, котлеты остались стоять на плите. Покачав головой, девчонка вытащила из-под стола кастрюлю и стала перекладывать в неё котлеты, когда услышала шум за спиной.

Сережа стоял в дверном проеме в одном полотенце и не сводил взгляда с силуэта девушки. Юля не видела его лица, поэтому не могла даже предположить, о чем он думал. Должно быть, снова злился, что она не спит.

— Юлька, — прошептал Сережа сбившимся от эмоций голосом.

Он видел её сегодня днем, когда уезжал. Девчонка танцевала на лужайке перед домом, а солнце красиво блестело в её слегка выгоревших кудрях. Эту картинку он проносил целый день в своих мыслях и планировал уснуть с ней. Однако вид её тонкого тела в растянутой футболке, на фоне сияния луны из окна, напрочь лишил его разума. Футболка не просвечивала, но он готов был заложить собственную душу, что вполне мог различить её силуэт под ней. Эти плавные, немного округлившиеся линии, которые начала покидать юношеская угловатость, вызывали в нем желание приблизиться и прикоснуться к ней. Он ведь так давно к ней не прикасался. С того самого дня в больнице, когда впервые признался себе в том, как сильно в действительности любил её. Она не вспоминала этот момент. Скорее всего, вообще не помнила его под действием температуры и лекарств. Но Сережа трепетно хранил в сердце те простые слова, что она прошептала хриплым, уставшим голосом. Это было так правильно слышать их от неё. Словно именно она была рождена для того, чтобы говорить ему о любви.

— Ты меня разбудил, — прошептала она, чтобы не разбудить бабу Катю.

Сережа нахмурился, но не стал вдаваться в подробности, что прекрасно знал, что она и до этого не спала.

Она вернулась к тому, что начала перекладывать котлеты со сковороды в кастрюлю. Она злилась сама на себя, когда снова ощутила нервозность от его присутствия, что не покидала её в последнее время.

— Спасибо за котлеты, — протянул Сережа, когда понял, что ей пришлось спуститься, поскольку он забыл убрать их в холодильник.

Винил он себя за это? Да. Хотел это исправить и не встретиться с ней? Точно нет.

— На здоровье, — протянула она, закрывая кастрюлю крышкой и двинулась к холодильнику.

У Сережи дыхание сбилось, когда она раскрыла дверцу. Свет выхватил всю её фигуру из темноты кухни. А потом она нагнулась, чтобы убрать кастрюлю на нижнюю полку. Ему пришлось резко развернуться и снова забежать в ванную комнату, поскольку только от одного вида её оголенного бедра, полотенце начало подниматься совсем в неуместном месте.

Расправиться с выпускными экзаменами оказалось намного проще, чем Сережа думал. Плюс две недели нервов и уже завтра он получит аттестат, навсегда распрощавшись с учебниками и оценками. Ворвется в свою взрослую жизнь. Ему казалось, что завтра все изменится, хоть он и мало понимал, что именно.

Но это будет завтра, а пока он сидел в актовом зале в компании активистов их класса и завуча школы, слушая о том, что ожидается завтра на выпускном.

— В общем, я почему вас собрала, — начала завуч по воспитательной части Елизавета Петровна. — Вчера мне позвонила мама Олеси Кучеровой и сказала, что её дочь сломала ногу.

Сидящая рядом с Сережей Алиса Иванова, подскочила на стуле, прикладывая руку к округлившимуся в шоке рту.