Страница 16 из 33
— Я не думал, что ей будет так тяжело. Ведь это даже не был ребенок, он не жил, не дышал, ему даже не дали имя.
— Женщины всегда переживают больше о таких малютках. Им кажется, что это их вина. Но даже если так — ведь не намеренная… — старик и сам уже был изрядно пьян и настроен меланхолически. — Я иногда думаю… что, должно быть, в самом начале времен, когда первые мужчина и женщина ступили на эту землю, они, видно, чем-то прогневали богов. Иначе за что век от века родители должны хоронить своих детей?
— Я не знаю.
Рейвин вдруг понял, что никогда не спрашивал лорда Хэнреда о его детях. И никто, наверное, не спрашивал, хотя все знали, что наследником Айбера Хэнреда уже много лет является его единственный внук, Джоар. А это может означать лишь то, что у лорда Айбера были сыновья и все они мертвы.
— Мы потеряли нашего младшего, Ульва. До чего славный был мальчуган, хоть и последыш! — горестно вздохнул старик, утирая хмельные слезы. — Бренна рвала на себе волосы и кричала, что лучше бы он не рождался… А потом, когда появился Джоар и девочки одна за другой… Нет, я не говорю, что начинаешь забывать, просто… реже вспоминаешь о тех, кто не дожили…
— Дело не в ребенке, дело в Лейлис.
— Ну так сделай своей южанке нового ребенка, и она утешится. Негоже молодой жене ходить пустой слишком долго.
— Вы не понимаете, — с досадой процедил Рейвин. Не в таких советах он нуждался.
Кувшин почти опустел, кованая чарка уже покачивалась на столе, как на волнах — верный признак, что пора прекращать возлияния.
— Вы устали, — не без труда проговорил Эстергар. — Вас проводят в ваши покои.
— Глупости, едва начали, — отмахнулся старик.
— Значит, устал я.
Лорд Рейвин встал из-за стола и шатким шагом направился к себе, думая о том, что если завтра Лейлис не выйдет к обеду и не поприветствует, как полагается, гостя — это будет верхом неприличия. Но волновался он напрасно. Утром Лейлис, уже одетая и причесанная, сама растолкала его:
— Почему ты не сказал мне, что в замке гость?
У лорда после вчерашнего еще болела голова и он дольше обычного задержался в постели. Окна были закрыты на зиму, и Рейвину сперва показалось, что еще ночь, он даже не сразу сообразил, что ответить.
— Это лорд Хэнред, он прибыл уже в ночь, я не хотел будить тебя.
— Мог бы предупредить заранее! — моментально вспылила Лейлис. — Я хозяйка в этом замке или нет? Почему я узнаю обо всем от слуг? Теперь придется переодеваться…
Она позвала Шиллу, велела принести из дальнего сундука лиловое верхнее платье с отделкой из меха осатры, но служанка не могла вспомнить, где оно лежит, и Лейлис, выбранив ее, отправилась искать сама. Нужное платье так и не нашлось, пришлось выбрать другое, не менее нарядное — алое с золотой вышивкой и жемчугом, а под него полагалось походящее нижнее платье, и переодевание затянулось надолго.
— Эта южанка раздражает меня, — пожаловалась Лейлис, когда Шилла вышла за требуемыми сапожками с гранатовыми пряжками.
— Я в курсе, что такое периодически случается, — отозвался Рейвин.
Лейлис уже несколько раз то прогоняла, то снова приближала к себе Шиллу, и лорд не считал необходимым вникать в их отношения.
— Ничего не помнит и не может найти и скверно заплетает волосы. Если сейчас принесет не те сапоги, точно накажу ее.
Лорд пожал плечами:
— Вы ведь хозяйка в этом замке, как вы изволили напомнить. Наказывайте, если считаете необходимым.
Лейлис только фыркнула в ответ.
* * *
Приезд лорда Хэнреда необычайно взволновал и обрадовал Лейлис. На шею ему, конечно, не бросилась, но поприветствовала торжественно, по всем правилам.
— Почему ты говорил, что твоя жена в печали и молчании? — украдкой шепнул старик Рейвину. — Как по мне, она в отличном настроении. И не вспомню, когда прежде видел ее такой.
— В самом деле, — задумчиво откликнулся Эстергар. — Не иначе, ваш приезд так ее развеселил.
— О, это не удивительно! — расхохотался лорд Хэнред.
Во время обеда, на который спешно подали все самое лучшее из того, что было, леди Эстергар мило щебетала и лучезарно улыбалась лорду Хэнреду и всячески подбадривала его рассказывать истории. Старик, как всегда в таких случаях, терялся и долго не мог выбрать, о чем поведать.
— Лучше после трапезы лорд Хэнред споет нам что-нибудь, — поспешил предложить Рейвин, который уже слышал абсолютно все истории лорда Хэнреда по несколько раз.
— Да, это еще лучше! — с воодушевлением подхватила Лейлис. — Только не здесь, слишком шумно. В библиотеке или… да, в малом зале. Я сейчас распоряжусь, чтобы там все приготовили. Какой инструмент вы предпочитаете, лорд Айбер?
— Ха, а много ли их у твоего мужа?
— Не припоминаю… — задумчиво протянула Лейлис, — кажется, я еще не смотрела…
— В нашей семье мало кто любил музыку, — признал Рейвин.
— Была бы любая лютня, а лучше мандолина с целыми струнами, а дальше я сам разберусь, что с ней делать, — заверил их лорд Айбер.
Одна великолепная старинная мандолина с золоченым грифом и расписным корпусом действительно нашлась в одном из хранилищ. Старик по привычке поворчал, что «лютня» — как он пренебрежительно называл все, на чем полагалось играть, перебирая струны — должно быть, была сделана, когда был мальчиком тот лорд, что умер от старости, когда всех присутствующих еще не было на свете, но после все же признал, что инструмент изготовлен мастером. Пока лорд Хэнред настраивал и приводил в порядок мандолину, леди Эстергар приказала слугам зажечь побольше свечей в малом зале, подать горячего вина, сыра и сладостей.
Удобно устроившись рядом с Рейвином в его же широком кресле, одной рукой обняв мужа за шею — что выглядело бы совершенно непристойным, будь это при ком-то постороннем — молодая хозяйка приготовилась слушать.
— Какую песню вы хотите услышать от старика? — распевно начал Хэнред. — Я ходил по девяти землям трижды по девять лет и знаю столько же песен на каждом из известных языков…
— Спой ту южную, про степи! — воскликнула Лейлис. — Мою любимую.
— Это которую? — старик наиграл несколько трезвучий. — Пылают пожары в степи нелюдимой…
— Нет, нет, не эту. Дороги…
— Ах, эту? Нечего говорить, очень южная песня, ее уже не одну сотню лет поют на нашем языке… Ну, хорошо. Притихните все, я начинаю.
Эх, дороги… Пыль да туман,
Холода, тревоги да степной бурьян…
Голос у старика был все еще сильным и удивительно глубоким, мелодичным — едва ли хуже, чем в молодости.
Знать не можешь доли своей:
Может, крылья сложишь посреди степей…
— Что это означает, про крылья? — шепотом поинтересовался Рейвин между куплетами.
— Тише! — тут же шикнула на него Лейлис. — Это идет из древних поэтических текстов Империи, они сравнивали жизнь человека с полетом птицы.
А дорога дальше мчится, пылится, клубится,
А кругом земля дымится, чужая земля…
— А это про погребальные костры степняков, — все так же шепотом пояснила Лейлис, наклонившись к мужу.
— Не знал, что вы так любите музыку, — произнес Эстергар со странной для самого себя неприязнью в голосе.
— Что ты, очень люблю, — заверила его Лейлис. — Если бы не песни и музыка, как бы мы жили? Лорд Айбер, а спойте теперь ту, про спящих в курганах…
***
Как Рейвин вспоминал потом — все началось с праздника. Точнее, с намерения Лейлис его устроить.
Как-то за ужином в узком кругу лорд Хэнред обмолвился, что родился в самый, как считалось, несчастливый день года — в первый день зимы. И леди Эстергар так и загорелась энтузиазмом.
— Это же совсем скоро! — воскликнула она. — Сколько же тебе исполняется?
— О, возраст солидный — пойдет шестой десяток, — усмехнулся Хэнред.
— Шестой, как шестой? Не-е-ет, ты обманываешь, старик! Обманываешь женщину! Восьмой или… уже девятый?!
— Что же, миледи, я, по-вашему, настолько стар?
— Ты очень старый человек. Я никогда не видела, чтобы настолько старый мужчина мог носить меч. Ты необыкновенный! — развеселилась Лейлис. — Скажи, сколько лет тебе исполнится? Ну, говори же!