Страница 49 из 55
Я только вздохнул, когда эта полоумная рухнула на землю и после короткой агонии затихла.
Ну точно, больная. Такая же, как Гнор. Надеюсь, хотя бы с дочечкой мне повезет больше?
Отыскать сбежавшую горничную особого труда не составило — девчонка мчалась по лесу, даже не глядя толком, куда бежит. Глаза слепо вытаращила, под ноги почти не смотрела. Неудивительно, что пока я пытался поговорить с ее мамашей, эта идиотка на полном ходу споткнулась о какую-то корягу, подвернула ногу, после чего уже не бежала, а лишь с трудом ковыляла, роняя на траву соленые слезы.
— Наа, спаси и сохрани… — исступленно бормотала она, тщетно пытаясь уйти подальше. — Раа, дай мне сил выдержать это испытание!
— Они тебя не слышат, — спокойно сообщил я, выйдя из-за ближайшего дерева.
При виде меня девчонка испуганно вскрикнула, попыталась отпрянуть, однако больная нога ее подвела, поэтому горничная ожидаемо оступилась, упала навзничь и уже с земли уставилась на меня полными неподдельного ужаса глазами.
— Как давно ты знаешь Филиппа Лемана? — сухо поинтересовался я, остановившись рядом.
Девчонка пискнула, вскрикнула, забилась, словно ее уже собирались резать на куски. Ее рука предательски дернулась куда-то под юбку, но на этот раз я был начеку и успел вырвать из ее тощих пальчиков очередной кухонный нож, дабы не потерять последнего свидетеля.
Эх. Жаль, отравленных игл у меня с собой больше не было, иначе допрос прошел бы гораздо быстрее и проще. А горничная вместо того, чтобы трястись, икать и таращить на меня испуганные глаза, уже давно делилась бы подробностями этого гнусного и во всех смыслах грязного дела.
— Отвечай, — велел я, наклонившись ближе. А потом проникновенно добавил: — Иначе я сделаю так, что твоя душа будет проклята и отправится в царство теней навечно.
— Не надо! — в панике взвизгнула горничная, вжавшись в землю и тщетно пытаясь отползти. — Не надо… п-пожалуйста… я не х-хочу в царство теней!
— Тогда отвечай.
И только после этого она, рыдая и запинаясь, начала говорить…
На берег я вернулся спустя четверть часа, волоча за собой заливающуюся слезами девчонку. Убивать ее не имело смысла — эта идиотка даже сейчас не понимала, в чем ее вина, и искренне верила, что совершила доброе дело.
Одержимость матери сослужила ей плохую службу — девчонка, хоть и не была полной дурой, оказалась полностью зависима от матушки, легко внушаема и, как все внушаемые люди, инстинктивно искала того, кто мог бы скомпенсировать ее слабости и взять на себя ответственность за ее дальнейшую судьбу.
Именно таким человеком оказался Филипп Леман, который по возвращении в империю старательно искал способ добраться до отца и до сводной сестры. Выследить, очаровать, а затем и полностью подчинить себе юную горничную ему не составило никакого труда. Внушить ей, что хозяйка занимается греховным делом, провозя в страну контрабанду и тем самым помогая бандитам, тоже оказалось проще простого. О родственным связях, богатом наследстве и прочих деталях он, разумеется, умолчал. Им вроде как двигали благородные мотивы и стремление избавить этот мир от зла. Ну а когда Филипп познакомился с полоумной матушкой и обнаружил, что той управлять еще легче, чем дочуркой… когда в доме Лу после долгого перерыва вновь появился я… когда вместе со мной пришел непонятный и пугающий Нардис с его очевидно нечеловеческим прикусом… все рассказы Филиппа (а он знал о «тоннельщиках» до неприличия много) получили наглядное подтверждение, так что довольно скоро находящиеся в полной от него зависимости женщины были готовы на все, лишь бы избавить мир от порождений тьмы.
Для этого Филипп заранее снабдил их артефактами, амулетами, портальными маяками и вообще предоставил все необходимое для свершения богоугодного дела.
Правда, все должно было решиться еще прошлой ночью. Вместе с атакой на базы, лаборатории и схроны, вместе с захватом самого Лемана и уничтожением основного костяка его многочисленной команды. Филипп хотел одним ударом уничижить предателя-отца вместе со всеми, кто был тому дорог. Однако в последний момент явился Нардис и увел Лу в безопасное место, поэтому планы пришлось срочно менять.
К счастью для Лу, связаться с любовником девчонка смогла только ближе к вечеру — в почти пустом доме было много работы, других слуг Лу с собой не прихватила, так что мать с дочуркой постоянно находились на виду. Открыто выступить против госпожи ни одна, ни другая не рискнули — при всей своей хрупкости Лу умела за себя постоять и к тому же носила под платьем несколько артефактов, которые могли испортить настроение любому убийце. Да и за Ли постоянно присматривала, поэтому застать ее врасплох было непросто.
Когда эта информация дошла до Филиппа, он был до крайности недоволен, и какое-то время ему понадобилось для переоценки ситуации. Но в конце концов он решил, что расстояние ничего не меняет, да и отомстить сестре хотелось лично. А где это лучше сделать, как не в глухом лесу, где нет и не могло быть лишних свидетелей? Да еще тогда, когда одноразовый маячок для открытия неотслеживаемого портала имелся у горничной при себе?
Я, правда, подозревал, что одной Лу дело не закончится и поутру мы нашли бы в доме не один, а сразу три женских трупа плюс один детский, однако горничная верила своему избраннику безоговорочно. И сделала все именно так, как он приказал: сварила двойную порцию сонного зелья, опоила госпожу и ее маленькую дочь, приготовила портальный маячок, в нужное время его активировала одновременно с артефактом, делающим поместье недоступным для других порталов…
Однако Филипп так и не пришел. Они с матерью прождали его до самого рассвета. Несколько раз пытались связаться, однако и тут не преуспели — к переговорнику младший Леман так и не подошел. После этого мать заподозрила неладное. Велела дочери оттащить опоенную зельем хозяйку к озеру. После чего они вдвоем привязали к ее ногам тяжелый камень и скинули в воду.
Говорят, в старину именно так поступали с одержимыми и еретиками. Якобы вода как символическое воплощение силы светлых богинь смывала все грехи, а госпожа Луара, по мнению женщин, другой участи не заслужила.
— Что вы сделали с девочкой? — напоследок спросил я, хмуро оглядев сжавшуюся в комок горничную.
— Н-ничего. Спит у себя в комнате. Она же невинное дитя… а мы совсем не убийцы.
Не убийцы, говоришь?
Я только головой покачал, в который раз поражаясь про себя людской слепоте.
Как же легко смертные готовы обманывать других и особенно себя. Дабы не чувствовать угрызений совести, готовы придумывать самые невероятные оправдания. Божий промысел, борьба со злом, жертва во имя всего доброго и светлого, ради которого можно мучить, грабить и даже убивать… Интересно, есть ли предел человеческой глупости? И насколько далеко способен зайти человек в попытке оправдать свои слабости?
Порой мне казалось, они способны оправдать абсолютно все. Хотя иногда… очень редко… на моем пути все-таки попадались и те, кто был готов ответить не только за свои, но и за чужие ошибки. Причем и одни, и вторые внешне ничем друг от друга не отличались, так что я решительно не понимал, почему одни в попытках обелить себя были готовы врать, изворачиваться и убивать, тогда как другие, напротив, отдавали собственные жизни ради того, чтобы спасти кого-то другого.
Я размышлял об этом всю дорогу до озера, а когда вернулся и обнаружил, что Нардис с несчастным видом стоит у воды и держит на руках безвольно обмякшее женское тело в безнадежно мокрой ночной сорочке, у меня что-то неприятно царапнуло внутри.
— Вильгельм… — прошептал парень, подняв на меня отчаянно большие глаза. — Она… она не дышит!
— Мама! — вскрикнула тем временем горничная, разглядев лежащее у кромки леса второе тело. После чего рванулась особенно сильно и, оставив у меня в руке кусок собственного платья, помчалась к матери, крича по дороге: — Ты убил ее! Убил! Она была во всем права!
Я не стал ее разубеждать — судьба Лемана и его дочери волновала меня гораздо больше полоумной фанатички, поэтому я в мгновение ока оказался рядом с Нардисом. Однако Лу и впрямь не дышала. Ее сердце не билось. Кожа была смертельно бледной, а губы отчетливо посинели. Более того, за то время, что я отсутствовал, ее аура успела полностью угаснуть, хотя этого никак не могло… не должно было случиться!