Потерянное наследство тамплиера

Где-то глубоко, очень глубоко внутри она понимала, что это конец, но старалась гнать смурные мысли, уж очень болезненными они были.

— Вина купить? — поинтересовалась Мотя, вернув собеседницу в реальность.

— Все-таки скажи, что не так с клиенткой?

— Она сказала, что знает пароль. Услышав его, мы согласимся, — осторожно пробормотала Мотя, словно боясь следующего вопроса, но он все равно последовал.

— Что за чушь, что за шпионские игры? У нас нет никаких паролей, кто наговорил ей ерунды? Что хоть за пароль-то? — В телефонной трубке была тишина, Мотя тянула с ответом. — Матильда, — повысила голос Зинка, — какой пароль сказала мадам?

— Шеф, ты только не переживай, — попросила ее подруга.

— Я уже переживаю, и если ты будешь еще тянуть, меня вообще инфаркт хватит, — честно проинформировала о своем состоянии Зинка.

— Она сказала, — осторожно начала Мотя, словно боялась ляпнуть лишнее, — что ей надо продиктовать нам…

— Матильда! — не выдержав, прикрикнула.

— «Знаешь, Зинка, я против грусти», — Мотя выдохнула фразу так быстро, словно боялась сделать больно своей подруге.

Зинка медленно, словно гуляя, шла по огромному залу прилета аэропорта Шереметьево, но после Мотиных слов потолок словно нагнулся, стало тяжело дышать. Бросив телефон в сумочку, даже не отключив вызов, она выскочила на улицу и села на бордюр.

Так называл ее только дед, это был их пароль, это была их тайна. Короткая строчка из стихотворения Юлии Друниной «Зинка». Об этом знали еще три человека — Алексей, Матильда и Эндрю, когда-то ставшие невольными свидетелями их последнего разговора. Хотя разговором это было не назвать — с экрана телевизора говорил человек, которого уже месяц как не было в живых.

Полтора года назад деда не стало. Не стало единственного родного человека в жизни девушки. У нее, как и положено, были мама и папа, но в Зинкином случае только формально. Дед был в ее жизни всем — отцом, матерью, наставником и учителем. Все двадцать два года она жила под сиянием собственного солнца по имени Савелий Сергеевич Штольц. Полтора года назад это солнце потухло, и его до сих пор никто так и не смог заменить. Да что там заменить, никто не смог даже обычную лампочку включить. Зинка очень надеялась, что это будет Тимур, но, видимо, зря.

Уже после смерти деда она узнала о гениальном изобретении, системе «Дилетант», которую создал дед. Смысл ее был в том, что четыре правильно подобранных неподготовленных новичка могут раскрыть сложное преступление. Секрет успеха заключался в подборе дилетантов и их правильном сочетании друг с другом, а самое главное, в том, что у дилетантов был не замыленный шаблонами взгляд на расследование и оттого свежий и интересный. В команде работа разных психотипов давала поразительный эффект.

Сейчас Зинка продолжила дело, созданное дедом, с помощью Алексея и Эндрю усовершенствовав программу. Сарафанное радио работало хорошо. На закрытых приемах люди перешептывались об элитном детективном агентстве, которое никогда не допускает ошибок и распутывает даже самые сложные и безнадежные дела. Правда, и берут дорого, и принимают людей только по рекомендации, но результат стопроцентный.

Мир потихоньку возвращался, первая удушающая реакция стала отступать, вновь позволяя легким получать воздух, а голове размышлять.

— Мотя, ты еще на связи? — Вспомнив про подругу, Зинка вытащила из сумочки смартфон со светящимся экраном.

— Да, шеф, я здесь, — виновато ответила Матильда, словно была причастна к странным событиям, происходящим в «избе».

— Я буду пиццу, бургер и «Наполеон», — сказала она, придя в себя.

— Поняла, включаем режим повышенного страдания, — быстро сделала вывод Матильда, уже немного зная свою приятельницу и ее привычки.

— И вина возьми, — вздохнула та, — через час буду.

Все время, что она ехала из аэропорта в «избу», Зина думала, кто тот шутник, который так жестоко решил с ней поиграть. Где-то глубоко в душе уже затаилась мысль, даже не мысль — тайное желание. Нет, не желание, а невнятное и пугающее предположение, заставляющее сжиматься желудок и чаще биться сердце.

«А вдруг дед жив».

Магистр ордена тамплиеров Жак де Моле смотрел в окно. Как быстро и могущественно разросся их замок! После потери Иерусалимского храма именно Тампль стал сердцем и мозгом всего ордена. Когда-то Людовик VII выделил для молодого ордена бедных рыцарей Христа и храма Соломона участок на правом берегу реки. Тогда никто не предполагал, каким он станет, а потому сей подарок был по классическому «на тебе, Боже, что нам не гоже». Участок был болотистый и неказистый, теперь же благодаря трудолюбию, да и, чего скрывать, деньгам ордена тамплиеров это был город в городе. Пятидесятиметровая башня Тампля, из которой сейчас наблюдал за своими братьями магистр, и вовсе считалась самым высоким зданием в Париже. В центре замка красовалась церковь, выстроенная по образу Храма Гроба Господня в Иерусалиме, а вокруг него вовсю разрастался жилой район. Строились лавки, конторы, склады. Что-что, а торговать тамплиеры умели не хуже, чем воевать, и всякий, кто понимал это, старался быть как можно ближе к ордену. Ведь в сам орден вход был не для каждого.

Да, здесь приветствовались равенство и братство, но стать одним из тамплиеров мог только избранный. Одни это заслуживали в бою, другие умом, но были и такие, которые заслуживали это гордое звание своей жизнью. Таким был и Андре де Бланшфор, честный и справедливый, смелый и бесстрашный, а главное, он был готов защищать веру с оружием в руках, что доказывал не раз на деле. В ордене не очень приветствовались люди, имеющие семью, но Андре, несмотря на то, что у него были жена и трое сыновей, доказал свое право называться бедным рыцарем и получил свой коричневый плащ по праву. Белый же позволялся только рыцарям, давшим обет послушания, целибата и бедности.

Жак дружил с Андре простой человеческой дружбой, невзирая на свое звание и братство. Он видел в нем настоящего рыцаря с такими качествами души, каких сейчас не хватало уже многим членам ордена, и потому очень тяжело воспринял его уход. Это была еще и личная потеря, которая унесла частицу его души. Возможно, поэтому, когда Жаку стал необходим проверенный человек, он вспомнил о супруге дорогого друга — Эрменгарде де Бланшфор.