Страница 12 из 15
— Да ты что? — Мотя немного переигрывала в восторгах, и это вызвало очередной удар по лбу Алексея Владимировича.
— Да что вы, — смутился Эндрю, — это только звучит красиво, на самом деле скучная и совсем не интересная работа.
— А почему у тебя такое странное имя? — Матильда словно забыла, зачем они здесь, и, как ребенок, интересовалась абсолютно всем.
— Не хотелось бы прерывать ваш клуб по интересам, но, боюсь, полчаса сейчас закончатся, — Алексея бесила эта дама, ее манера одеваться и краситься, ее грязная речь, он таких просто презирал, но ее привычка постоянно говорить, причем исключительно глупости, выводила его из себя окончательно. Бедному Алексею пришлось собрать всю силу воли, чтоб снова не нахамить ей.
— Действительно, пора принимать решение, — поддержала его Зинка. — Я скажу свое мнение, я — за, последнюю волю деда я хочу исполнить. Он тот человек, которому я доверяла всю свою жизнь больше, чем самой себе, и не вижу оснований не делать этого сейчас.
— Думаешь, не подставит нас твой дед? — задумчиво спросила Мотя и, как всегда не дожидаясь ответа, продолжила: — Ну хорошо, я в деле. — Она стукнула ладонью по столу, видимо забыв про больной палец. — Да чтоб тебя, — громко закричала и, сморщившись от боли, сказала: — Я согласна, мне деньги не помешают.
— Я тоже за, — улыбнувшись и сразу действительно став похожим на Гарри Поттера, сказал Эндрю. — Я так устал от простых решений, что мне очень хочется сложных задач. И я думаю, Савелий Сергеевич мне их устроит.
Остался только Алексей, три пары глаз повернулись к нему и впились, как клинки, понимая, что от его решения сейчас зависит, состоятся ли приключения и деньги, и будет ли выполнена последняя воля деда. Тот долго молчал, вздыхал, переводил взгляд с одного на другого и наконец решился:
— Я не знаю, о чем думал Савелий Сергеевич, собирая такую странную компанию, я вообще не верю, что мы способны хоть на что-то. Еще год назад я бы плюнул всем вам в лицо и, хохоча, ушел в закат, да что я говорю, я просто бы здесь не появился, но сейчас я в такой жизненной ситуации, когда у меня нет выбора. Поэтому я в деле, — и, схватившись за голову, закончил: — Господи, только бы Савелий Сергеевич не сошел с ума перед смертью.
— Его сбила машина, — тихо сказала Зинка, как бы успокаивая его.
— Что? — поднял на нее глаза Алексей, не понимая, о чем она.
— Ну, я о том, что он с мозгами до последнего дружил, — неловко защищала деда Зинка.
Сложное решение было принято, нотариус, выслушав всех, дал подписать каждому договор найма работника на разовые работы и включил запись вновь. На экране дед с кружкой дымящегося кофе вновь поприветствовал их:
— Ну что, друзья мои, я был уверен в вашем выборе, — и с гордостью добавил: — Все-таки я неплохой психолог, и моя система работает. Ах да, вы же не в курсе. Ну, тогда слушайте.
Эта история начиналась в далеком девяносто третьем году, страна разваливалась, а вместе с ней и вся система образования, милиция, медицина. Мы с моим другом детства Геннадием Петровым сидим и пьем на кухне. Зинки моей еще и в проекте не было, а дочка с мужем живут в общаге. Я, одинокий вдовец с кучей регалий и научных степеней, перебиваюсь с хлеба на воду, и мне больно смотреть, как моя страна летит в тартарары. Генка тоже человек с историей, он служит в милиции начальником оперативного отдела и со страхом смотрит на то, как растет криминал. Под бутылочку белой и наши вздохи о погибающей стране я рассказываю Генке свою новейшую методику, которую разрабатывал последние десять лет и которую прикрыли из-за отсутствия финансирования. Не потому, что это ему было интересно, просто жалуюсь на судьбу, как принято у нас в России делать это на кухне под рюмку водки. Разработка моя называлась «Дилетанты», я рассчитывал такую теорию, что, если найти четырех подходящих друг другу по психотипу людей, каждого своей направленности, и поставить им задачу в сфере, к которой они не имеют никакого отношения, они решат ее на все сто процентов. В теории самое главное — это полная совместимость и дополняемость дилетантов. Естественно, если просто взять четырех разных людей с улицы, ничего не выйдет, их необходимо тщательно подбирать. Вот именно такую систему подбора дилетантов я и разрабатывал десять лет с группой ученых. Мне уже показалось, что у нас стало получаться, как научный институт закрыли вместе со всеми наработками. Генка тогда посмеялся надо мной, но я попытался ему объяснить, что самое главное — это правильно подобрать людей в группу, как индивиды они ничего особенного не представляют, а вот в совокупности из дилетантов превращаются в профессионалов. Я искренне считал, что моя система в будущем может стоить миллионы, а открытие достойно Нобелевской премии. На том умные разговоры закончились и начались мужские разговоры о женщинах. Но через неделю история получила продолжение. Вечером и уже без бутылки заглянул ко мне Генка и сразу начал с места в карьер:
— А будет ли твоя теория работать на задаче расследования преступлений?
Я не знал, как ему ответить, ведь такая задача просто не ставилась, но поработать согласился. Не буду, дорогие мои, сейчас вдаваться в подробности наших экспериментов, просто прошу поверить, что их было много. У Генки оказалось развито чутье, и мы вдвоем довели программу до совершенства. Друга моего убили в девяносто пятом бандиты, и тогда я остался с программой один на один. Разработанная нами система могла подбирать людей, которые распутывали любые самые сложные преступления. Первым моим клиентом стал Генкин друг, на тот момент большой бизнесмен, он был в курсе наших разработок и попросил меня об одолжении. В его фирме кто-то воровал, причем очень профессионально — ни свидетелей, ни отпечатков, ни даже тени на камерах. Просто в магазинах пропадала выручка. Мои подопечные вычислили преступника за три дня, да там было несложно, но молва пошла. Нет ничего лучше, чем сарафанное радио. Ко мне обращались по рекомендациям и только за большие деньги. Кстати, Зин, те деньги, на которые мы с тобой кутили все время, — это выручка от моих успешных операций, твоя непутевая мама никогда не присылала денег, кукушка она, — вздохнул дед, — хоть и дочь мне. Прошу, не будь никогда на нее похожа — это против человеческой природы, когда у тебя нет любви и нежности к своему ребенку. Это значит, с человеком что-то не так, чего-то не хватает в его сборке, производственный брак. И мне грустно оттого, что этот брак мой.