Страница 65 из 93
Солнце палило нещадно, первый привал пришлось устроить на полпути к вершине — на территории монастыря XV века. В полном уединении и покое она любовалась церквушкой со старинными фресками и наслаждалась уютом внутреннего дворика с колоннами по периметру сада с журчащими фонтанами. Отсюда открывался отличный вид на город, а режущую слух тишину нарушал только бурлящий голос спортивного комментатора, доносящийся из карманного радиоприемника садовника, копошащегося неподалеку. Среди этих многовековых расписанных стен ее посетило ощущение таинства и сакральности, которое казалось непостижимым в набитой до краев туристами Сикстинской капелле, где сотни шепотов сливались в один ровный гул.
Продолжив подъем, она набрела на маяк — подарок Риму от итальянских эмигрантов из Аргентины. В путеводителе было написано, что ночью там загорается фонарь. Отсюда рукой подать до Пьяцца Гарибальди с ее открыточным видом на Вечный город.
Все те же три американские туристки, две парочки родителей с малышами, гоняющими голубей по площади, и тишина…
И огромное количество разбросанного мусора.
Холм окружен великолепными виллами. Надя пообещала себе, что настанет день, когда она вернется сюда специально, чтобы осмотреть римские резиденции, только уже не одна. А пока она наслаждалась видом здания посольства Финляндии и невероятной красотой фонтана Аква Паола. Монументальная конструкция из белого мрамора с массивным бассейном, наполненным нежно-голубой водой — настоящее сокровище холма и конечная точка одного из знаменитых римских акведуков.
Обойдя фонтан справа, Надя увидела сад, но он, к сожалению, был закрыт. Она улыбнулась очередному поводу вернуться и присела на ступеньки в тени, чтобы отдохнуть и заняться тем, чем не занималась очень давно, — помечтать.
День перевалил за половину, когда Надя спустилась с холма к небольшой площади, на которой очень кстати для проголодавшихся туристов раскинулся фермерский рынок. Она набрала клубники, груш и попросила порезать дыню, аромат которой был столь густым, что, казалось, можно насытиться одним только им. Она помыла фрукты водой из питьевого фонтанчика, устроилась на перекус прямо на площади и принялась наблюдать за итальянцами, медленно стекающимися в траттории на обед.
Осмотр Трастевере она начала с тихой и спокойной восточной части. Очарованная старыми домиками со ставнями и извилистыми улочками, Надя фиксировала в памяти каждую мелочь, сперва даже не осознавая, для чего. Да ведь для того, чтобы рассказать кому-нибудь обо всем увиденном, например, Дэну! Откуда возникло это странное желание, давно забытая волнующая потребность делиться яркими впечатлениями с кем-то, кто дорог сердцу?
Для обеда она выбрала тратторию, решившись впервые за время пребывания в Риме попробовать итальянскую пасту.
После трапезы она направилась в сердце Трастевере, которое бьется неистово, а мелкая сеть улочек, тупиков и переулков закручивает вокруг него целую кровеносную систему. Как она ни пыталась ускорить шаг, у нее это не получалось — сложно было удержаться, чтобы не смотреть вверх, туда, где приоткрытые синие ставни выпускают рвущийся на свободу кружевной желтоватый тюль; туда, где синьора с черными, упругими, как матрасные пружины, кудрями, облокотившись на подоконник и подперев одной рукой подбородок, а во второй держа дымящуюся сигарету, высунулась из окна и громко обсуждает что-то со стоящим внизу, у входа в небольшой темный бар, Маурисио. Именно здесь Надя вспомнила, что ее телефон может служить и фотоаппаратом. Из-за каждого угла, из каждой двери, из каждого окна на нее смотрело что-нибудь удивительное, чего она не могла позволить себе впоследствии забыть. Она шла, поворачиваясь вокруг своей оси, словно волчок, и снимала все вокруг, терялась в лабиринтах и находила себя на тех же улицах, где уже проходила несколько минут назад.
Она начала обращать внимание на заинтересованные взгляды прохожих, обращенные на нее. Вернулось осознание собственной привлекательности, которую сегодня она невольно подчеркнула черным топом с глубоким вырезом, пышной легкой юбкой и старой малиновой помадой, которую бездумно бросила в косметичку в процессе спешных сборов. Темные распущенные волосы блестели благодаря местной воде. Она потряхивала кудрями чаще обычного и непривычно растягивала губы в улыбку.
Порой ее подхватывало течение какой-нибудь неспешно прогуливающейся кучки людей. Гуляющие рассматривали каждый дом, протискивались сквозь узкие улочки, заставленные столиками кафе и баров, прилавками уличных торговцев и мотоциклами, и несли, несли Надю на своей волне.
Ближе к вечеру все активно принялись занимать места в лучшем зрительном зале на свете — на летней веранде, — что закономерно для района, давно зарекомендовавшего себя как центр барной и ночной жизни итальянской столицы. Но Надя не собиралась задерживаться дотемна. Опьяненная красотами и новыми впечатлениями, она хотела поскорее вернуться в свои просторные апартаменты, забраться с ногами в кресло у открытого окна, заранее припася бокал вина и пачку сигарет, и, пересматривая фотографии, смаковать детали. Пожалуй, она даже запишет в заметках телефона впечатления о сегодняшней прогулке.
Покидая Трастевере, она думала о том, насколько он не похож на остальные районы Рима. Здесь нет имперской напыщенности, исторической значимости, больших древних развалин и монументов, экскурсионных автобусов, огромных открытых пространств. В течение многих веков этот район был окраиной, и он до сих пор хранит в себе шарм и обаяние деревенской простоты и свободы; безлюдные переулки, в которых из открытых окон доносится шум работающего пылесоса; шумные, бурлящие, как могучие воды Тибра, улицы, наполненные потоками людей; и микроскопические площади, на которых длинноволосые уличные музыканты в кожанках на голое тело радуют зевак рок-концертами в лучах мягкого, заходящего за вершины римских горизонтов солнца.
Уходя, она все еще продолжала фотографировать на телефон рыжие с белыми подпалинами стены, граффити, цветные деревянные двери, причудливые металлические почтовые ящики, плющ, прячущий дома под зеленым покрывалом, и красные «Фиаты», стремительно влетавшие в кадр.