Страница 47 из 93
Эля разрывалась между желанием полистать книги, которым посчастливилось поселиться на этих полках, желанием выйти на кованный из железа балкон и взглянуть на город, скрывающийся за колышущейся занавеской, и желанием осмотреть остальные комнаты. В минуты такого воодушевления забываешь про сон, про голод и даже про нарастающее желание сходить в туалет, возникшее еще в аэропорту.
Еще одна небольшая комната оранжевого цвета. Напротив — дверь в туалет и ванную.
Дальше по коридору — дверь в комнату попросторнее, где стены выкрашены в светло- и темно-сиреневый оттенки. Под потолком крутятся лопасти большого вентилятора. В этой комнате есть отдельная гардеробная и еще один санузел с душевой кабинкой. Нонна сказала ей обустроиться именно в сиреневой комнате, Эля не могла перепутать. Значит, подруга уступила ей свою большую кровать. Все лучшее — гостье!
Прежде чем утонуть в прохладном покрывале, Эля поддалась еще одному соблазну — гардеробной. Здесь далеко не все принадлежало Нонне. Проще говоря, ровным счетом ничего. Сдавая квартиру на небольшой срок, американцы не потрудились избавить ее от своих вещей, даже от одежды и предметов личной гигиены — на полочках и в ящичках в ванной Эля нашла упаковки с ватными палочками, запасы прокладок, тампонов, различных ваток, новых комплектов резинок для волос и, само собой, дюжину новых зубных щеток. Всем этим добром жильцы могли свободно пользоваться. А вот на гардероб можно было только поглазеть. Но и в этом было что-то магическое — окинуть взглядом наряды совершенно незнакомой женщины, которая всю жизнь жила по ту сторону земного шара, и невольно вдохнуть ее запах.
Времени на раскачку совсем не было — галерея открывалась уже завтра. Поэтому ужин с Нонной в изысканном ресторанчике в центре Манхэттена максимально настроил ее на нужный лад. Домой они вернулись вместе и долго пили вино в уютной гостиной с бордово-желтыми стенами, которые придавали вечернему освещению особый уют и таинственность.
На следующий день скучать было вообще некогда. Эля отправилась вместе с Нонной готовить галерею к открытию и впервые увидела свое полотно, обрамленное в лаконичную тонкую рамку.
А еще она впервые встретила Мишель, но в суете подготовки не успела с ней толком пообщаться. Однако все последующие часы при каждом удобном случае любовалась ее манерой ловко руководить процессом и наслаждалась ее размеренной и складной речью.
Мишель целый день не выпускала сигарету из смуглых, унизанных различной формы и конфигурации кольцами, пальцев. Запах, пропитавший стены галереи и картины, позволял заключить, что одним лишь табаком состав ее курева не ограничивался.
Нонна заметно нервничала. Незадолго до открытия галереи она решительно выставила всех, включая соосновательницу выставки, во внутренний дворик и раскрыла настежь все окна, чтобы как следует проветрить. В отличие от расслабившейся к моменту открытия выставки Мишель, Эля и Нонна позволили себе взять в руки бокалы с шампанским, только когда начали подтягиваться первые гости. Эля упивалась атмосферой подготовки, суетой Нонны и других участников процесса: эпатажного азиата, отвечающего за пиар, лысого холеного чернокожего, настраивающего свет и музыку, и приглашенных официантов, раскладывающих канапе на блестящих подносах.
Десятки людей, с наступлением темноты вплывшие в залитую приглушенным светом галерею, стали для Эли своеобразным уютным одеялом из ярких образов, многоголосия и акцентов. Она закружилась в хороводе поверхностных знакомств и комплиментов. Таблетка под названием Нью-Йорк стремительно таяла у нее под языком.
Так получилось, что Мика был единственным обладателем американской визы среди сотрудников телеканала. В свое время он достаточно много путешествовал по США благодаря отцу, который иммигрировал в штаты в начале девяностых годов прошлого века и плотно обосновался в Сан-Франциско. Мика уже лет пять не навещал его, но визу продлевал, чтобы не пришлось тратить время на собеседование, если вдруг приспичит посетить Новый Свет. К тому же он всегда втайне гордился своей мобильностью, которую ему обеспечивала виза, и в глубине души надеялся, что его отправят в США по работе.
И вот момент настал: канал получил аккредитацию на съемку сюжета о нью-йоркских каскадерах. Это леденящее кровь мероприятие ежегодно собирало огромную толпу зрителей и прессы со всех уголков мира. Мике предложили отправиться в одиночку с оборудованием и, так уж и быть, воспользоваться услугами местного внештатного корреспондента для записи стендапов и интервью. Но Мика с несвойственной ему решительностью заявил, что справится сам, при помощи штатива. Продюсеры несказанно обрадовались инициативе скромного оператора: в кадре сюжета будет не кто-то чужой, а их коллега, действующий сотрудник московского офиса телеканала.
Мика много лет мечтал посетить Нью-Йорк и другие города Восточного побережья, но вечно ограниченные финансы позволяли ему перемещаться только по Калифорнии. А он тяготел к небоскребам, к большим шумным суетливым городам, где очень легко затеряться, почувствовать себя песчинкой, маленьким элементом большой, пышущей насыщенной жизнью системы. Быть может, поэтому он, не раздумывая, и поселился на Садовом. Хотя никаких небоскребов там и нет.
Очарование небоскребами объяснялось еще и тем, что Мику в детстве потрясла история французского уличного канатоходца Филиппа Пети, который прославился на весь мир после того, как без всякой страховки прошел по канату, натянутому между башнями-близнецами Всемирного торгового центра в Нью-Йорке на высоте более четырехсот метров. Собственно, соревнования каскадеров, которые предстояло освещать Мике, были учреждены отчасти в память о его выдающемся подвиге. Мика десятки раз представлял себя то на месте бесстрашного героя, возвышающегося над городом и обдуваемого потоками поднебесного ветра, то на месте трепещущих зрителей, устремляющих взгляды вверх и вынужденных усмирять биение собственных сердец. Через несколько дней его самые смелые фантазии воплотятся в жизнь. Он окажется в городе мечты, да еще и в числе зрителей — журналистов, не только наблюдающих, но и освещающих остальным значимое и зрелищное событие.