Другая сестра

Круг Первый. Преступление

Танцовщица обнажила молодую упругую грудь. Маленький, расшитый сверкающими стразами и разноцветными пайетками лиф приземлился прямо под носом у троих скучающих, несмотря на атмосферу оживленного веселья, мужчин.

— Это не стрипбар, а какой-то притон, — недовольно поморщился Мика, оглядываясь по сторонам.

В недостаточно темном для происходящего действа углу, на обшитом фиолетовым бархатом диване расположился мужчина средних лет в дорогом костюме. Его подбородок был неестественно задран вверх и подрагивал от напряжения. Одной рукой он пытался ослабить галстук, второй — придерживал за волосы взлохмаченную женскую голову, ритмично двигавшуюся в районе его ширинки.

— Одними танцами никого не удивишь, — философски заметил Вэл и опрокинул в себя стопку текилы. — Как насчет выпустить пар?

— Теоретически почему бы и нет? — поддержал товарища Дэн.

— Очкарик, ты, как всегда, теоретик, блин, — Вэл по-доброму похлопал товарища по плечу.

— Потому что ты женат. Практически, — напомнил Мика изрядно перебравшему Дэну. — И вообще, успокойтесь, нам это не по карману. Нас бы даже на порог этого заведения не пустили, если бы не Палыч.

— Кстати, куда он подевался? — огляделся Дэн.

— Судя по тому, какая пышногрудая мадама строила ему глазки, он уже на седьмом небе, — усмехнулся Вэл и пододвинул к каждому по стопке с прозрачной жидкостью. — За Григория Палыча! Пусть босс будет здоров и добр к нам!

Мужчины синхронно выпили.

Танцовщица с пшенично-рыжими волосами приблизилась к их столику и выполнила несколько соблазнительных приседаний в танце, широко разводя колени. Дэн приспустил очки и нырнул взглядом прямо туда, где в ее плоть жадно впилась тонкая полоска трусиков. Мика бесцеремонно взял его за подбородок кончиками пальцев и отвернул от девушки.

— Не будь занудой, Мик! Надя мне уже полгода не дает.

— Не будь уродом, она беременна.

Дэн закатил глаза.

— Это моя карма. А все, что происходит здесь, не имеет ничего общего с изменой, — Дэн обиженно, детским жестом, поправил очки. — Ты вообще свободен с недавнего времени, насколько я помню.

— Свободен, — Мика нервно почесал щеку и убрал выбившуюся прядь волос за ухо, — но все равно у меня нет таких денег. А если бы и были, я бы отдал их на благотворительность.

— А как же премиальные от шефа в честь юбилея? — подмигнул Вэл.

— С Элей я больше не живу, так что потрачу эти деньги на аренду комнаты, — нашелся Мика.

Откуда ни возьмись нарисовался Палыч — виновник торжества:

— Эй, друзья, чего грустите? Грех! Грех унывать в такой вечер! Посмотрите вокруг! Вы педики, что ли?

— Палыч! — Вэл по-братски опустил свою увесистую волосатую руку на плечо невысокого и щуплого по сравнению с ним, именинника. — Ты-то чего до сих пор не расчехлился?

Вэл обладает специфическим характером, ему по барабану, кто перед ним — непосредственный начальник ли, владелец ли канала, на котором он трудится, или сам президент. Он похлопает человека по плечу, тут же перейдет на «ты», пошутит и расскажет пошлый анекдот. Но ничто из этого не вызывает отторжения у собеседников, настолько Вэл органичен во всех своих проявлениях. Двухметровый добряк и балагур, обидеться на него практически невозможно. Он говорит то, что думает, не тратя времени на подбор удобных слов. Он не скован условностями. Он озвучивает то, о чем молчат остальные. Он — глас народа, застывшего в нерешительности. И если в помещение зайдет кто-то с расстегнутой ширинкой, Вэл будет первым, кто без колебания ему об этом сообщит, а заодно разрядит обстановку.

Именно благодаря этому коммуникативному навыку Палыч взял Вэла на работу, закрыв глаза на его скромный опыт. А когда Вэл подтянул еще двух своих друзей, Дэна и Мику, Палыч обеспечил работой и их.

— Валян, знаешь, ты мне как брат. Хочу, чтобы ты и твои друзья в эту ночь оторвались по полной. А за меня не переживайте, я свое доберу еще сегодня. Эй! — Палыч сложил напряженные губы в трубочку и свистнул официантке, верхняя часть тела которой не была прикрыта ничем, кроме тонких ремешков, только лишь очерчивавших силуэт возможной одежды. — Повтори всем по две! То же, что и мне!

Через минуту на столике перед мужчинами оказался поднос, уставленный шотами с зеленоватой жидкостью.

— Абсент? — уточнил Дэн. — Я пас. У меня аллергия на полынь.

— Лучше, братан! — с гордостью объявил именинник. — Не будь занудой, уснешь и пропустишь все веселье. Давай хватай — и до дна! После такого вы отсюда выйдете исключительно с разряженными обоймами. Давайте, пацаны! Не чокаясь только — сорок лет все-таки.

— Вот, вовремя вспомнил. Ты уже все проклятия собрал, согрешил где только можно, и мы вместе с тобой. Не приключилось бы чего! Давай, будь здоров, — Вэл смачно врезался своей рюмкой в рюмку Палыча.

— Что за суеверия? Расслабьтесь…

Он не договорил, потому что к нему прильнула очередная бесстыжая девка с розовыми волосами, потянула за рукав и игриво улыбнулась остальной троице. Палыч подался к ней и, удаляясь, крикнул полуголой официантке:

— Лиззи, повтори пацанам! За мой счет.

Часа через полтора зал немного опустел. Как и стопки, выстроившиеся батареей перед тремя изрядно захмелевшими приятелями. Рыжая танцовщица уже лениво, без прежней прыти, крутилась вокруг шеста, как будто вконец разочаровавшись в объектах своего сегодняшнего внимания.

— Пацаны, я пойду, — эти слова из уст шатающегося Мики выглядели бравадой.

— Подожди, из этой глуши поедем вместе.

— Только раздразнились! — обидчиво выпятил вперед нижнюю губу Дэн.

Вэл ободряюще притянул Дэна к себе, зажав его шею сгибом своего могучего локтя:

— У тебя хоть Надежда дома, а нам с Миханом и податься некуда.

— Она не дает. Говорит, врачи запретили.

— Ну, я и говорю — есть надежда! Ты же сам медик. Врачи просто перестраховываются в таких случаях, я слышал.

— Я психолог! Когда ты поймешь разницу? — Дэн высвободился и недовольно поджал губы, оглядываясь по сторонам.

В этот момент вплотную к Вэлу приблизился сотрудник заведения. Мика издал едва заметный выдох облегчения: наконец-то их отсюда попросили.

Но победоносный взгляд Вэла не сулил ничего хорошего. Он запустил руку в задний карман джинсов, выудил оттуда две смятые пятитысячные купюры и залихватски выложил их на блестящий, липкий от мокрых разводов столик.