Страница 14 из 19
— Кроме того, — продолжает он, не реагируя на мои ремарки, — характерной деталью шотландского виски, например, с винокурни Caol Ila, считается торфяной дымный привкус. Выдерживается он, кстати, двенадцать лет в бочках из-под бурбона. Вкус дымка в виски достигается подсушиванием солода на торфе, но в нашем случае, это может быть и сушка на дровах и на угле. Также можем обжигать дубовые бочки изнутри… Именно эти нюансы и придают напитку сортовые марочные оттенки, понимаете? Но одна из главных особенностей хорошего виски — это старые бочки из-под вин типа мадеры…
— Павел Петрович, вы же доктор, правда? Не то, что мы с Юрием Платоновичем. Вот и он подъехал, кстати. Ну, и изобретите революционный метод, придумайте, как имитировать вкус бочки от мадеры и двенадцатилетнюю выдержку. А Ольга Фёдоровна вам поможет. У неё практика ого-го, но вы и сами, наверное, знаете.
Я иду к двери, чтобы выйти навстречу Большаку.
— Погодите, молодой человек, — не отпускает он меня. — Ещё про коньяк хочу сказать.
— Коньяк здесь производить не планируем, — отвечаю я немного нетерпеливо.
— Но вы не знаете, в Узбекистане существует отличный коньяк.
— Да ладно, док, его же пить невозможно!
— Ординарный — да, а вот КВ намного лучше армянского. Его правда не так много производят, но в другие республики вроде не гонят. Его можно почти безо всякой доработки выдавать за французский. Немного подержать в старых бочках и купажировать с иными коньячными материалами.
— Двенадцать лет подержать?
— Нет, конечно, можно иначе подойти к проблеме, — задумывается он.
— Слушайте, док, — говорю я. — Академиком я вас назначить не смогу, но зарплату, как у академика пообещать в состоянии. Плюс тринадцатая, плюс премии. Работайте.
— Всем привет, — восклицает Платоныч, входя в контору. — О чём диспут?
— О высоких технологиях, дядя Юра, — кривлюсь я.
Плечо дёргает.
— Ну давайте, докладывайте.
Ольга повторяет то, что говорила мне, добавляя пару деталей.
— Надо в милицию заявлять, — резюмирует она.
— Юрий Платоныч, поехали, а? — взываю я. — Старые раны ноют, спасу нет.
— Ладно, Ольга Фёдоровна, подумаем, что делать. Пожалуйста, никому ни слова, хорошо?
— А ты как здесь оказался? — спрашивает Платоныч, когда мы садимся в машину. — Ольга что ли позвонила?
— Не совсем…
Я рассказываю.
— Блин, капец, — говорит он, когда я заканчиваю. — Правильно сказал?
— Правильно, дядя Юра, ещё и жесть, можно сказать и наезд.
— Жесть, — соглашается он. — Ну, и что делать будем? Может Баранова привлечь?
— Одного Баранова на всю шайку? Недостоверно выйдет. Не поверят. Даже, если я ещё Гену возьму, всё равно не поверит.
— Куренкова не предлагаю…
— Ну да, он же маски-шоу не будет устраивать ради этого дела. Над ним тоже начальство.
— Что за шоу?
— Ну, работа спецназа. У них такие балаклавы на головах, маски. Как у сварщиков, только чёрные. Будет в конце восьмидесятых такая передача по ящику, «Маски-шоу», вот и прилипнет название. Налётов спецназовских много будет, сам увидишь.
Он головой качает.
— Куда движемся… Такое чувство, что в пропасть…
— Ничего, мы что-нибудь придумаем.
— Давай придумаем, что с этим козлищем делать. Очень не хотелось бы, чтобы шумиха поднялась. Надо всё по-тихому.
— Это да, — соглашаюсь я. — Шумиху нам не надо. А вот составить список тех, кто в курсе наших дел, не помешало бы.
— Да всех по пальцам пересчитать можно, — пожимает он плечами.
Мы молчим некоторое время.
— Понимаю, — говорит он, прерывая молчание, — тебе не хочется, но, кажется, ничего другого не остаётся.
— Ты про Цвета что ли?
Он кивает.
— Блин, Платоныч, ну ты что, это вообще не вариант. Ты пойми, дела с ним делать — это одно, а вот под его защитой оказаться — совсем другое. Если я попрошу его сказать Корнею, что этот бизнес его, то всё, партнёрству конец. Я сразу стану его вассалом, собственностью.
— Ну с казино же ты этого не боишься.
— В казино мы сразу вложились, как партнёры, а тут другое дело. Я его в акционеры не звал, говорил только, что будем ему давать товар на реализацию. Всё. Если дать слабину, он нас сожрёт. Для тебя есть принципиальная разница под кого ложиться, под него или под Корнея?
— Да, ты прав…
— Сами будем решать. Сами… До завтра ещё подумаем, а там уж примем решение, лады?
Он кивает и останавливает машину у моего подъезда.
— Зайдёшь?
— Нет, надо ещё на работу вернуться, — отказывается он.
— Ну ладно. Что там по Трыне? Ничего твой юрист не узнал?
— Ну, там всё чётко по закону, ничего не оспорить. Будет суд, отца, скорее всего, прав лишат. Тогда уже можно будет как-то попытаться договориться, чтобы его к нам перевели поближе.
— То есть в любом случае детдом?
— Ну, да, в любом.
— Блин… Жесть, Платоныч.
— Жесть, Егор, жесть. Но мы прорвёмся, так ведь?
Постараемся, да…
Я захожу домой и сталкиваюсь с отцом.
— Ты где был? — недовольно спрашивает он.
— Так у врача же, — делаю я невинные глаза.
— Четыре часа что ли? Ты вон посмотри на себя, белый, как полотно. — Соседка сказала, ты на маршрутке уехал.
— Пап, да всё нормально, — пытаюсь я его успокоить и собираю всю волю в кулак, чтобы выглядеть хоть немного лучше разорванной Тузиком грелки. — А ты чего так рано вернулся?
— Раньше отпустили. Сегодня пенсионеров провожали. Скачкова твоего выпнули, между прочим. Он-то думал поработать ещё несколько лет, но чьего-то сынка надо было пристроить, похоже…
Надо с ним встретиться, переговорить. Без дела он у меня не останется, главное, чтоб Новицкая не кинула… Надо к ней сходить завтра… Да, надо… Надо… Надо…
Я лежу на диване и глажу ворчащего Раджа между ушей. Чуешь, брателло, что худо мне? Чуешь, да…
И вдруг, будто молния мелькает перед глазами. Я резко сажусь на диване. Есть решение. Не могу сказать, что оно не такое уж очевидное, и не могу сказать, что полностью в нём уверен, но по-другому, видимо ничего не сделать. И, всё-таки, Цвет. Из всех зол нужно выбрать меньшее.
Я встаю и подхожу к телефону. Набираю секретный номер.
— Это Бро, — говорю я и кладу трубку на рычаг.
Стою у тумбочки и жду, когда зазвонит телефон. Проходит около пяти минут и раздаётся звонок. Я подношу трубку к уху.
— Алё? — после небольшой паузы говорит Цвет.
— Привет, — отвечаю я.
— Здорово. Чего хотел?