Страница 4 из 40
Иногда я задумывалась, кто виноват в том, что наша жизнь сложилась именно таким образом? Возможно, я слишком драматизирую всё? Ведь люди живут намного хуже… Я должна быть благодарна хотя бы за то, что имею.
Мысли вихрем уносят меня в прошлое, в те дни, когда я была безгранично счастлива. Когда мой отец называл меня «Им пучур кянк» (моя маленькая жизнь), принося с собой после работы кучу сладостей. Его теплая улыбка придавала мне столько сил, что я готова была свернуть горы ради неё. Папина дочка — таков мой диагноз. Это не значит, что я любила маму меньше. Или, что отец любил меня больше брата. Просто у нас с ним была особенная связь, и многие говорили, что я на него очень похожа. Это честь для меня.
Быть вдали от него — невыносимая мука. Вот уже три года… Боль пронзает сердце при каждом воспоминании о нём. Я не осмеливаюсь поехать к нему. Я боюсь увидеть, во что он превратился. Меня окутывает страх, я дрожу от осознания того, насколько ничтожной дочерью оказалась в конечном итоге… Пламя самобичевания день за днем сжигает моё нутро. Я задыхаюсь от тяжести этой ломки.
Прости меня, папа. Но я не могу…
Я не заводила длительных знакомств со своими ученицами, ведь так было проще. То и дело кто — то из них мог потом узнать меня где — нибудь во время публичных выступлений, улучив во лжи. Ведь в танцевальной студии никто не знал, что у меня есть второе имя — Багира. А заказчики не знали моего настоящего имени — Венера. Схема достаточно запутанная и выглядит несколько сомнительно, но это спасало меня от лишних вопросов в течение этих лет, поэтому я продолжала жить так. Я понимала, что глупо скрывать своё имя, потому что я жила здесь с самого рождения, в этом городе у меня было и есть много родственников и знакомых, и любой совершенно случайно через пятые — десятые руки мог узнать, как меня зовут. Но так реально всегда было легче. Чем меньше распространяешься — тем в большей безопасности себя чувствуешь. Я всегда находилась в тени. Моя замкнутость была своеобразным щитом.
Я хотела скрыть от своих родственников и от семьи тот факт, что уже давно выступаю на публике. Об этом официально никто не знал. Может, кто — то и догадывался, но вслух никто не говорил. Все считали, что я только преподаю. Так оно и было. Но два года назад, поняв, что этих денег недостаточно, я стала брать заказы на выступления. И прятаться под вуалью, избегая лишних вопросов и сплетен.
Когда — то мой отец был очень уважаемым и известным человеком среди нашей диаспоры. Бизнес его расцветал, он никому и никогда не отказывал в помощи. Но всё хорошее когда — нибудь заканчивается, как нам внушают. И с ним случилось то же, что и с сотнями тысяч предпринимателей, не сумевших выкарабкаться после девяностых. Жизнь поставила моего отца на колени. И он больше не смог подняться на ноги.
Я не оправдываю себя. Но танец — единственное, что я умела на тот момент. И только он мог помочь мне заработать. Я не жалею и не стыжусь того, что делала.
Но это не имеет отношения к тому, что я пыталась скрыть свою личность. Эта необходимость была продиктована, скорее, желанием не опозорить семью. Ведь именно позором это и являлось, по мнению большинства. Армянка и танец живота. Если бы папа знал, чем занимается его дочь, демонстрируя своё тело перед другими…
— Багира, радость моя…
Я вздрогнула, услышав этот голос во второй раз в своей жизни. Словно дежавю.
Он стоит позади меня, и я удивляюсь, как не услышала его шаги. Плохое освещение коридора скрывает растерянность, которая, я не сомневаюсь, царила в моих глазах.
— Три месяца прошло с нашей последней встречи. Я скучал…
Мужчина сделал шаг ко мне и протянул руку, проведя пальцем по контуру моих губ через тонкую ткань вуали. Это было безумие. Я была ошарашена. Как он смеет?! Оттолкнув его, я попятилась, увеличивая расстояние между нами. Его жгучие глаза вновь смотрели на меня с насмешкой, а во взгляде читалась какая — то ленивая надменность.
— Ты определилась с ценой?
Боже, дай мне сил не впадать в отчаяние, не позволяй унижению затопить разум, помоги выйти из ситуации с достоинством…
— В зависимости от курса доллара. У меня нет точной информации. Перенесем это на следующий раз.
Он запрокинул голову и расхохотался, переместив руку на свой живот.
Его улыбка меня ослепила. Я впервые позволила себе рассмотреть лицо незнакомца. Черные бездонные глаза, блеск которых без всякой помощи электричества способен осветить полумрак узкого коридора, пропорциональные чувственные губы, за которые девушки готовы были бы отдать многое, резкие черты лица, говорящие о его тяжелом характере, о мужественности, читавшейся в каждом миллиметре смуглой кожи.
Густые аккуратные брови, пока он смеялся, взлетели вверх, образовав морщинки на лбу. На вид ему было лет тридцать, возможно, чуть больше.
— Мне трудно тебе отказать, милая. Но это не может длиться вечно. — Наконец, произнес он. — Ты должна компенсировать моё терпение хотя бы поцелуем.
Сколько же цинизма было в этом человеке. Он для меня представлялся каким — то сгустком всего низменного, грязного, с чем я ранее не сталкивалась, но о чем неустанно твердили вокруг. Соблазн. Порочность. Сексуальность. Это всё было для меня чем — то новым.
— Боюсь, что сегодня это тоже не выйдет. У меня герпес.
Я врала очень неумело. Это казалось детским лепетом.
Я впуталась в эту игру еще в прошлый раз, когда не осмелилась врезать ему, послав ко всем чертям. Я сама виновата в том, что он ко мне так относится. И теперь не знаю, как выпутаться.
Естественно, он понимал, что я блефую. Но надо отдать ему должное — позволял мне это, не протестуя. Было в этом человеке, похожем на сосредоточение порока, что — то маняще благородное.
— Твоя взяла, милая. На этот раз я тебя снова отпускаю.
Я даже не успела ответить ему, мужчина развернулся и удалился так же неожиданно, как и явился.
Всё получилось как — то само по себе. Я даже не заметила, как это произошло… За пару месяцев я привязалась к Розе так, как не привязывалась ни к кому за все 24 года. Естественно, за исключением семьи и близких. Эта девушка была воплощением вселенского добра, позитива и дружелюбия. Именно тех качеств, которых не было у меня. Я полюбила её, так бывает, наверное. Мы были абсолютно разными, и я часто удивлялась, как такие противоположности могут сойтись… Роза моим словам не придавала значения и твердила, что у нас больше общего, чем мне кажется.
Я успела познакомиться с её кругом, семьей, и многие мне были очень симпатичны. Что со мной? Как так получилось, что я вдруг стала получать удовольствие от общения с людьми? Что перестала бояться быть узнанной?
Роза подводила меня к этому состоянию маленькими шагами. Звала куда — нибудь погулять, пройтись по магазинам, сходить в кино, а потом уже и в гости… Её родители и сестры — это излучение той теплоты, которой мне не хватало всё время после разлуки с родными. Сначала я чувствовала скованность, ожидая расспросов, кто я и откуда. Мне казалось, что стоит им узнать мои тайны — они запретят дочери со мной общаться. Но…мои опасения были напрасными.
Моя жизнь стала наполняться яркими красками. Черно — белые тона вдруг отошли… И мне показалось, что я начинаю дышать так же легко, как и в детстве. Появилось желание позволить себе жить. Жить. Не существовать.
Дружба Розы — это дар, толчок, который мне послали Свыше. Тот самый пинок под зад, которым наградила меня судьба, призывая очнуться. И я внезапно поняла, что мир наполнен множеством событий, среди которых мои страдания и боль — это лишь маленькая толика, капля в море. Нужно учиться принимать это.
И я пыталась.
Пока не сталкивалась очередной раз со своим мучителем…
Я понятия не имела, как его зовут. Кто он, вообще? В одном я не сомневалась: резкая заинтересованность руководства этого ресторана к моей скромной персоне и его постоянное появление там — не совпадение. Меня чуть ли не через день стали приглашать с выступлениями на различных вечерах. Я всегда рада работе, но это настораживало меня. С каждым разом становилось всё труднее избегать этого таинственного незнакомца, который принимал меня за падшую женщину. И я не знала, как долго смогу продержаться…