Страница 28 из 29
– Ты в горы собрался? – поинтересовалась русалка, и в ее голосе проскользнула какая-то новая интонация.
– Ну, вроде, была такая мысля, – я присел на землю, скрестив ноги, не отрывая взгляда от прекрасной девы леса. Таким взглядом, наверное, лиса смотрела на сыр, в клюве вороны. Интересно, как бы мне заставить дерево спеть и выронить русалку из клюва? Может полить пообещать, или сородича его посадить?.. Хотя можно попробовать и напугать неожиданно…
– Ну-ну, дерзай, – и я не сразу сообразил, что она имела в виду, увлекшись ходом собственных мыслей.
– Ты против моего похода в горы? – наконец, догадался я.
– Да, нет, наверное, – ответила красавица, вполне искренне, но что-то осталось недосказанным.
– А тебе никто не говорил, что ты потрясающе красива? – я решил, что пришло время для комплиментов.
– Правда? – обрадовалась русалка, и, кажется, даже немножко покраснела. – А что во мне красивей всего?
– Ну, так ты вся, целиком, – решил я. – Словно олицетворение самой гармонии, совершенства, мечты.
– Говорили, – вздохнула русалка, – и не раз…
– А почему ты так печально об этом вспоминаешь? – удивился я. – Тебе неприятно когда тобой восхищаются?
– Дак, надоедает, повторение-то, – улыбнулась русалка, покачав изящными ножками. – В первый раз приятно, а в девятый уже скучно…
– Так ты не на количество смотри, а на качество, – посоветовал я.
– Толку-то? – еще раз вздохнула красавица. – Что сову об пенек, что пеньком по сове, все одно сове не жить…
– А тебе никто не говорил, что ты умная? – спросил я.
– Нет… – оживилась русалка и слегка расширила глаза, явно ожидая продолжения.
– И, кажется, я знаю почему… – пряча улыбку, произнес я.
– Ах, ты!.. – возмутилась красавица и вскочила на ветви.
Я затаил дыхание, приготовившись ее ловить – не дай бог еще ударится…
– Ах, ты… – вновь начала русалка, но уже с другой интонацией, прищурив глаза, и выбрав-таки подходящее слово, закончила: – плут!
Жаль, не сработало. Ну, ничего, это была лишь первая попытка…
– На войне и в любви все средства хороши, – пояснил я.
– Я это запомню, – весело пообещала русалка, вновь присаживаясь на ветке, и без перехода посоветовала: – Будь осторожен в горах.
– Почему? – спросил я.
– Там опасно, – призналась русалка.
– А в лесу что, безопасно? – скептически поинтересовался я.
– Пока – да, – заверила красавица. – Откуда ты пришел?
Я задумался, как ответить на этот вопрос.
– Наверное, из другого мира, – ничего разумнее в ответ я не придумал.
– Мир – един, – заявила русалка.
– Я раньше тоже так думал, – вздохнул я.
– Ты не такой умный, как тебе кажется, и ты мно-о-огого не знаешь, – заключила красавица, но восполнять пробелы в моих знаниях не спешила.
– Так может, я тогда на дерево залезу? – с надеждой попросился я.
– Думаешь, это как-то поможет? – скептически улыбаясь, усомнилась красавица.
– Несомненно! – поспешил заверить я.
– Тогда залазь, – разрешила дева, – но только на соседнее…
Я тяжело вздохнул. Соседние дерева меня не прельщали, мне нужно было это, единственное, на котором находилось самое любимое и самое желанное для меня существо…
– Ну-ну, – улыбнулась русалка, еще раз подтвердив, что каким-то образом способна считывать мои мысли и желания, – так я в это и поверила-а-а…
– А ты все мои мысли видишь, или только самые скромные? – уточнил я.
– Так у тебя еще и мысли есть? – оживилась красавица. – Я-то думала – одни только помыслы…
Я рассмеялся, но краснеть не стал: фазу смущения мы уже проходили.
– Почему ты назвал озеро «Огромкой»? – сменила тему дева леса.
– Потому что огромное, – пояснил я.
– А реку «Каменкой» почему тогда назвал? – удивилась русалка. – Она же не каменная?
– Серьезно? Как же это я проглядел… – притворно охнул я.
Русалка обижено надула губки, однако обижаться взаправду не спешила. Это я чувствовал. Ее эмоции были столь же открыты для меня, как мои мысли для нее. Нас словно связывала единая нить, невидимая, но стойкая, которая позволяла чувствовать и понимать друг друга. Все эмоции были обоюдными: если она веселилась, то и мне было весело, если она удивлялась, то и мне было удивительно… Если бы она обиделась, я бы это ощутил.
– Зато исток ее в камнях, – уточнил я, поскольку русалка действительно не понимала, почему я назвал реку Каменкой, и томить ее неведеньем было некрасиво. Затем я добавил: – А вообще, и то и другое я сделал, чтобы привязаться к местности и хоть как-то определиться с тем, где я нахожусь.
– Разве ты не знаешь? – удивилась лесная красавица. Теперь мы поменялись местами: то, что было очевидным для нее, было абсолютно непонятным для меня.
– Я многого не знаю, – на всякий случай напомнил я.
– Зато умеешь немало, – неожиданно похвалила девушка.
– Ты это о чем? – насторожился я, ожидая подвоха.
– О твоих вещах. Ты быстро приспосабливаешься. Боюсь, вскоре твое сияние начнет изменять сияние Леса.
Странное дело – слова в этом месте звучали не так, как наяву. Каждое слово словом-то, по сути, не было, а скорее являлось набором понятий, определений и образов. Смысловая нагрузка слова воспринималась неким «пакетом данных», причем если слово было мне незнакомо, то после его произнесения в голове, словно сам собой всплывал «пакет данных», поясняющих все что знала о нем собеседница, или все что хотела им сказать. Так было, когда она говорила «рус» и «русалка». Я, в принципе, знал эти слова, но после произнесения их русалкой, смысловое значение расширилось, принесло дополнительные ассоциации и образы.
Например, я понял, что рус – не просто человек, а русалка – не просто «дух», и где-то в глубине души даже забрезжил свет понимания, чем именно они отличаются. Однако до уровня осознанного оперирования этот «свет» не дошел – мысль ускользала, как хвостик мыши, прячущейся в норе.
И когда русалка произнесла «сияние» произошло примерно то же самое. На миг вспыхнуло понимание того, что она имела в виду, но вспышка опала, оставил лишь ассоциативный ряд – эманация, аура, бытность.
– Если раньше меня не изменит сияние твоих глаз, – скаламбурил я, пытаясь повторить произнесенное русалкой слово с той же смысловой нагрузкой.
– Ты же рус, – удивилась русалка, – я не могу тебя изменить.
– А я тебя? – несмотря на «вспышки озарения», я не совсем понимал, о чем она говорит, но признаться, непонимание никогда не мешало мне общаться с девушками.
– Тем более, – усмехнулась она.
– Тогда я полез? – с надеждой поинтересовался я.
Русалка звонко рассмеялась и растаяла, а вместе с ней начал таять и сон.
15. Выживание – смежная локация (день 7)
Сон был такой классный, что посыпаться я решительно не хотел. Все что нужно было мне для счастья – в нем присутствовало. Любовь. Просыпаясь, я толком не помнил лица и тела русалки, но внутри я чувствовал, что она мой идеал, моя мечта, моя та единственная. Я не знал как я буду жить дальше, ведь теперь всех встреченных на пути девушек я буду сравнивать с ней. А разве что-то способно сравниться с идеалом?..
Еще я не мог не обратить внимания на то, что во снах я вел себя неразумно. Словно пьяный. Ощущалась эйфория, несдержанность на слова и поступки, чувство глобального панибратства. Хотелось шутить, смеяться, развлекаться, выпендриваться, драться, действовать сгоряча, не задумываясь о последствиях. Имелась и вторая сторона опьянения – похмелье поутру. Было противно на душе, и словно стыдно за что-то. Присутствовала апатичность и легкая хандра, общий эмоциональный упадок.
Редактируя «модуль духа» на боевом теле я обратил внимание на то, что он делился на такие компоненты как «ум» и «нрав». Полагаю, что это тело было спроектировано на основе знаний, намного превосходящих мои собственные, и такое разделение не случайно. Могу предположить, что за мое дневное поведение в большей степени отвечал именно «ум», а вот в ночное время у руля вставал «нрав». Может это была какая-то общая специфика восприятия яви и сновидений, а может сугубо индивидуальная. Интересно, а что будет если я в сновидении напьюсь? Стану более трезвым и рациональным?..