Страница 10 из 29
Находился я в сумрачном лесу, на тропинке, или даже аллейке, образованной склонившимися в форме арки деревьями. Росли они плотно, и столь же плотно смыкались над головой. Единственный просвет виделся впереди, шагах в ста от меня, и, кажется, вел на открытое хорошо освещенное пространство. Я оглянулся и обнаружил, что назад аллея тянулась насколько хватает взора, пока он не застревал в густых тенях мрачного «далеко».
Что получается, это я за синюю нитку во время засыпания потянул и сюда попал? А если бы за жёлтую потянул где бы оказался? На Мальдивах? Ладно, если бы да кабы, то во рту росли б бобы… Имею что имеется, надо осмотреться тут и разобраться что к чему.
Я двинулся вперед, тропинка под ногами завиляла, услужливо подставляя разномастные колдобины, деревья по сторонам лихо убегали за спину, а вот просвет почему-то приближаться не спешил. Движение, как таковое, ощущалось, но просвет, словно привязанный, двигался вместе со мной. Деревья выныривали откуда-то из-за него и послушно убегали назад, а он все также маячил впереди, не приближаясь и не удаляясь. Через минуту я перешел на бег, потом на быстрый бег, но аллея даже не думала кончаться, а просвет – приближаться. Тогда я остановился и двинулся назад. Дело сдвинулось с мертвой точки – оглядываясь, я, замечал, что просвет удаляется за моей спиной. Однако идти назад было не так интересно, там не было ничего кроме бесконечной тропы и мрака, и когда просвет сделался едва заметным, я опять попробовал двинуться к нему. И опять безрезультатно.
Тогда я попробовал уйти с тропинки вбок, но деревья, хоть и не представляли собой сплошную массу, росли столь часто, что в щелку между ним с трудом протискивалась даже рука. А за первым частоколом деревьев вставал второй, перекрывающий щели в первом, затем третий, четвертый, и так до бесконечности. Лазанье по деревьям тоже никак не помогло – арка стволов сходилась где-то посередине тропинки, метрах в пяти над землей. Спрыгнув на землю, я с удивлением почесал затылок. Вспомнив Алису в Зазеркалье, я рванул к просвету впереди со всей возможной силой и скоростью – может здесь тоже, чтоб двигаться вперед надо «бежать еще быстрее» … Я взмок, часто задышал, но результат по-прежнему оставался нулевым. Второе дыхание все никак не открывалось, и вскоре я, запнувшись о какую-то кочку, без сил свалился на землю.
Немного переведя дыхание, я решил пойти на хитрость: развернулся спиной к просвету и пошел назад, оглянувшись шагов через сто, я с грустью констатировал, что хитрость не удалась. Упрямый просвет не хотел приближаться. Я не оставлял попыток приблизиться к нему, двигаясь то боком, то по-пластунски, то прыгая на одной ноге, то идя на руках, но результата так и не достиг.
Я поймал себя на странном ощущении и не сразу понял, чем оно было вызвано. Словно дуновение ветерка, но в нем было что-то большее… точно, запах! Я почувствовал запах во сне… Тонкий, невероятно приятный, словно женские духи, или просто женский запах, сладкий, таящий где-то на нёбе и наполнивший меня немыслимым воодушевление и желанием. Как же так, запах во сне да к тому же такой желанный, и исходит из зловредного просвета? Теперь я не просто хотел добраться до него, я мечтал об этом, и дело, как ни странно, сдвинулось с мертвой точки: просвет словно стал ближе, хотя я не сделал к нему ни шага… И чем сильнее я отдавался запаху, тем сильнее разгоралось мое желание и тем ближе виделся просвет. Я осторожно двинулся вперед, боясь спугнуть это эфемерное состояние, которое позволило сдвинуться с мертвой точки. Просвет приближался, но дорога и окружение разительно менялись с каждым успешным шагом. Из-под земли вылезли корни толщиной с дерево, а деревья сверху и по бокам сжимались, пока не получилась своего рода нора, сплетенная из стволов, веток и корней. И чем ближе был просвет, тем уже становилась нора. Последние метров десять я полз по-пластунски, а чтоб вырваться из норы пришлось протискиваться, обдирая кожу, но все ж я это сделал и буквально вывалился из норы на полянку.
Вывалился – потому что уровень почвы там оказался на полметра ниже. Очутился я на огромной поляне, без конца, без края, покрытой разнотравьем. Ярко светило солнышко, и на голубом небосводе не наблюдалось ни единого облачка. Лес за моей спиной расходился широкой вогнутой дугой по сторонам, и, скорее всего, окольцовывал поляну. Только радиус дуги был слишком велик, и деревья скрывались за горизонтом справа и слева от меня. Единственное дерево возвышалось впереди, почти на стыке земли и неба. Если предположить, что во сне, как и наяву до горизонта километров шесть, то высота этого дерева должна была быть не меньше километра, а разброс его ветвей в ширину – около половины километра. Деревьев таких размеров я раньше не видел, но по форме и силуэту он чем-то напоминал дуб. Вернее Дуб, с большой буквы. Величие этого древа виделось даже с моей удаленной наблюдательной позиции.
Манящий запах исходил со стороны дерева. Терпкий, желанный, вдохновляющий, вводящий в состояние бездумной эйфории. Уж не дерево ли его источает? Ну типа ловушка, есть же такие цветы, которые подманивают насекомых запахом, они садятся на цветок, прилипают и начинают медленно перевариваться растением. Может это дерево таким же способом подманивает спящих людей? Пойду проверю.
Двигаться к Дубу пришлось опять же с помощью хотения и желания. Причем интересно, по отдельности ни физическое усилие, ни желание приблизиться к источнику аромата не срабатывали, и действовали лишь в совокупности. А совокупность эта часто терялась, то шаг собьется, то желание ослабнет, поэтому двигался в сторону Дубу я медленно, рывками и скачками, и устал от этого действия намного сильнее, чем от бега по алее.
Вблизи Дуб выглядел еще величественнее. Его крона словно пронзала небосвод, и создавала зону вечных сумерек под собой. Впечатленный размерами лесного великана, я не сразу сообразил, что он расположен на пригорке, и осознал это лишь тогда, когда ощутил, что в гору подниматься намного труднее, чем идти по плоскости.
На границе мрака, образованного тенью кроны Дуба, я внезапно остановился – браслеты на моих руках налились холодом, вероятно, предупреждая о чем-то. Логически рассуждая, они вряд ли стали бы предупреждать о чем-то приятном, если таковое имелось под кроной этого Дуба. Значит, впереди была опасность, и я настороженно стал взирать во мрак, и немало удивился, когда мрак воззрился на меня в ответ.
Вернее, не мрак, а сам Дуб. Он словно потянулся ото сна, и слегка приоткрыл один глаз. От этого «слегка» я едва не дал дуба раньше срока, настолько тяжелым и неприятным был этот взгляд. Неприятным, потому что видел меня насквозь, все мои грешки, надежды, убеждения, желания и мысли. Тяжелым, потому что я инстинктивно закрылся от него, но он смял мое сопротивление подчистую, как локомотив сминает положенный на рельсы гвоздь.
Затем Дуб мысленно хмыкнул и закрыл глаз, оставил лишь отголосок могучей и великой, но при этом какой-то «деревянной» мысли, которую можно было интерпретировать примерно, как «сам ты дуб». Стало неимоверно обидно, ибо, по мнению Дуба, я, как человек – не звучал гордо, а как личность – не стоил ровным счетом ничего. Да что там ничего, я ему еще и должен остался, за то, что он на меня отвлекся! С другой стороны, нашел на кого обижаться, на дерево! Не, реально, вот какая мне разница что обо мне думают сосны, когда я гуляю по лесу? Или, когда складываю из них поленницу, или когда подбрасываю их в печку?..
Теперь Дуб открыл оба глаза, и меня пробрало морозцем. Невооруженным глазом было видно, что он разозлился. Листья затрепетали, словно на ветру, от ствола пошел скрип – глубокий и нутряной, ветви угрожающе закачались.
Нет, ну а что он хотел? Больше – значит сильнее, сильнее – значит прав? Но это еще померить надо у кого больше. Да и не в размере правда. Я всегда считал, что она во взаимном уважении. Например, я не взгляну на муравья с презрением, только потому что он муравей, а я человек. Да и к людям, которые ошибаются на мой счет, я не отношусь с презрением, их заблуждения – это их право. А вот озвучивать свои заблуждения на мой счет – это уже их выбор. За него придётся отвечать. Будь ты хоть муравей, хоть человек, хоть дуб-переросток.