Страница 89 из 90
Эти слова принадлежат Саше Коновалову. Сказаны они были тогда, когда Бахметьева заставили подать заявление об уходе из школы.
Это Бахметьева-то заставили? Самого любимого, самого лучшего учителя школы? В чем же он провинился?
А «провинился» он в том, что все ученики «помешаны на математике, ни в какие кружки не желают записываться, только в математический…». Впрочем, это только половина «вины». Вторая половина ее такова: еще в войну Бахметьев получил контузию, стал плохо слышать, а теперь и вовсе почти оглох.
Удивительно. Вменять в вину человеку то, за что — наоборот — его надо поощрять: мучимый недугом, Бахметьев сумел тем не менее так поставить преподавание своего предмета, что и во внеурочное время математика для ребят — «абсолютная монархия». По здравой логике здесь установить можно только одну связь между этими двумя пунктами «обвинения»: Бахметьев — мужественный человек и настоящий, прирожденный учитель, каких, кстати сказать, не во всякой школе отыщешь.
Это — по здравой логике.
Но существует логика и другая. По ней выходит: то, что школьники более, чем другими предметами, поглощены математикой, не заслуга Бахметьева, а порожденная его эгоистическими устремлениями тяжелая вина перед еще не окрепшими в своих взглядах на жизнь и пристрастиях молодыми людьми. Отдавая по милости их любимого преподавателя большую часть своего времени изучению математики, они не смогут стать гармоничными личностями, каковыми они обязаны быть, в соответствии с требованиями многочисленных распоряжений и директив, закончив десятилетку. И если ко всему этому такой вот преподаватель, не понимающий поставленных перед школой серьезных задач в деле воспитания молодого поколения, вдобавок еще и глух, то какие, товарищи, могут быть дополнительные вопросы? Все ясно: «Глухой человек не может преподавать».
Правда любопытная логика? А получила она свое «стройное» обоснование в голове Алевтины Илларионовны, завуча школы. Именно завуч «организовала» мнение о Бахметьеве в районо и в облоно, именно она вынудила учителя подать заявление об уходе.
Что же это за человек такой — Алевтина Илларионовна? Откуда в ней столько злобы против Бахметьева? Или, может, она, простите, глупа? Нет, она не глупа. Но она из той довольно распространенной категории людей, которые не выносят специалистов, профессионалов.
Известно, что многие поступают в то или иное высшее учебное заведение не по велению сердца, не по призванию. Нет у них никакого веления, нет призвания. Но есть зато самолюбивое устремление считаться человеком культурным: у меня, мол, высшее образование, диплом у меня!.. Так вот и плодятся на свет дипломированные горе-инженеры, горе-агротехники, горе-учителя. И если какой-нибудь такой горе-дипломник по тем или иным стечениям обстоятельств получает власть, ох и тяжко же приходится его подчиненным! Во всех отношениях тяжко, но в одном особенно: никогда несправедливо вознесшийся над другими людьми человек не смирится с тем, что кто-то внизу, там, под ним, знает дело лучше его, по-настоящему, профессионально. Никогда не простит он этому профессионалу, что сам непрофессионал. Для таких людей специалист по призванию — как бельмо на глазу, как всегдашний укор его собственному дилетантству. И подвернись только случай — он отомстит за собственную неудачно сложившуюся жизнь.
Если без суеты разобраться, подобные люди несчастны, их надо жалеть. Но, жалея, нельзя попустительствовать их волевым решениям, наносящим ущерб общему делу, нельзя прощать им обид, нанесенных тем, кто стоит ниже их на служебной лесенке. Здесь не время для вздохов: мол, что поделаешь — какое-никакое, а все же начальство. Здесь время борьбы — за справедливость, за то, чтобы совершивший несправедливость был наказан…
Эту-то вот борьбу за восстановление справедливости, за то, чтобы учитель Бахметьев был возвращен на работу, и возглавил в повести А. Кузнецовой комсорг школы Саша Коновалов. Но здесь, в Погорюе, он так и не смог ничего добиться. Тогда и решили десятиклассники отправить письмо в Москву.
И вот из столицы, из министерства, прибывает инспектор, приходит к тем, кто вызвал его в это дальнее сибирское село, и спрашивает, кто из ребят попробует доказать, что написанное в письме — правда.
«— Я докажу! — поспешно сказал Саша и вышел к столу. — Я, Александр Коновалов, секретарь комсомольской организации школы, — сказал он. — А фамилии остальных выступающих прошу не спрашивать.
— Хорошо!.. — удивленно протянул Павлов. — Но объясните мне, почему вы выдвигаете это условие?
— Потому что у тех, кто будет поднимать голос за Александра Александровича, могут быть неприятности.
— А за себя вы не боитесь?»
И тут Саша ответил: «Мне за себя беспокоиться по должности не положено!..»
Да, именно так понимал Саша Коновалов свою комсомольскую должность: о себе беспокоиться не имеешь права — беспокоиться должен о людях! И именно потому бросился он в огонь, когда загорелось имущество колхоза. И потом, умирая, он тоже не о себе беспокоился, думал о людях. О том, что не успел для них сделать. И он оставил им свой завет: бороться за справедливость.
И пусть сегодня не так уж велик масштаб этой борьбы — всего-навсего Погорюйская школа. Но завтра его друзья и товарищи получат аттестаты — пойдут на работу, поступят в вузы. Всегда и везде они будут помнить о нем, будут помнить его предсмертный завет и ему следовать. И, глядя на них, понимая и принимая их жизненную позицию, будет расти число Сашиных последователей — людей, которые о самом Саше, может, никогда и не узнают, но вести себя в жизни будут, словно своими глазами все школьные десять лет видели его, слышали и вместе с ним сражались за возвращение в школу учителя математики Бахметьева.
Уже ради одного этого стоило жить!
А теперь спросим себя: подходит ли применительно к жизни Саши Коновалова формула Генки Шестопала?
Думаем, что двух мнений на этот счет быть не может. Саша был счастлив, что ребята его понимают. Что принимают его правду как правду свою, что они не просто учатся в одной школе, в одном классе — они единомышленники. Эта уверенность в чувстве локтя, в том, что ты не один, что таких, как ты, много и много, и дало ему в конечном итоге право почувствовать себя ответственным не только за судьбу несправедливо изгнанного из школы учителя, но и за судьбу всех своих друзей и товарищей. Понимали они или нет, но в начатой Сашей борьбе решался и их вопрос — какими они выйдут на самостоятельную дорогу: гнущимися перед несправедливостью или борцами за справедливость.
Формула Шестопала оказалась гораздо объемней, нежели представлялась спервоначала. Обязанная своим появлением на свет чувству любви, жажде одного человека духовной общности с другим человеком, она вдруг открыла простор для мыслей об общности людей вообще, о счастье как взаимопонимании многими людьми многих людей.
Это и определило столь заметную роль формулы Шестопала в нашем разговоре.
INFO
Школьные годы. (Сборник.) Сост. Ю. Томашевский. М., «Молодая гвардия», 1975.
400 с. с ил. (Тебе в дорогу, романтик.)
Ш 70803-245/078(02)-75*141-75
Р2
ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ
Редактор М. Катаева
Художник К. Сошинская
Оформление Д. Шимилиса
Художественный редактор В. Недогонов
Технический редактор Г. Прохорова
Корректор Г. Василёва
Сдано в набор 7/Ш 1975 г. Подписано к печати 8/IX 1975 г. А08225. Формат 84х108 1/32. Бумага № 1. Печ. л. 12,5 (усл. 21). Уч. изд. л. 21,1. Тираж 100 000 экз. Цена 91 коп. Т. П. 1975 г., № 141. Заказ 205.
Типография изд-ва ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия».
Адрес издательства и типографии:
103030, Москва, К-30, Сущевская, 21.