Страница 25 из 90
Однако в любом случае они были не правы. Да, Марина полностью отдала себя поискам формы; но разве это предосудительно? Ведь она все равно сделала свой сценарий приподнятым, броским, красивым — чего же боле? Во всяком случае, она искренне этим увлекалась. Выкидывать написанное было жалко, и Марина поставила «Наш марш» с ребятами. Детей, как известно, можно научить всему. Впрочем, вскоре и она и ребята про этот спектакль забыли, они увлеченно готовились к нынешним «Монологам».
— Порядочность, благородство не даются от природы, как цвет волос и глаз, — говорила Лена Обухова.
— Нельзя ждать момента, когда ты будешь испытан «на разрыв», надо воспитывать в себе эти качества, — поддерживал ее Шура Жемчужников.
«Как складно, красиво они иногда могут говорить, настоящие ораторы», — радовалась Марина. Она заранее подобрала для своих актеров лишь стихи, а остальное должно было быть сплошной импровизацией. И урок, и диспут, и в то же время пьеса, героями которой стали не только Рылеев и Некрасов, но и вслух размышляющие об их стихах ребята.
Первое действие закончилось, и началось второе, более лирическое, оно было посвящено тому, как жил, о чем думал, в чем сомневался, каким был человек до нас.
Я — это я, а вы грехи мои
По своему равняете примеру, —
ах, как читал Шекспира Вася Тюков! Любимая его книга «Идем в атаку» (автора, конечно, не помнит) — и вдруг в его устах 121-й сонет Шекспира. Это было чудесно, великолепно, необыкновенно, когда, словно похудев и став выше ростом, он читал перед ребятами и сидевшими среди них учителями: «Пусть грешен я, но не грешнее вас».
Да, ради этого стоило работать в школе!
— Пожалуй, вы и меня втянете, — сказала учительница математики Нина Васильевна Хотченок. Она встала и, словно в драмкружке (тридцать лет назад так оно и было), высоким, с выражением голосом стала читать отрывок из «Анны Карениной». Это было, конечно, свидание Анны с сыном. («— Сережа! Мальчик мой милый! — проговорила она, задыхаясь и обнимая руками его пухлое тело. — Мама! — проговорил он, двигаясь под ее руками, чтобы разными местами тела касаться ее рук…»)
Ни выступление Нины Васильевны, ни тем более прочитанная ею сцена не входили в составленный Мариной примерный сценарий, скорее наоборот, нарушали его гражданственное направление, но ребята слушали учительницу математики с вниманием, а некоторые девочки и со слезами в глазах. Нина Васильевна так этим расчувствовалась, что даже прочитала им в придачу Есенина. Это была, конечно, «Анна Снегина»:
Когда-то у той вон калитки
Мне было шестнадцать лет.
И девушка в белой накидке
Сказал мне ласково «Нет!».
Вот какая была атмосфера. Жаль, конечно, что после выступления Нины Васильевны некоторым девочкам тоже захотелось читать про любовь, а не о месте человека в обществе. Об этом месте когда-то, еще будучи школьницей, Марина так много думала. Но это она, а ее ученики… Некоторые из них еще не всегда по-настоящему понимают значение слов: «государство», «социальный», «общество». Государство путают с обществом, а ведь эти понятия хоть и близки и тесно связаны, но разные. Впрочем, не беда, у Марины еще есть время сделать их более развитыми. Главное, что они тянутся, запоминают. Стоило почитать с ними хорошие стихи, и как здорово заговорили они о гражданственности.
Успех, глобальный, фантастический успех!
— Ирина Васильевна, Адольф Иоганесович! Эллочка! Какой успех! — прыгала на другой день Марина. Глаза у нее были широко открыты, и сердце билось как сумасшедшее. Тогда она еще не представляла, чем обернется для нее этот успех в будущем.
В нас страсть желание и действие творит,
Она движение сердечное чинит, —
писал Поэт.
ПОЛЕЗНОЕ УВЕСЕЛЕНИЕ
Беда пришла неожиданно. Однажды Марина вспомнила, что в студенческие годы у нее был знакомый в рукописном отделе публичной библиотеки — милый, предупредительный человек. Они не виделись уже около года, а можно ведь повести ребят к нему в хранилище. Показать им настоящие рукописные средневековые книги — такая возможность! По обыкновению быстро Марина нашла своего знакомого и, хотя тот был не совсем здоров, сумела уговорить его. Когда речь шла о ребятах, она могла добиться чего угодно. Короче говоря, в воскресенье Марина уже ждала своих у входа в хранилище.
День был солнечный, в воздухе пахло весной. Настроение великолепное. Однако прошло десять минут, потом двадцать, а никто из ребят не появлялся. Что такое? Может быть, они перепутали место встречи? Или время, которое она назначила? Расхаживая взад и вперед возле подъезда, Марина перебрала все возможные варианты. Наконец замерзла, разозлилась и, делать было нечего, пошла извиняться перед своим знакомым. Ужасно стыдно. Она ему столько о них рассказывала, какие это умные, возвышенные, интеллигентные дети. Он, больной, встал ради них с постели. «Мариночка, здравствуйте, а где же ребята?» Где, вот именно: где? Не было слов…
Чтобы как-то успокоиться, Марина зашла в отдел редких изданий и попросила журнал «Полезное увеселение». За август 1760 года, Слова с ятями, виньетки заголовков. Когда-то этот журнал был одним из источников ее диплома. Сонеты, стансы, элегии — давно не перечитывала она своего Поэта. Их встреча была случайной, как всякая встреча с любовью. В тех временах, в тех небесах… Марина пыталась вернуть себе настроение прошлых лет, когда она в этих написанных старинным слогом стихах находила удивительно современные настроения и ритмы.
Равно как в солнечный приятный летний день
Являет человек свою пустую тень,
И только на нее свободно всяк взирает,
Но прочь она бежит, никто ту не поймает… —
нет, ничто не захватывало и не уносило ее в дивный мир поэзии. Наоборот, она возвращалась все к тому же. Почему эти дети не пришли? Как они смели не прийти? Марина столько для них сделала. Ради них она стала заместителем директора по воспитательной работе, создала театр — и все это не считая уроков. Сценарий последнего спектакля она писала, например, в зимние каникулы, а могла ведь выпросить у Ирины Васильевны пару дней и съездить в Михайловское. Еще летом познакомилась с одним человеком. Студент, будущий художник. Побывать бы с ним у Пушкина зимой, побродить вдвоем по парку, именно там, у Пушкина, попробовать понять, что она значит для Игоря, что он — для нее. Всем, всем пожертвовала ради этих детей. Даже здесь, в библиотеке, не была целых полгода.
В понедельник перед уроками Марина собрала ребят.
— Как это можно, чтобы учитель, женщина ждала вас целый час на морозе?
— А что, разве никто не пришел? — удивился Шура Жемчужников.
— А вы этого не знали? Ну-ка, кто был вчера в библиотеке? Шаг вперед.
Они долго переглядывались, молчали.
— Марина Львовна, нам много задали, — попыталась исправить положение Таня Мусина.
— Мать велела с братом погулять.
— Приехал дядя…
— По телевизору был хоккей.
— Видите, мы не нарочно.
— Мы не виноваты!
— А то, что больной, занятый человек встал ради вас с постели?
— Но ведь каждый думал, что другие придут, — заметил Шура. Видно, он нисколько не чувствовал себя виноватым.
— И это говоришь ты, директор театра?
Марина была вне себя от обиды. Она ждала от них чего угодно, но не этой пассивности, не этих пустых, глупых лиц. Она не стала объясняться дальше, подчеркивать, что потеряли они из-за своей инфантильности, какого интересного человека, ученого, какие книги. Она не сказала, что тоже могла пойти с друзьями в театр или на выставку. Просто хлопнула дверью класса и ушла в шестой «Б» давать урок русского языка.