Страница 10 из 30
Отряд поднялся к северу и остановился в верховье ущелья с красными склонами. Укрыв повозки и лошадей за причудливо выветренными скалами, проводник сказал:
— Можно отдыхать.
Это была шестиэтажная пещера, с многочисленными проходами и сталактитовыми галереями. Огромные залы, потолки которых терялись во тьме, настраивали на торжественный лад, будто попал в волшебную страну. Текла река, можно было умыться, напиться. Развели костерок и для подкрепления сил сварили кулеш. А потом под гул подземной реки все, кроме часовых, заснули мертвецким сном. Мокроусову не спалось. Он вышел из пещеры. Огляделся. Ничего угрожающего не было. В ослепительно голубом небе медленно кружил черный гриф. Мелькнуло узкое тело косули и скрылось. Что-то шелестело в зарослях можжевельника. Мир и покой. «Здесь можно будет устроить запасной штаб, — подумал Алексей. — В любой момент легко перерезать шоссе или устраивать засады, а после боя отходить сюда. Беляки вряд ли осмелятся войти в ущелье. Никто отсюда не выкурит, если запасти немного продовольствия»…
В штабе фронта, в Харькове, ему намекнули, что вскоре вместо Юго-Западного фронта организуют Южный, специально против Врангеля. То была радостная новость. Значит, скоро-скоро начнутся дела… Времени для организации Повстанческой армии — в обрез.
Он почувствовал себя командармом. Подсказки ждать неоткуда. Действуй по своему опыту и разумению!.. Вынул из сумки лист бумаги и написал: «Приказ №1 по лесам и горам Крыма». В приказе командарм требовал, чтобы все партизанские отряды немедленно зарегистрировались в штабе партизанского движения. Отряды так называемых «зеленых», не подчинившиеся приказу, будут считаться бандитскими и беспощадно уничтожаться.
Приказ следовало размножить на пишущей машинке и разослать во все отряды, где бы они ни находились.
Когда стало смеркаться, вышли из красного ущелья, двинулись к Ангарскому перевалу. Пробирались, словно по огромному парку — повсюду толстые пепельно-серые стволы высоченных буков, опиравшиеся на мощные наземные корни, трава и заросли отсутствовали, и даже в сумраке лес просматривался на большое расстояние.
Высланные вперед разведчики донесли, что перевал «чист» — ни повозки, ни автомобиля… Они без всяких приключений перебрались через перевал и сразу же очутились у подножия Чатыр-Дага. Перед ними до неба поднялась темная громада — вершина Эклизи-Бурун, что значит Церковь-скала. Но проводник повел отряд на северо-запад от вершины. Он объяснил Мокроусову, что хорошо знает эти места, так как часто охотился здесь на лисиц. Внутри Чатыр-Дага тоже много пещер, где можно в случае нужды укрыться и от непогоды, и от белых…
Сергей Яковлевич Бабахан, или Николай Бабахин, как он обычно представлялся (была у него и третья фамилия, которую он никогда не называл), оказался высоким мужчиной с пышной, слегка курчавящейся смолянисто-черной бородой. Он был одет в новенькую форму английского офицера, но без погон.
— Мокроусов?.. Ну конечно же, Мокроусов! — воскликнул он. — Я много слышал о вас. Значит, вы к нам. Очень приятно.
Мокроусов не любил лишних словоизлияний и молча протянул мандат и выписку из приказа Реввоенсовета и штаба фронта.
Бабахан иронически скривился:
— Как я понимаю, меня отстранили от руководства партизанами?
— Почему же? Оставайтесь заместителем. Введете в курс дела, поможете.
Бабахан пожал плечами:
— Я не гожусь вам в заместители, буду мешать своими неквалифицированными советами.
— Почему же? Я слышал о довольно успешных операциях, проведенных вами.
— Речь идет о создании Повстанческой армии. Идею создания такой армии в здешних условиях я считаю неосуществимой. Почему? Вы не сумеете, не сможете придать ей видимость регулярной. К примеру, партизанский отряд, говоря откровенно, существует на подножном корму, берет на себя всю сумму условий для выживания. А где вы возьмете вооружение и пропитание, когда каждая часть станет наседать на вас — давай?! В конечном итоге мы все еще живы не потому, что сильны, а потому, что беспрестанно бегаем, как зайцы, укрываемся от противника: тактика иголки в стогу сена. Договоримся так: я буду заниматься подпольем, вы — армией. Для начала можно создать организационную тройку: вы, я и член обкома.
Злость Мокроусова пропала: боится ответственности или уязвлен тем, что командармом назначили не его. Возможно, то и другое. Жаль, конечно. Бабахан даже понравился ему своей откровенностью.
В прошлом году Бабахан стал членом Совета обороны Крыма (председателем был Юрий Гавен), руководителем большевистского подполья, секретарем подпольного обкома партии и стал считаться организатором партизанской борьбы в тылу белых. Конечно же его самолюбие было уязвлено до крайности. Его тактика «иголки в стогу сена» говорила сама за себя. Он в самом деле не обладал военным опытом для организации Повстанческой армии, да и слабо представлял себе структуру организации Красной Армии, ее частей вообще.
4
В лагере у Чатыр-Дага находился человек, который сразу же приковал внимание Мокроусова: Павел Васильевич Макаров, командир партизанского отряда. Отряд насчитывал всего двести пять человек, но слава о его боевых делах, о его командире катилась по Крыму. (Собственно, отряд Макарова и был сердцевиной партизанского движения, его опорой.) Макарова хорошо знали в лицо многие белые генералы, да и сам Врангель.
У Макарова была причудливая, почти неправдоподобная судьба: адъютант генерала Май-Маевского, того самого, который еще при Деникине шел походом на Москву, стал партизанским вожаком!
Мокроусову не терпелось познакомиться с Макаровым. Думал, появится выхоленный офицерик в кителе, синих бриджах с красными лампасами, в хромовых сапожках со шпорами. И сабля, конечно, адъютантская в посеребренных ножнах. А вошел в землянку плотный парень лет двадцати пяти, с крупными чертами лица. Волосы над крутым высоким лбом лежат этакой черной подковой, отчего лоб кажется еще больше. Колючий пристальный взгляд темных глаз, прячущихся под густыми бровями. Какая-то смутная, неопределенная улыбка. В потертом френче без погон, обшарпанные лесной жизнью бриджи и сапоги со сбитыми каблуками.
У Мокроусова была память на лица. Очень цепкая: стоило раз взглянуть на человека — и запомнил его навсегда. Показалось, будто когда-то уже видел Макарова.
— В Севастополе, — подтвердил тот. — В областном военно-революционном штабе. Вы разговаривали с моим старшим братом Володей, который был занят организацией отрядов Красной гвардии и Красной Армии. Даже помню, что на вас было: гимнастерка и фуражка, черные брюки, заправленные в сапоги.
Мокроусов ничего не понимал.
— Владимир Макаров? Ваш брат? Я его очень близко знал…
— Он погиб. — Бывший штабс-капитан опустил голову. — Его расстреляли врангелевцы в застенке…
— Ну а как вы оказались в партизанах? — спросил Мокроусов после тяжелого молчания.
— Володю арестовали. Я узнал это от его жены Клавы, ночью. Разбудил генерала Май-Маевского, убедил, что морская контрразведка ошиблась, попросил написать бумагу о немедленном освобождении брата. Генерал хорошо знал брата, я пристроил Володю ординарцем к нему, и генерал даже однажды приехал в гости к Володе домой. Мы ведь выдавали себя за сыновей начальника Сызрано-Вяземских железных дорог. На самом деле наш отец был стрелочником. Генерал заверил, что все будет в порядке. Я мог бы скрыться, но нужно было выручать Володю. Не успел: меня арестовали на глазах у генерала. Генерал на прощанье сказал: «Вы знаете, что ваш брат — председатель подпольной организации и она все подготовила к восстанию!» Меня бросили за решетку, в крепость. Там узнал о гибели брата. Решил бежать. Подговорил еще шестерых смертников.
— И вы бежали? Я ведь бывал в крепости: побег оттуда невозможен.
— Во время ужина я заманил в камеру караульного начальника, а сам выскочил в коридор. Дверь захлопнул железным засовом. Мои товарищи выхватили у часовых винтовки. Ворвались в караульные помещения. Там, на нарах, лежало до тридцати стражников. Я крикнул: «Бросайте, сволочи, ружья!» Сорвал телефон. Мы выскочили во двор, наружные часовые спрятались. Пожалуй, и все. Подались в лес, собрали из «дезертиров» партизанский отряд. Вот тут все мы…