Страница 18 из 90
Итак, патер Мэджи позвонил утром кардиналу Вийо, жившему двумя этажами ниже. Менее чем за двенадцать часов до этого Альбино Лучани сообщил Вийо, что его пост займет кардинал Бенелли. Теперь же, после смерти Папы Лучани, Вийо не только остался на своем посту, но и получил уверенность в том, что сохранит его вплоть до избрания нового Папы. Более того, он автоматически становился кардиналом-камерленгом, то есть, по сути, лицом, выполняющим функции главы Церкви. Ранним утром он уже находился в спальне Папы и мог лично убедиться в том, что тот мертв.
Если Лучани умер естественной смертью, то последующие поступки Вийо и отданные им распоряжения выглядят абсолютно необъяснимыми. Его поведение становится понятным только в свете одной гипотезы: либо кардинал Жан Вийо участвовал в заговоре с целью убийства Папы, либо он обнаружил в папской спальне очевидные признаки убийства и сразу же принял решение любым путем скрыть их.
На тумбочке рядом с кроватью лежало лекарство, которое Папа принимал от пониженного давления. Первым делом Вийо сунул в карман пузырек с лекарством. Затем он вынул из рук Папы листки с намеченными проектами отставок и назначений и отправил их в тот же карман. Из спальни исчезли также очки и домашние туфли покойного. С письменною стола в рабочем кабинете «испарилось» последнее завещание Папы. Никто никогда больше не увидел ни одного из этих, так сказать, вещественных доказательств.
Позднее Вийо придумает для обслуживающего персонала папских апартаментов, еще не оправившегося от потрясения, фальшивую версию смерти Папы. Но прежде всего он скрыл тот факт, что первым, кто увидел скончавшегося Лучани, была сестра Винченца, а также отдал приказ не распространять весть о смерти вплоть до получения специальных указаний на этот счет. Затем он принялся звонить по телефону прямо из рабочего кабинета Папы.
О смерти Иоанна-Павла I было сообщено декану коллегии кардиналов почти девяностолетнему кардиналу Конфалоньери, потом главе ватиканской дипломатии кардиналу Казароли. Вийо распорядился вслед за тем, чтобы его соединили с третьим человеком в церковной иерархии, заместителем статс-секретаря архиепископом Джузеппе Каприо, который отдыхал в тот момент на курорте Монтекатини. Лишь после этого Вийо позвонил заместителю главы ватиканской медицинской службы доктору Ренато Буцонетти. Следующий его звонок был в кордегардию швейцарских гвардейцев. Вызвав сержанта Ганса Роггана, Вийо попросил его выставить часовых у входа в папские апартаменты.
Из ближайших сотрудников Папы Лучани лишь патер Диего Лоренци работал с ним еще с венецианских времен. Несмотря на запрет Вийо распространять весть о смерти за пределами папских покоев, Лоренци позвонил личному врачу понтифика доктору Джузеппе Да Росу, который наблюдал Лучани более двадцати лет. Лоренци отчетливо помнит, что врач был не только потрясен, но и ошеломлен. Далее предоставим слово самому пагеру Лоренци. Вот что он рассказывал позже: «Врач отказывался верить своим ушам. Он спросил у меня, отчего умер Папа, но я не знал, что сказать ему. Доктор Да Рос был сбит с толку не меньше, чем я. Он сказал, что немедленно выезжает на машине в Венецию, а оттуда вылетит первым же рейсом в Рим».
Новость начала распространяться по всему Ватикану. Во дворе, примыкающем к зданию Ватиканского банка, сержанту Роггану повстречался епископ Пауль Марцинкус, главный финансист Святого престола. Часы показывали без четверти семь. Марцинкус жил тогда на вилле Стрич, находящейся на римской Виа Ночетта, примерно в двадцати минутах езды на машине от Ватикана. Что мог делать глава Ватиканского банка, никогда не отличавшийся склонностью к раннему пробуждению, в такой момент в непосредственной близости к папскому дворцу, остается загадкой.
Доктор Буцонетти, вызванный для констатации смерти, заявил Вийо, что ее причиной следует считать инфаркт миокарда. По мнению медика, смерть наступила примерно в 11 часов вечера. Как ясно любому врачу, определить час смерти с такой точностью и назвать диагноз после весьма поверхностного и поспешного осмотра можно только пренебрегая врачебным долгом. Кстати, Вийо еще до медицинского заключения, то есть до шести часов утра, уже объявил решение о немедленном бальзамировании тела Папы.
Тела трех предыдущих пап бальзамировали братья Синьораччи. В тот день их поднял телефонный звонок на рассвете, а затем в пять часов утра прибыла машина с ватиканским номером. По мнению препараторов, то, что их вызвали так рано, могло свидетельствовать только о том, что Вийо еще раньше договорился с руководством медицинского института, служащими которого числились Синьораччи. Свои распоряжения, следовательно, он должен был успеть сделать между пятью часами и четвертью шестого утра. Замысел Вийо немедленно приступить к бальзамированию натолкнулся на возражения в римской курии. Кардиналы Феличи и Бенелли, которые были в курсе проектов перемен, задуманных Папой Лучани, выразили недоумение по поводу такой спешки с бальзамированием, о чем не преминули сообщить Вийо по телефону. За стенами Ватикана уже циркулировали слухи о предстоящем вскрытии тела — учитывая обстановку в целом, Бенелли и Феличе считали, что это действительно необходимо. Ведь если смерть произошла вследствие отравления, бальзамирование лишило бы вскрытие всякого смысла.
Итальянский закон гласит, что бальзамирование может быть произведено только с разрешения, подписанного представителем судебного ведомства. Если бы в аналогичных обстоятельствах умер итальянский гражданин, немедленное вскрытие было бы проведено в обязательном порядке.
Один из кардиналов, чье имя не назвала итальянская печать, высказал предположения, которые оправдывали меры по утаиванию истины: «Вийо сказал мне, что произошло трагическое недоразумение. Папа незаметно для себя принял чересчур большую дозу лекарства. Кардинал-камерленг подчеркнул, что если дело дойдет до вскрытия, то этот факт — превышение дозы — официально подтвердится. Никто, естественно, не поверит, что это произошло случайно. Одни станут говорить о самоубийстве, другие — об убийстве. Вот почему было решено не производить вскрытия».
Профессор Джованни Рама, специалист, который предписал Альбино Лучани эффортил, кортиплекс и другие препараты, призванные улучшить его кровяное давление, и наблюдал его с 1975 года, заявил: «О случайном превышении дозы не может быть и речи. Иоанн-Павел I был очень дисциплинированным пациентом. К приему лекарств он относился аккуратно. Он принимал минимальную дозу эффортила. Обычно прописывается 60 капель в день, ему же было достаточно 20–30 капель. Мы всегда соблюдаем сугубую осторожность, прописывая препараты такого рода».
Что же, Вийо, вероятно, придумывал версию о причинах смерти Папы в те краткие мгновения, когда находился в папской спальне, и до того, как положил в карман пузырек с лекарством. Папа умирал в одиночестве в своей спальне, куда он вошел несколькими часами раньше в полном здравии, после того, как принял ряд крайне важных решений, одно из которых затрагивало самого Вийо. И вот статс-секретарь без каких-либо внешних или внутренних медицинских обследований, без судебно-медицинской экспертизы заявил, что известный своей уравновешенностью и здравым смыслом Альбино Лучани случайно убил себя. Быть может, в мистической атмосфере Ватикана истории такого рода и находят доверчивых слушателей. В реальном же мире в таких случаях требуются, очевидно, и реальные доказательства.
Между тем основная часть ключевых улик, которые могли бы позволить установить истину, уже были уничтожены кардиналом Вийо. Прежде всего, пропали медицинский препарат и листки с заметками Папы о предстоящих перемещениях. Исчезло и завещание Альбино Лучани. В нем, наверное, не было ничего существенного, что могло бы пролить свет на причины смерти Папы, и тем не менее оно тоже исчезло вместе с главными уликами. Пропали даже очки и домашние туфли. Почему и зачем?
А в ватиканских коридорах тем временем множились слухи. Рассказывали, например, что сигнальная лампочка вызова у дежурного по папским апартаментам горела всю ночь напролет, но никто не откликнулся на вызов. Говорили также, что в спальне были обнаружены следы рвоты.