Страница 16 из 90
Иоанн XXIII умирал очень тяжело — от рака печени. Умирал в сознании и диких болях. Умирал, запретив делать себе обезболивающие уколы, ибо хотел доказать всем смертным, что и папы принимают на себя мирские страдания, так как ничем не хотят отличаться от простых людей. Плачущим над ним близким он сказал перед смертью: «Не горюйте так… Что такое жизнь? Это длинный коридор, по которому идет человек. А потом, в конце коридора, — поворот. Направо или налево. И вот зашел человек за угол — и его нет. Смерть это? Не знаю. А может, его просто не видно, потому что он повернул за угол и продолжает шагать в бессмертие…»
Мог зайти за этот самый угол и я, правда, без твердой уверенности, куда пойду: направо или налево, хотя пострадал за святое дело. Пострадал, прикрыв собой Аджубея, потому что целились в общем-то в него. Договоренности между Иоанном XXII! и главным редактором «Известий» не всем пришлись по душе. Определенные круги, а к ним относились в первую очередь правые христианские демократы, неофашисты и, как ни странно, левые экстремисты, назвали позицию Папы «прокоммунистической», а его самого окрестили «агентом Москвы». Мои же агенты, помогавшие в подготовке всей ватиканской операции, забили тревогу, так как получили сведения о том, что итальянские спецслужбы намерены осуществить целый ряд «активных мероприятий», чтобы «испортить успешно начавшуюся советско-католическую обедню», тем более что и американское ЦРУ серьезно обеспокоилось позицией Папы Римского. Через некоторое время после встречи с Папой Иоанном Аджубей, возвращаясь из своей очередной командировки, вновь оказался в вечном городе. В Риме он провел всего два дня, поэтому мы решили обойтись без всяких официальных встреч. Мой газетный шеф привез очередную сенсацию.
— Ты знаешь, — шепнул он мне, — видимо, мне предложат кресло министра иностранных дел.
— А не лучше ли оставаться главным редактором «Известий» и зятем Никиты? — засомневался я.
— Дурачок вы, Леня, ничего не понимаете. Вам же присвоили очередное звание за Ватикан? Присвоили. Вот и мне полагается то же самое.
Самолет, на котором Аджубей должен был возвращаться в Москву, вылетал рано утром с римского аэродрома Фьюмичино. Договорились, что в аэропорт он поедет в автомашине посла, а я последую за ним, в эскорте провожающей посольской и журналистской братии. Однако не успел я вернуться в свой журналистский корпункт, как задребезжал телефон. В трубке раздался голос Аджубея.
— Ты знаешь, Леня, я, пожалуй, поеду в твоей машине.
— Но посол обидится. Ведь он же хочет проводить по протоколу.
— Пускай обижается. Наплевать мне на протокол. Ты не загоняй, пожалуйста, автомобиль в гараж. Подъедешь к гостинице пораньше, мы еще немного поболтаем о делах.
Я оставил «Джульетту» на улице. Оставил на всю ночь, хотя должен был прекрасно знать, что мой телефон прослушивается и что вообще разведчик не должен оставлять машину без присмотра. Не знаю, почему я так сделал, ей-богу, не знаю. Может быть, потому, что даже представить себе не мог, что на жизнь моего шефа могут посягнуть.
А утром узнал, что Аджубей все же поедет вместе с послом и его женой. Мы славно проводили Алексея Ивановича. Он расцеловался со всеми совжурналистами, а мне, в качестве сувенира, вручил килограммовую банку черной икры, несколько бутылок водки и коньяка. Вдохновленные поистине царским подношением, мои коллеги решили собраться после проводов в корпункте «Известий», чтобы просто так посидеть и потрепаться, благо что и повод был налицо.
Моя «Джульетта» резво бежала вслед за правдинским «ситроеном» по неширокой автостраде Виа дель Маре (Морская дорога), которую в народе прозвали Виа дей Морти, то есть Дорога смерти, за очень большое число аварий, происходящих на ней. Настроение у меня было прекрасное, стрелка спидометра прыгала где-то между 130–140 километрами в час, по приемнику передавали полюбившийся мне новый американский шлягер. Потом меня неожиданно потянуло влево, я почувствовал сильный удар и куда-то провалился…
Словно из тумана перед глазами появилось доброе лицо в белой шапочке, с роговыми очками на носу. Грустно улыбнувшись, хирург укоризненно произнес: «О, синьор, зачем же надо было так торопиться? Ведь жизнь прекрасна, когда она течет медленно…» И вновь все растворилось в тумане наркоза.
Технари из резидентуры, осмотревшие разбитую «Джульетту», констатировали, что в умело подрезанную покрышку левого переднего колеса автомашины была вставлена специальная стальная шпилька, которая должна была проткнуть камеру при движении с большой скоростью. При ударе о дерево меня выбросило из автомобиля, и я оказался на шоссе с переломанными ногами и многочисленными ушибами.
Автомобильная катастрофа, как вы сами понимаете, готовилась не ради меня. Резидент сразу же передал в Москву не очень четкую телеграмму: «По возвращении с аэродрома Фьюмичино на 13-м километре от Рима на автостраде Виа дель Маре разбился корреспондент «Известий» Леонид Колосов…» Это послание Алексей Иванович получил в тот же день, когда заехал с аэродрома в редакцию газеты. Позднее мне рассказывали, что, прочитав шифровку, Аджубей очень расстроился. Вызвал моего приятеля из иностранного отдела газеты и дал ему задание срочно подготовить некролог. Начинался он так: «Мы его звали просто Леней, за простоту, скромность и душевную щедрость. Трагическая и нелепая смерть вырвала из наших рядов талантливого журналиста, собственного корреспондента «Известий» в Италии, погибшего в автомобильной катастрофе…» Приехав в отпуск, я читал черновик своего несостоявшегося некролога и плакал от безмерной любви к самому себе. А Алексей Иванович радостно, как говорят, смеялся, когда на другой же день стало известно, что Леня Колосов остался жив, и самым решительным образом отказался отозвать меня из Италии на предмет лечения в Москве, чего тайно добивался мой резидент. Я проработал на Апеннинах еще пять лет, хотя ноги мои нынче болят ужасно, напоминая о злополучной аварии. Скандала, разумеется, поднимать не стали.
Я продолжал заниматься Ватиканом и после неудавшейся попытки заключить межгосударственное соглашение между двумя нашими странами. Итак, после смерти Иоанна XXIII на Святой престол взошел Джованни Баттиста Монтини, или Павел VI. Я уже сказал несколько слов об этой противоречивой фигуре, и мне бы хотелось закончить повествование о десятилетнем правлении очередного святейшества, тем более что многие материалы мне удалось получить от агентов, работавших на нашу секретную службу.
В жизни Джованни Баттиста Монтини много таинственного. Все началось с того дня, когда весной 1933 года он попал на службу к кардиналу Эудженио Пачелли. Этот кардинал, бывший в то время государственным секретарем Ватикана и которому через шесть лет суждено было стать Папой Пием XII, очень уважал молодого священника. Закончив курс богословия в Грегорианском университете и защитив диплом по философии, Монтини в 1925 году стал ассистентом Итальянской федерации католических университетов. Однако Пачелли был убежден, что Монтини заслуживает более ответственного поста. Поэтому Пачелли попросил его перебраться в Ватикан, где ему дали место преподавателя в духовной академии. А через три года назначил его своим помощником, то есть практически заместителем министра иностранных дел Ватикана.
Вскоре Монтини попал в поле зрения американской разведки. Впервые он вступил в контакт с секретными американскими службами в 1942 году. Годом раньше, в декабре 1941 года, японский флот неожиданно напал на американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе. Во время этого нападения были уничтожены 19 боевых кораблей, 120 самолетов и убиты около двух с половиной тысяч человек. Япония тем самым вовлекла в мировую войну Соединенные Штаты и заставила своих союзников, то есть Германию и Италию, объявить войну США. На севере Африки 8-я армия генерала Бернарда Монтгомери нанесла поражение немецко-итальянским войскам и стала теснить их вдоль побережья Ливии. За тысячи километров от Африки, на улицах Сталинграда, велись бои за каждый дом. Хорошо осведомленные политики (и Монтини был одним из них) считали, что Сталинградская битва будет иметь решающее значение для хода всей Второй мировой войны. Монтини понимал, что наступил момент прозондировать почву, сделать шаг навстречу американцам, установить с ними контакт. Церкви было выгодно вовремя заключить с ними союз.