Мираж

Продавщица молча отсчитала ему сдачу. Видимо, она была с ним согласна.

ПОДТЯНУТЫЙ ПОГРАНИЧНИК вернул ему паспорта козырнул на прощание. Чип стоял в растерянности, оглядывая просторный холл, но не видел ни одного знакомого лица.

— Начинается, — буркнул он, но тут появилась переводчица, длинноногая девица, демонстрировавшая знакомство с последней американской модой. На ней была красная ковбойская рубаха, расшитая цветами, и блестящие брюки «металлик».

Чип слегка опешил, поскольку не ожидал сразу же в Шереметьево попасть на демонстрацию мод. Девица же чувствовала себя более чем уверенно. Она явно хотела нравиться.

— Мистер Чип? Ваш встречающий где-то здесь. Одну минутку, я посмотрю.

Откуда-то выпорхнул Дик Маккормик. Лавируя с изяществом испанского торреро в толпе пассажиров, он наконец повис на Чипе.

— Старина, старина, — бормотал Дик, тиская Чипа своими крепкими лапищами. Затем схватил «атташе-кейс», два свертка и, подмигнув, направился сквозь толпу.

— Куда мы, Дик? — спросил Чип, поглядывая на указатель выхода, что белел в стороне.

— Вперед, Вирджил! Быть в Москве и не выпить водки за встречу… Как шутят русские, «тут вам не здесь».

— Я не пью, Дик. То есть не пью спиртного.

— Как? А за встречу старых друзей?

Чип усмехнулся. Многие годы, разделявшие их встречи, ничуть не изменили Дика Маккормика, «потрошителя кабачков», как говорили о нем когда-то друзья.

Пройдя по чистой, словно вылизанной, эстакаде, мягким ковровым дорожкам, они прошли в ресторан. У стойки симпатичная барменша была «вся внимание». Дик суетился, балагурил, флиртовал с ней, и наконец они окунулись в мягкие кресла.

— С чем пожаловал, старина? Тебя ведь по мелочам по свету не гоняют. Слыхал, будто ты сейчас в УМС?

— Со мной еще несколько парней. Так решили в нашей конторе. «Проект «Истина». Вот и мотаемся. Надеюсь на твою помощь.

— «Истина»? — переспросил Дик. — И на сколько?

— Две недели.

Маккормик усмехнулся:

— Шикарно устроились, сэр! Две недели в Москве для сущей безделицы. Выходишь в тираж?

— Ты заблуждаешься. Программа весьма серьезна.

— Брось! Мы же свои люди. Скажи, что твоему Уику позарез нужны ассигнования, вот вы и потрошите конгресс своими «глобальными проектами». А там ругаются, верят и отсчитывают купюры. Как говорил наш покойный Донован[14], неважно, что бумажно, важно — денежно.

— Ну об этом потом.

— О’кей. А где наша старая гвардия? Где Джоунс из оперативного?

— Лазит на Фудзияму.

— А Сэнди? Мэнгл? Ройс?

— Сэнди — в Сальвадоре, Мэнгл — в ЮАР. Ройс куда-то запропал…

Чип отвечал неохотно, механически. Его немного раздражала беспардонность Дика, который чувствовал здесь себя как дома, а может быть, и его нелестная оценка дела, которому Чип отдал немало сил. Он поглядывал по сторонам: на бесшумно передвигавшегося официанта, барменшу, двух летчиков, вяло сосавших пиво, старую леди в экстравагантном декольтированном блузоне…

Дик уставился в крохотное пятнышко на скатерти и медленно вращал ножку пустой уже рюмки…

— Ты устал, наверное. И ничего не выпил, — услыхал он снова голос Дика.

— Сок. Только сок. Поедем?

Маккормик огорченно кивнул, молча опрокинув в рот рюмку Чипа.

— Посошок! — извиняющимся тоном произнес он.

— А ничего? — спросил Вирджил, щелкнул себя пальцем по горлу.

— Ха! Нам здесь можно! — захохотал Дик. — Нас здесь знают и уважают.

…Машина вышла на прямую, обгоняя «Волги», «Жигули», грузовики и автобусы. Чип рассеянно смотрел по сторонам, удобно устроившись сзади.

— Чуть было не забыл, — сказал он, достав из свертка книгу, специально прихваченную из Вашингтона для старого приятеля.

— Мемуаразмы? — спросил Дик, принимая ее.

— Нет, это не сам Кейси. Это Джозеф Персико. «Проникновение в третий рейх». Но о Кейси. О том, как наш шеф провел сто три операции в гитлеровском тылу. О книге упоминал сам Рейган.

— А это действительно было? Проникновение?

— Ты стал циником, Дик?

— Вовсе нет. Скорее, прагматиком. Ты говорил, что надеешься на мою помощь. Так хочешь чуть-чуть истины? По старой дружбе и, конечно, между нами?

— Валяй!

— Так вот, старина, ваши проекты и те брошюрки, которые мы здесь получаем, хороши только для простаков. Или для овальных кабинетов[15]. Там можно сколько угодно теоретизировать об этой стране, но так и не попасть в точку. Ты здесь впервой?

— Раньше не доводилось.

— Так вот, нужно пожить здесь, чтобы поняты эти люди хотят жить. И хотят жить хорошо. Почти в каждой семье здесь помнят об убитых в годы войны родственниках.

— Тебе здорово здесь достается? Много работы? Неприятности?

— Жить можно. Если бы не дурацкие поручения. И все срочно. Там думают, что мы живем в Гондурасе! Эти тоже не зря деньги получают. Бюстами тех, кто здесь погорел, можно уставить целую аллею следом за памятником Натану Хейлу[16] в холле «фирмы».

— Много желчи, Дик, или мало водки?

Маккормик помолчал. Вирджил видел в зеркале только его глаза. Уставшие, тусклые.

— Ты хотел моей помощи. Никто тебе правду больше не скажет, кроме старого боевого друга. А я хочу вдолбить тебе, раз уж стал ты такой шишкой у Уика и можешь, наверное, влиять на принятие решений: не рубите сук, на котором мы все сидим! Не будьте полными идиотами.

— Что ты хочешь сказать?

— А то, что, принимаясь за свой «Проект «Истина», надо было удосужиться хотя бы полистать учебник русской истории и понять русский характер: ничто так не сплачивает этот народ, как наскоки извне. Все эти разговоры о «советской угрозе», о якобы наращивании ядерной мощи, все эти санкции и эмбарго — все это не то. Здесь это не проходит. Можно подумать, что в нашем Белом доме сидит их «крот», который здорово копает и никогда не впадает в спячку.

— Дик, перебор.

— Вовсе нет. Здесь знают и помнят свою историю. И трехвековое иго, и крестоносцев, и белокурых бестий на танках с крестами. Угрозами их не напугать. И «крестовым походом» не пронять. Они привыкли к лишениям, закалились в войнах. Надо не топать на них ногами, а топать ногами к ним по дорожке, которую они нам открывают.

— Пробовали. Не выходит. Но ведь есть же у них недовольные?

— Их здесь зовут «отщепенцы». Щепки в огромном лесу. И чем больше мы будем с ними возиться, тем быстрее очистят лес.

— Но ведь это наш огород. Нам сеять — нам и жать, как говорили нам в штаб-квартире. Иногда удается. Вспомни голодовки. Наши корреспонденты в Москве…

— Уморил! — перебил его Дик. — Вы там, в Лэнгли, упивались описанием злоключений «умирающих с голода», а здесь все мы хохотали над тем, как эти «несчастные» напивались французским коньяком из «Березки» и обжирались красной икрой, как только ваши корреспонденты покидали их на «смертном ложе», кидаясь к своим телетайпам. Посмотрел бы ты, что было у этих голодающих в холодильниках — Эльдорадо!

— Ты стал красным? Стал смотреть на мир их глазами?

— Нет, старина. Я тот же парень, что служил в «зеленых беретах», но с годами, как у многих, развивается дальнозоркость. Я стал дальше видеть, старина. Лучше видеть. И думать.

Маккормик замолчал. Машина уверенно давала сто двадцать, мягко покачиваясь на впадинах шоссе.

— Ты со всеми там откровенен, Дик? — спросил Вирджил.

— Только с тобой. Нас слишком многое связывает. Хочется выговориться. Послу, а тем более резиденту я такого сказать не смогу. Я — не Анабелла Бюкар[17]. Мигом очутишься за воротами. Им нужны мнения «на потребу». Пусть даже это будет откровенная ахинея.

После небольшой паузы Дик вновь заговорил:

— Ты не вспоминаешь ту вьетнамскую деревушку, где свирепствовал наш Дикий Рэй?

14

Уильям Донован — директор («координатор») Отдела стратегических служб, на основе которого позже было создано ЦРУ.

15

Овальный кабинет — рабочая комната президента в Белом доме.

16

Натан Хейл — один из разведчиков службы, созданной Джорджем Вашингтоном во время войны американских колонистов за независимость. Хейл был пойман англичанами и казнен в сентябре 1776 года.

17

Анабелла Бюкар — бывшая сотрудница посольства США в Москве, автор книги «Правда об американских дипломатах». Бюкар приводит в ней примеры, как дипломаты и журналисты по заданию госдепартамента и разведки сочиняют доклады и статьи антисоветского содержания, иллюстрируя их для убедительности «фактами» собственного вымысла.