Страшно Упрямый

На звонки не отвечала, кто бы обо мне не вспомнил. Даже маму игнорировала, которая засовестилась после той ссоры и перевела мне пять тысяч на жизнь.

Я ни с кем не общалась. Лишь читала приходящие смс-ки.

Чаще всего строчила мне Настя. Потому что Настя видела, что я сутками сижу в своем аккаунте и возбухала, почему не отвечаю, как я, что я и где я.

К слову, со своего аккаунта я не вылезала не потому, что меня интересовали сообщения или чья-то чужая личная жизнь. Все это перестало иметь смысл. Меня вообще не волновал никто и ничто. Я смотрела лишь на фотографии Бейрута, ставшие любимыми и самыми памятными. Смотрела и плакала, мысленно просила у Бейрута прощения за то, что клятву не сдержала, и злилась на себя, что так глупо вела себя раньше, что упустила свое счастье, которое уже не вернуть, как бы не старалась и сколько бы не вымаливала.

Все эти дни я сходила с ума от тоски и мук совести, грызущих меня. Могла несколько часов просидеть возле открытого ноутбука, не шевелясь. Я толком не ела, не пила, не спала. Все вспоминала наше с Бейрутом время. Пусть недолгое, но зато какое. Каждый наш день прокручивала в памяти по сто раз. Хотела навсегда запечатлеть все, что связано с ним. И хорошее, и не очень. Каждую секунду, проведенную вместе.

Не повернуть время вспять. Не вернётся он. Сколько не плачь. Понимала это и плакала. Щеки не просыхали от бесконечных потоков слез.

Но сегодня я приняла решение не держать Настю на дистанции, чтобы она больше не бросалась громкими словами в мой адрес. Решила не таить и не прятаться, а взять и рассказать все, что со мной приключилось.

Настя настояла прийти ко мне. Я не отказала. Она поможет отвлечься. И заодно выслушает. Мне было жизненно необходимо выговориться кому-то, а с мамой такие вопросы обсуждать не стоило.

— Разувайся, проходи. — закончив обниматься, я позвала Настю на кухню. — Чай, кофе будешь?

— А давай может винца красного? Или водки?

— Я бы не отказалась. Идти в магазин лень.

— Так я уже все купила! Вот!

Настя достала из дамской сумочки три бутылки на выбор и с гордым видом поставила на стол.

— И закусить тоже взяла. На всякий случай. Подумала, вдруг у тебя холодильник пустой.

— Предусмотрительно…

— А как же! — возгордилась собой предусмотрительная Настя. — Я тебе вот… колбаски еще взяла, сырка, хлебушка. Шоколадку твою любимую.

— Блин, Насть. Чтоб я без тебя делала… — приятно удивилась я и немного повеселела.

— Не благодари. Щас быстренько нарезочку сообразим, и сядем нахряпаемся. Давай наливай, поговорим… Будущий день покажется светлым, как сто балерин… Слушай, а нам мало жрачки будет, да? Роллов надо заказать. Срочно надо. Наш любимый сет?

Я и плечами пожать не успела, как Настя уже сама все решила.

— Щас им позвоню. Они мне кстати палочки не довезли с прошлого раза. Падлы такие… — причитала она, рыская по карманам в поисках телефона. — Щас-щас. Я все с них струшу. И палочки. И за моральный ущерб.

Глава 6

Пока Настя вела телефонные баталии, я нарезала колбасы и сыра, разложила все на тарелку. Параллельно налила себе стопку и собиралась выпить.

— Эй! Куда без меня! — суровая Настя махнула рукой, требуя подождать ее. — Эт я не вам. Так что? Через тридцать минут привезете? Ровно через тридцать? Смотрите, я засекла. И не забудьте палочки, как в прошлый раз. Да, на две персоны. До свидания. Дебил.

Довольная собой Настя опустилась на соседний стул и взяла налитую для нее рюмку.

— Давай-ка с тобой, Мань. Не чокаясь. Земля ему пухом.

Выдохнув, Настя осушила всю рюмку и эпично поморщилась.

— О-ох! Ядреная какая!

Заметив, что я пустила слезу, вместо того, чтобы настроиться на маломальское общение, Настя долила мне до краев и предложила нарезку.

Отказавшись молча, я забрала с подоконника пепельницу вместе с пачкой сигарет и переставила на обеденный стол. Закурила удрученно, медленно выпуская дым из приоткрытого рта.

— Ты ж не курила никогда. — удивилась Настя.

— И что? Не курила. А теперь курю. — сипло отозвалась я, пустым взглядом замеряя стену напротив.

Настя поднесла к носу пачку и скривилась.

— Они ж крепкие. Не боишься легкие выплюнуть?

— Он такие курил. И я буду.

— Маш. — Настя отобрала у меня сигарету и варварски затушила ее. — Толком не знала ты этого бразильца. Он принял тебя за «простигосподи», обращался как с собакой. Он тебя похитил и пытался вывезти за границу. В конце концов, ты знала, какой образ жизни он ведет, и чем это может закончиться. Зачем же убиваешься так? Зачем себя гробишь?

Поскольку я все ей рассказала еще по переписке, Настя имела представление о том, что случилось со мной за прошлую неделю. И потому посчитала, что вправе высказать все, что думает по этому поводу.

— Я люблю его. А его нет. Понимаешь, Насть? — заявила я, назло прикурив еще одну. Неудачно вздохнула, и едкий сигаретный дым вышел через ноздри, что заставило меня неистово закашляться.

— Вот-вот. Бросай ты это дело. Не глупи. Курить не в тренде. — настояла Настя, сверля меня укоризненным взором.

— Ты ж сама меня уговаривала с ним пойти. — продолжала я удручаться и утопать в печальных воспоминаниях. — Только я, дура набитая, упиралась. А ведь могло быть все иначе. Я так жалею, Насть. Из-за меня он погиб. Все это из-за меня.

— Сколько вы были знакомы? Ну сколько? Неделю? Ну не успела бы ты влюбиться за неделю, Маш. Понимаю, у тебя стресс, ты многое пережила. Да, ты видела, как он умирал, и это ужасно. Ты только начала к нему привыкать, а его вдруг не стало. Но это не любовь, а подмена понятий. Не любовь, а Стокгольмский синдром. Знаешь, что это? Когда жертва влюбляется в своего похитителя.

— Да знаю я, что такое этот синдром! Но у нас совсем все не так было! — накричала я на Настю. Ее слова взвинтили меня. — Я тебе говорю, что это любовь. Настоящая! Искренняя! Я поклялась дождаться его! А я его бросила! Умирающего!

Я закатилась истерикой. Настя обняла меня и попыталась успокоить.

— Не спорю, Маш. Возможно, ты права. — продолжала она на спокойной ноте выводить меня из себя. — Но вспомни, с чего у вас все завертелось. Все с самого начала вспомни. Он тебя купил, похитил. Врал, что отпустит, голову морочил. А на деле не отпустил бы никогда, ведь ты свидетель преступления, и знаешь всех из банды в лицо. Не надо реветь, Маш. Ты столько пережила. Бедняжка… А давай к психологу сходим?

— Не нужен мне никакой психолог! Считаешь меня чокнутой?

— Конечно нет. Ты совсем не чокнутая. Но тебе нужно помочь. Жизнь продолжается, несмотря ни на что. И тебе как можно скорее нужно вернуться в свою жизнь.

Покивав, потому что и сама понимала, что дальше, как я существую, нельзя было существовать долго, я грубо вытерла слезы и запихнула в себя кусок сыра. Затем осушила очередную рюмку.

Выплеснула эмоции. Весь негатив наружу. То есть, на Настю. Все, что тяготило, выкричала, прооралась. Вроде полегчало.

— Ну что, Манюнь? Еще по одной хряпнем? Или ну ее, эту водку? Сразу винца?

— Винца. Только у меня штопора нет.

— Ничего. Ножичком откроем. Где наша не пропадала.

Не успела Настя нож взять, как раздался требовательный стук в дверь.

— Опа. А вот и роллы. — восклицала Настя, поднимаясь с места. — Что-то прям быстро. Вот видишь, как полезно пропиздона давать.

***

— Почтальон принес. Вот. — Настя положила передо мной конверт без марок и каких-либо опознавательных знаков. — За тебя расписалась, если что.

— Что за конверт такой странный? Без адресата…

Удивившись, как такое могли принять на нашей почте, я тут же распечатала конверт.

Внутри всего одна бумажка. Размером с обычную визитку.

— Что там? — полюбопытствовала Настя.

— Тут на нерусском. — хмурилась я, изучая визитку. — Даже не на английском. Не понимаю ни слова. Но похоже на приглашение.

— Скорее на похоронку. Черная она какая-то. — только потом поняв, что сморозила, Настя виновато пожала плечами.