Страшно Упрямый

Убедившись в том, что всё, что было надето, все еще на мне и при мне, я выдохнула.

— Доброе утро, спящая красавица. Как ощущения? — заметив, что я очухалась, с бесячей издёвкой в интонации справился о моем самочувствии Бейрут.

— Ужасные. Какое же оно доброе, если здесь ты.

Опираясь на локоть, медленно приняла сидячее положение.

Мои руки и ноги на сей раз были свободны от проклятого скотча. Но силы иссякли, а в мозгах кавардак, как после самоубийственного перепоя.

Голова раскалывалась так, словно по ней всю ночь стучали вместо колокола. Вдобавок подташнивало, и виной тому был еще и сильный запах табачного дыма в салоне. Видимо, Бейрут только что покурил, а окно открыть не посчитал нужным. Или не хотел, чтобы шум с улицы разбудил меня.

— Впредь буду знать, как тебя успокоить, если надо прям очень быстро. — продолжал он посмеиваться над моим чудовищно мерзким состоянием, которое он сам же мне и организовал. — Чесговоря, отходняк от этой вещи жесткий. Тебе бы сейчас полежать спокойно и молчком. Иначе стошнит.

— Спасибо, Кэп. Мог бы и не пояснять. Я не дура. — силы быстро покинули меня, и я рухнула обратно на сидение. — Чем ты меня накачал? Это какой-то наркотик?

— Не парься за это. Лучше подремай. Эффект скоро выветрится. Через пару часов полегчает.

— Успокоил, блин. Через пару часов… — проскрипела я, зажмурившись. Солнце беспощадно слепило глаза. Похоже, за ночь я обратилась в вампира, который не переносит дневной свет. — Не надо так больше. Не пичкай меня этой гадостью.

— Всё зависит от твоего поведения. Будь моя воля, я бы предпочел не усыплять тебя. Но ты сама не захотела по-хорошему.

Я не захотела. Ну конечною А он разве предлагал по-хорошему???

— Чье это ведро с гайками? Только не говори, что угнал у бомжа.

— Ты про Вольво? Да у знакомого взял. Вместо своей. Надо ж было ехать на чем-то.

Его ответ заставил меня усмехнуться.

— Ты променял бэху на дряхлую рухлядь из прошлого века? Не боишься, что этот тарантас заглохнет на полпути?

— Ты что! Она надёжная. Не глохнет, не кипит. Хоть и старенькая, но ни разу не подводила. Между прочим, на Западе такую тачилу передают из поколения в поколения.

— Ну и что? Все равно рухлядь. — хмыкнув, я задрала нос кверху.

Мне показалось, что это его тачка, раз он так рьяно защищает ее, но почему-то льет в уши, что обменялся. И потому взялась с чувством прохаживаться в грязной обуви по тому, что являлось для него ценностью.

— Вообще-то раритет, а не рухлядь. — Бейрут продолжал убеждать меня в обратном. — Крепкая, неубиваемая. Ни рыжика на нем, кузов из качественного металла, оцинкованный. Здесь все в железе. Как в танке. Очень хорошая тачка. Между прочим, е-класса. Ничего ты не понимаешь в технике.

— М-да? И какого ж она года?

— Девяносто шестого.

— Ужас. Она старше, чем я. А с нее гайки случаем не сыпятся, пока мы едем? Может тебе стоит выйти и проверить, все ли на месте?

— Не переживай. Доедем.

— А куда доедем?

Я замерла в ожидании услышать от него тот самый ответ.

Молчание.

Подождала немного. Поняла, что он не собирается обговаривать со мной маршрут.

— Лучше б на другую машину поменял…

— Например? — заинтересовался он. — Какую ты бы хотела?

— Шевроле Тахо. Но только чтоб бронированный. Как у инкассаторов.

— У-у-у, ты загнула. Шевроле Тахо ей подавай. Закатай губу, красавица. Нам такая роскошь не по карману.

В смысле не по карману?

Я вновь приняла сидячее положение и, поглядев на него оценивающе, с возмущением о уточнила.

— Так ты че, нищий что ли?

— А тебе богатого надо? — съязвил Бейрут на той же ноте.

— Конечно надо! — прогремела я, не подумав, как выгляжу со стороны.

— Ты не в том положении, чтобы выбирать.

Это уж точно. Я совсем не в том положении.

Пересилив боль в глазах, прищурилась и поглядела в окно.

Мы двигались по шоссе, но в какую сторону от города, было совершенно неясно. Никаких опознавательных знаков вдоль дороги не виднелось. Как и сама дорога была мне незнакома. Где это я???

— Сколько времени мы в пути?

Заторможено поинтересовалась я с намерением вычислить примерное местоположение.

Бейрут не ответил на, казалось бы, несложный и очень важный для меня вопрос. Его молчаливость заставила меня продолжить выпытывать из него правду.

— Куда ты везешь меня? Мы очень долго едем?

— Не засекал. Хочешь вычислить координаты местности? Не выйдет. Это старая дорога. Тут мало кто ездит.

Не скажет, значит. Пункт назначения должен оставаться тайной для меня. А как же иначе, ведь я у него в заложницах.

Ну и дела… Зачем я только пошла в клуб … Хотела ж насолить бывшему. Лучше б дома сидела и убивалась по нему. Чем так, попасть в такое приключение.

Бывшему сейчас хорошо небось. А вот у меня проблемы, причем глобального характера. Как выпутаться из них, ума не приложу.

— О чем задумалась? — поинтересовался Бейрут.

— Да так. О своем.

— Хочешь пить? Дать водички?

— Не нужна мне твоя водичка. Ты лучше скажи, когда мне можно будет вернуться домой?

— Нескоро. Вряд ли ты вернешься раньше, чем через год.

— Год??? Год в заложниках??? Но ты же вчера обещал, что отпустишь, когда что-то объяснишь мне…

— Я пока не объяснил. Не было времени. Был занят другим. Если ты хоть немного помнишь из того, что случилось этой ночью.

— Ну так сделай это сейчас. Объясни, что хотел. И отпусти меня.

— Ты не готова меня слушать. Пусть сперва вся химия из тебя выветрится. Потом и будем разговаривать.

Бейрут проверяет, помню ли я что-либо? Очевидно, так. А если солгу и скажу, что не помню, он отпустит меня?

— Я не помню ничего с тех пор, как мы пересели в Хаммер. — солгала я намеренно.

— Однако Хаммер ты помнишь. И то, что я сказал тебе перед тем, как уйти. Не пытайся сделать из меня дурака. Не выйдет. Я наученный опытом.

Хм, козлина. Не проведешь его. Больше он мне не доверяет.

— Клянусь, я никому не расскажу про тебя и твоих подельников. Я сделаю вид, что не знаю тебя. И не буду обращаться в полицию.

— Я сказал. Сперва отрезвеешь, а потом будем разговаривать.

— Разве есть, о чем разговаривать?

Ехидно спросила я, отвернувшись от него к дороге. И снова никаких табличек за окном. Куда ж он везет меня?

— По-моему, у нас не может быть общих тем для разговора.

— Как же не может, когда может? — усмехнулся он, повернувшись. — Тебе нравится, когда я тебя трогаю без позволения. И мне нравится трогать тебя всякий раз, когда я того захочу. Кое-что между нами есть общее. Я люблю заставлять, а ты любишь, когда тебя заставляют.

— Я против садо-мазо. Если че. Я за равноправие. И обоюдное согласие.

Не согласившись с его похабным заявлением, что у нас много общего, я лениво отклонилась на спинку сидения. И прикрыла глаза ладонью.

Солнце слишком яркое. Невозможно это терпеть просто. Плюсом к тому еще и укачивало, и пить хотелось смертельно. Но я боялась пить, чтобы не стошнило. Дорога разбитая вухнарь, шатает, нет абсолютно ни малейших сил ухватиться за что-нибудь, чтобы не трясло.

— Можно попросить твои очки? Глаза болят.

— Пересядь на перед. — предложил он альтернативный вариант решения возникшей проблемы. — Тут нет солнца.

— А ты остановишься?

— Нет. Перелезешь.

Соизмерив собственные возможности и представив, как буду перелезать в таком состоянии, я решила лишний раз не шевелиться, чтобы не заблевать салон. И ложиться тоже не рискнула.

— Нет уж, спасибо. Мне и тут хорошо.

Тем более, что там у него будет больший простор действий, а здесь он до меня не достанет.

— Как хочешь. — высказался он и смолк.

Очень хотелось спать. Монотонный звук мотора убаюкивал. Из-за солнца пришлось держать глаза закрытыми.

Я старалась не спать, чтобы не пропустить дорожных указателей.

Но как знала, что не выполню миссию и что силы меня покинут спустя несколько минут отчаянного противостояния неизбежному.