Страница 61 из 86
Эти сильные и смелые люди умерли, а она — далеко не такая умелая и сильная, и, кажется, вовсе не такая уж смелая, — все еще тут.
Живет.
Дышит.
Надеется на что-то, рассчитывая прожить еще один день. Желательно — не такой, как сегодня.
Их день был долог, полон сожаления и страха, неясной тревоги и настороженности — все же шли они по темным землям, и за каждым кустом чудились внимательные глаза. А еще приходилось бороться со странным отупением. Адреналин боя схлынул, затем ушла нервная дрожь напряженных мышц, и тело… просто устало. Но отдых был непозволительной роскошью, и они все шагали и шагали, и так до позднего вечера, когда с ног не валились лишь самые стойкие.
Рейнар так и не пришел в себя. Он, в отличие от бессознательной Марины, застрял где-то на грани, его тело было напряжено, и верхом он сидел самостоятельно, только сильно склонившись к шее жеребца, почти лежа на нем. Снимали и укладывали его втроем, и пульс был слишком уж редок и тих.
Марго говорила, что воин справится, но Линде чудились в ее голосе нотки сомнения. Поделиться с ним силой подруга то ли не успела, то ли не смогла, и истерзанному организму приходилось рассчитывать лишь на себя.
До этого дня Линда даже не подозревала, что так привязалась к гьярвену. Она постоянно ловила себя на мысли, что ищет взглядом его мощную фигуру, ждет указаний и одобрения. Что скучает по тени усмешки в светлой бороде и рокочущему пению. Она не знала, что ведет этого человека, чего он хочет от них, но он, жесткий и строгий, стал очень близок.
И девушка от всей души желала ему жизни.
Правую ладонь тронули пальцы, сжали крепко, возвращая в реальность, и накрыло теплом.
Витька.
Когда-то это казалось едва ли не пошлостью: держаться на людях за руку, не отлипать друг от друга, словно нет другого времени и места. А сейчас… какая разница, как это выглядит, если ты нуждаешься в этих объятиях? Переплести пальцы, уткнуться носом в ключицу, ухом прижаться к плечу. И чувствовать, как утихает боль, и тревога разжимает когтистую лапу у сердца.
Просто дышать. Рядом с ним. И когда все успело так измениться?
«Данил»
Имя, прочитанное с деревяшки, полетело в огонь. Линда вскинулась, вырываясь из оцепенения.
— Я не верю, что он погиб, — хрипло выговорила она, выискивая того, кто посмел вырезать имя мальчика и бросить его в костер.
Горло саднило, словно она долго кричала, а не молчала весь вечер.
— Я тоже, — ответила Марго, встречаясь с ней взглядом.
В правой руке подруга держала кривой нож с рунной вязью. Когда она успела вернуться, Линда не поняла — до того Маргарита ходила к Марине, а теперь ее сменил возле девушки Ваня.
— Тогда зачем? Ты…
Линда прикусила губу, не решаясь озвучить то, как Марго встала на сторону мага в его решении уходить. А они… ничего не нашли. Даже Мия.
— Это не поминки, Лин. Это просьба к Йирасе. О заботе или… — Марго будто споткнулась, ноздри ее раздулись, она сглотнула, — о легком пути. Ее огонь — и жизнь, и смерть, начало и конец. И если просить о важном решении, о толчке в нужную сторону, то только ее — Деву Огня.
— И ты в это веришь?
— А ты — нет?
Левая ладонь загорелась, будто наяву чувствуя жар остывающего уголька. Линда сжала ее в кулак.
— Не знаю, — соврала она.
«Я хочу верить хотя бы во что-то» — говорили глаза подруги.
— Держи.
И Марго протянула нож ей. Линда нахмурилась, не сразу поняв, зачем. А потом ахнула, вспоминая: Олег. Растерянный взгляд заметался по лицам друзей, остановился на Юрке. Тот кивнул.
Почему она? Почему не он? Парни дружили, а она…
Она терпеть не могла Олега. Эти его выходки, назойливое внимание, приставания дурацкие. Он бесил ее, всем своим существом, поведением. Но… они оказались связаны. Знакомством из прошлого мира, Андреем, болезненной страстью Олега.
Девушка приняла и деревяшку, и нож. Удобная рукоять словно ластилась к ладони, дерево отливало медом, делилось теплом. Простое короткое имя, но Линда вложила в него старание, и грусть, и боль, и надежду.
Да, он ей не нравился, но она никогда не желала ему смерти. Даже когда готова была прибить. А сейчас… он остался на той стороне, и сложно сказать, что для него было бы лучше — умереть или попасть в плен к торийцам.
Нож соскочил с деревяшки и чиркнул по пальцу, и над раной мгновенно набухла алая капля. Линда поднесла ее ближе к глазам, глядя, как завороженная. Сто лет она не ранилась вот так, по-глупому. Капля, дрогнув, сорвалась и упала на вырезанное неумелыми пальцами имя. «О» мгновенно покраснела, и протянулись от нее по жилкам дерева черточки-стрелки.
Девушка сжала деревяшку в руке.
Живи.
Здравствуй.
Пламя вспыхнуло, принимая подношение, и будто потемнело на миг, окрасившись ее кровью.
Марина
«Лиза упала на колени в желто-серый песок и зарыдала.
— Вставай!
Марина вцепилась в нее, потянула. Сестра затрясла головой.
— Вставай же уже! Иди!
— Я не хочу.
— И я не хочу. Но мы не можем остаться здесь, просто не можем! Идем! Вместе.
Лиза подняла голову. Глаза ее слезились, но упорно что-то искали в лице сестры. Наконец, она переплела пальцы с Мариниными.
— Вместе»
Пальцы чувствовали тепло ладони, кожа горела, и Марина подумала вдруг, что угодила прямиком в свой сон. Закашлялась, и над ней сразу кто-то склонился.
— Ты очнулась.
Голос теплом прокатился по венам, и девушка распахнула глаза. Ваня. Это он держал за руку. Вторая ладонь легла на ее лоб, проверяя, нет ли жара, и Марина поймала себя на странном желании ткнуться в нее носом. А после — губами.
Девушка вздрогнула и отвела взгляд. Вокруг сгущались сумерки, словно вновь наступила ночь. Как — ночь? Было же утро…
— Где мы? Что со мной?
— Магическое истощение, если верить грену Лусару, — ответил Ваня и убрал со лба ладонь. Девушка проводила ее взглядом. — Ты провела без сознания весь день.
Торийцы — вспыхнуло в голове. Она попыталась сесть, но парень надавил легонько на плечо, и она откинулась обратно. Кожа под его пальцами словно раскалилась, прикосновение, дружеское и невинное, вызвало дрожь.
— Полежи. Я за Марго схожу, она у костра, с остальными.
— Нет! — отозвалась она и схватила за руку раньше, чем успела сообразить, что делает. — Просто… побудь рядом. Хотя бы чуть-чуть.
— Хорошо.
Он был удивлен, и девушка его понимала. А вот себя — не очень. Она кусала губу и все косилась на парня, при взгляде снизу еще более массивного, плечистого, сильного…
«Да что со мной?!»
Да, он нравился и раньше, она волновалась за него, раненного на охоте, помогала в занятиях, смущалась при разговоре, везде видя особое отношение, — и злилась на себя за это. А сейчас… творилось что-то странное. Она отмечала, как пульсирует венка на шее, и что из выреза рубахи торчат светлые завитушки волос. Ее пальцы легонько трогали мозоли на его широкой ладони, пробегались до коротко остриженных ногтей, замирали на мелких шрамиках.
И губы. Она только сейчас заметила, какие они жесткие, красиво очерченные, такие… мужские, такие…
Губы шевелились, явно что-то произнося.
— Прости, что? — очнулась она.
— Хм. Я говорил, что мы в сердце Арденских темных земель. Грен Лусар решил вести нас через перевал, на ту сторону гор, и ближайшая нормальная дорога — здесь… Марина?
Кажется, она опять перестала его слушать. Глубоко вздохнула, не отрывая взгляда от губ парня. Он наклонился ниже.
— Что такое? Тебе плохо?
Она поймала его за шею и, неловко подтянувшись, ткнулась губами в его рот. Раньше она себе такого никогда бы не позволила, но сейчас…
Сейчас ее тело горело огнем. Оно словно просило о касаниях и поцелуях. Неужели целоваться — так приятно?! В первом классе ей так не показалось, а потом девушка неизменно тупила, сводя на нет все ухаживания.