Дочь атамана

— Беру свои слова назад, — засмеялся Гранин, увлеченный ее горячностью, — вашими устами говорит сама мудрость.

— Вот то-то же, — кивнула она, явно довольная. — А что касается вашего опыта, то дурное дело нехитрое. Цифрам даже меня в конце концов обучили, — и Лядова подмигнула ему.

Выезжали в имение торжественным обозом. Александра требовала открытую коляску, чтобы дышать дивным свежим воздухом и любоваться пейзажами, но Изабелла Наумовна уперлась намертво, не желая мерзнуть за просто так.

У гувернантки вообще было нервное, мрачное настроение, видно было, что уезжает она с тяжелым сердцем, но решительности ей не занимать.

— А и пусть поживет один, — пробурчала она себе под нос, устраиваясь на сиденье и укутывая себя мохнатой дохой, — одумается!

Лядова жалась к Марфе Марьяновне и поглядывала на Изабеллу Наумовну с любопытством.

— И остались бы, — заметила она спокойно, — что вам в деревне куковать.

— Я тебя, душечка, в беде не оставлю, — твердо заверила ее гувернантка.

— Тоже мне беда, — иронически протянула Лядова, — горе горькое. Будто в городе этом медом намазано.

— Замуж тебе, глупая, надо, — проворчала Марфа Марьяновна, — а в деревне что? Степка-косарь да Васька-кожемяка.

— Захочу — выйду замуж хоть за Степку, хоть за Ваську, — задрала нос Александра. — Я же Лядова, мне раз плюнуть!

И она ожесточенно замахала в окно.

Провожающих было — пруд пруди.

Позади было такое бурное прощание, будто они уезжали на край земли, а не на расстояние в полдня пути.

Даже Гранина обнимали горячо и истово.

Экипаж тронулся с места.

— И что — Лядова? — спросила Изабелла Наумовна, явно убегая от своих печальных мыслей.

Гранин тоже навострил уши. Легенду о первом императоре и первом вольном атмане он, конечно, слышал, но всегда думал, что сказки все это.

— А и все, — Лядова смахнула со щек слезы и отлипла от окошка. — У нашей семьи личное императорское дозволение венчаться с кем угодно.

— Это какая-то шутка?

— Беллочка Наумовна, неужели вы не знаете историю нашей семьи? Сто лет назад, когда мой прадед, вольный атаман Никифор Лядов, пришел на помощь армии в решающий момент битвы и одержал славную победу, государь спросил его, какой награды он хочет. Сулил дворянство и угодья, а прадед отмахнулся от всего чохом. Просил император присяги, а мой прадед и тут отказался. «Чего же тебе надобно?» — спросил его государь изумленно. «Любить кого хочу и защищать страну, потому что верен ей не под присягой, а по велению своего сердца», — огорошил его мой прадед. Бояре замерли в ожидании, потому что нрав у первого императора был тяжелый и за такую дерзость запросто мог казнить. Долго он молчал, а потом вдруг захохотал и сказал, что так тому и быть. И мой прадед женился на императорской невесте! — торжествующе завершила Лядова.

— Как? — ахнула Изабелла Наумовна. — И в живых остался?

— Государево слово крепче гранита. Впрочем, он недолго кручинился, а на свадьбе пуще всех отплясывал.

— Если ты соберешься за Ваську или Степку, отца удар хватит, — вздохнула Марфа Марьяновна удрученно, совершенно равнодушная к этому необыкновенному рассказу.

— А его все равно ударит хватит, — отмахнулась Лядова. — Хоть за сапожника, хоть за принца заморского.

— Слава тебе господи, в деревне заморских принцев не водится.

— А вдруг! — Она разулыбалась, глаза ее засверкали, она снова принялась фантазировать, это у нее всегда прекрасно выходило: — Заходит такой красавец — глаза аметистовые, губы алые, на пальцах тяжелые перстни, на голове парик высотой в пять вершков, на ногах чулки шелковые. А я хлоп — и в обморок от любви. Головой о печку шарахнулась, да и делу венец, — и она захохотала.

— Что за глупости, — фыркнула Изабелла Наумовна.

— А это мадемуазель Жюли виновата, — открестилась Лядова, — вечно она сочиняла сентиментальные истории да везде отрывки разбрасывала. И главное: везде любовь как молния, стоит лишь глазами встретиться — и аминь. Как же так, спрашивала я мадемуазель Жюли, а если у рокового красавца характер поганый? Или шуток он вовсе не понимает? Или дураком уродился? Как можно влюбиться с одного взгляда?

— И сколько, по-твоему, взглядов нужно? — спросила Изабелла Наумовна, посмеиваясь. Ее забавлял пыл воспитанницы.

— А при чем вообще взгляды! Человек — не картина, чтобы на него пялиться. Даже рукавицы себе по руке подбирают. Вот вы, Михаил Алексеевич, — и она проворно развернулась к нему, — как свою жену полюбили?

Он ответил не сразу, вспоминая запах ветчины и хлеба, крепкий купеческий дом, хозяин которого страдал от радикулита. И его молодую дочь, преисполненную спокойного чувства собственного достоинства.

Надежда Сергеевна — Наденька — не была любовью с первого взгляда, не была и с десятого. Гранин ездил к ним год, прежде чем решился сделать предложение.

Его любовь была ровной и сильной, не лихорадила и не обжигала, но дарила тепло и покой.

— Я выбрал жену по себе, — ответил он отрешенно, — не глазами, а сердцем.

— Простите мою бестактность, — вдруг испугалась Лядова, — если вам не хочется вспоминать…

— Ну что вы, Александра Александровна, — Гранин вернулся из далекого прошлого, послал ей теплую улыбку, — я не из ранимых. Так что со мной вы можете не выбирать слов.

— Это ты, батюшка, лишку хватил, — хмыкнула Марфа Марьяновна, — дай этой егозе волю — и она заговорит тебя до смерти.

Усадьба встретила их запахом дров и бани, сырым холодным ветром и черными голыми ветками деревьев.

Хрипло кричали грачи, перекрикивая растревоженных ворон.

Гранин уже знал, что дом и угодья достались Лядовым в качестве приданого Варвары Афанасьевны, бабушки Александры, происходившей из сиятельного княжеского рода. Следы роскоши прошлого века проступали в этом добротном строении, к которому вела обязательная аллея, завершавшаяся полукруглым двором. Хозяйский дом — каменный, двухэтажный, щеголявший некогда модными колоннами, прятал от их взора довольно заброшенный сад, который Гранин оценил в свой прошлый визит. Он нашел в беседках следы лис, а заросли одичавших роз напомнили ему известную сказку про чудовище. Сад заканчивался искусственным прудом, который по весне придется основательно чистить.

Флигель управляющего был занят тем самым приказчиком, присылавшим странные отчеты, над которыми Гранин ломал голову ночь за ночью. Беззаботная Лядова немедленно предложила ему занять одну из гостевых комнат, и Гранин был вынужден согласиться. Как бы он ни искал одиночества, оно упорно избегало его.

Экипажный сарай, конюшня и кузница нуждались в ремонте, но амбары и кладовые содержались надлежащим образом и теперь были заполнены провизией.

— Ну что же, — Лядова спрыгнула со ступеньки, опершись на руку Гранина легко, лишь для приличия, и огляделась. — Вот здесь я и выросла.

— Сашенька Александровна! — от флигеля к ней спешил седой и хромой человек, весь будто в следах от минувших битв. — Приехала!

— Добрый день, Антон Викторович, — она подала ему руки, смеясь. — Знакомьтесь, Михаил Алексеевич, — ваш помощник, между прочим. Антон Викторович Мелехов временно занимался нашими угодьями, лесами да полями, — эта тема явно ее мало интересовала, и Лядова слегка наморщила нос, признавая свою беспомощность. — Так что он введет вас во все дела, да и вы распоряжайтесь им по своему разумению.

Мелехов глянул на Гранина остро и без особой радости, но быстро отвел взгляд, засуетился, приглашая приехавших в дом.

Гранин плелся следом, предчувствуя большие хлопоты.

Лядовой не сиделось на месте. Стремительной молнией пронеслась она по комнатам, укорила Гранина за шпалеры и шторы — уж больно печальны, — немедленно выкинула их из головы и потребовала, чтобы он сопроводил ее в деревню.

— И зачем нам? — спросил он, шлепая по осенней бездорожице, и грязь чавкала у него под ногами.