Страница 94 из 97
Короткая речь оказалась доходчивой, и качки дружно закивали своими короткострижеными головами. Они уже все разделись, по-простецки скинув теплые куртки и ватные телогрейки в углы. Под кожей перекатывались мускулы, парни разминались, кто-то уже в шутку начал бороться, и я снова подумал о том, где окажутся многие из них, когда распадется Союз. Кто-то продолжит спортивную карьеру, только уже официально. Другие займутся бизнесом или подадутся в силовые структуры. Ну а третьи — пополнят ряды организованной преступности, что захлестнет Россию и Любгород в девяностые годы. И кто-то из них будет организовывать наркотрафик из соседнего Кимрского района.
— Еще вопрос, Вов, — я посмотрел на часы, отметив, что до семи вечера еще пятнадцать минут. — Почему парни Рокки — «химики»? У нас в городе вроде никаких химических комбинатов нет.
— Ха! — усмехнулся Загораев. — Они просто «химией» балуются, когда качаются. Знаешь, добавками всякими из ГДР и даже от капиталистов. Причем обычно это стараются скрыть, а эти наоборот подчеркивают. Потому и «химики».
— А «хулиганы» и «спортсмены»? — спросил я, вспомнив реплику Никиты. — Это тоже клубы?
— Нет, — покачал головой Вовка. — Все, кого ты тут видишь, — он обвел рукой небольшой подвал, — это и есть «спортсмены». Даже «химики». Нам важны результаты, сам спорт. А «хулиганы» в нашем движении не участвуют. Они тоже качаются, но делают это для того, чтобы побеждать в драках.
— О как, — удивился я. — И с кем дерутся?
— А вот с такими, как твой журик, например, — Загораев бесцеремонно ткнул пальцем в сторону Лени Фельдмана. — Кто сильно выделяется. Я слышал, что они в Москву иногда гоняют — там необычной публики полно стало. Кто на скейтах катается, кто необычную музыку любит.
— Вовка, ты не обижайся, — я решил рискнуть, — но, когда мы впервые встретились, ты со своими парнями в моем дворе к музыканту приставал.
— Да не стали бы мы его бить! — возмутился Загораев. — Думали, он пьяный. Под детским грибком ночью кто сидеть будет?
— Вот вы лучше приходите в среду на концерт в РДК, — примирительно сказал я, отметив, что Вовка искренне обиделся, когда я сравнил его и его качков с «хулиганами». — Там этот музыкант со своей группой песни будет петь.
Загораев еще немного покипятился и просветил меня на тему поведения «хулиганов». А когда в разговоре всплыло название подмосковных Люберец, я сразу же вспомнил позабытое в будущем движение «люберов». Таких же спортсменов из небольшого городка недалеко от столицы, которые совершали в последнем десятилетии СССР рейды на Москву — «воспитывать» тех, кто, по их мнению, позорил советскую молодежь. Первых рокеров, металлистов, панков, депешистов, скейтеров и брейкеров. А наши, любгородские, судя по всему, были наслышаны об их «подвигах» и подхватили заразу.
— Они себя тоже люберами считают, — пояснил Вовка. — Говорят, что из Любгорода, поэтому и любера. А там, в Москве, людям, которых избили, по фигу — из Люберец хулиганы или из Любгорода.
Справедливости ради, сказал Загораев, в Подмосковье тоже не все занимаются подобными выходками. Много людей из рабочих, которые просто ведут здоровый образ жизни, а судят по тем, кто бьет не таких, как все. И из-за них, мол, милиция потом проводит рейды по «качалкам», после чего у добросовестных культуристов проблемы.
— Так, а теперь отставить разговоры, — быстро глянув на часы, сказал Загораев. — Начинаем!
Спортсмены быстро построились в кучки, образовав что-то вроде команд. Вовка и его «коллеги по цеху» объявляли правила, по которым нужно было состязаться, и вызывали из толпы участников. Бык ходил со школьной тетрадью, записывал то, что ему говорили руководители клубов. Началось все со штанги, которую после каждой попытки выжать усиливали дополнительными блинами.
— Р-раз! — ревела толпа «химиков», когда один из них принял на руки восемьдесят килограммов. — Два-а! Три-и-и!
Тяжеленная штанга громыхнула по полу, теряя звук в наметенном песке. Подошел конопатый парень с наколкой ВДВ на предплечье, попросил накинуть еще блинов. Массу увеличили до центнера, и десантник из команды зареченских с видимым напряжением, но все-таки выжал ее. Вообще, я заметил, что качки стараются максимально соответствовать каким-то стандартам — все участники перед жимом вставали на весы, так что никакого хаоса не было, категории спортсменов учитывались. А вот сами весы мне понравились — сам на таких взвешивался в детстве. Тяжеленные, выкрашенные белой эмалью и с гирьками, которые нужно двигать по шкале на уровне глаз.
— Давай, Петя, не подкачай, — Загораев похлопал по спине таксиста. — На тебя вся надежда в нужной категории. Давай-ка точно прикинем, чтобы все как в аптеке…
Здоровяк встал на весы, Бык зафиксировал в тетрадку нужные цифры, указал рукой на площадку со штангой. Леня приготовил фотоаппарат. Штанга и так выглядела внушительно, но Петя добавил к ней еще несколько блинов, доведя общую массу до ста тридцати. Спортсмены начали возбужденно переговариваться, таксист подумал и добавил еще блинов.
— Сломается, — покачал головой один из ближайших ко мне качков.
— И р-раз! — хором выкрикнули «центральные». — И-и два! И-и-и тр-ри-и!
Когда Петя поднял на вытянутых руках огромную штангу, я на пару секунд испугался, что он и вправду не выдержит. Все-таки поднять железку хотя бы массой собственного тела в жиме лежа — это уже задача. А тут все сто сорок килограммов и в жиме стоя! Жесткая тема для настоящих мужчин. Четырнадцать лет назад, в тысяча девятьсот семьдесят втором, советский атлет Василий Алексеев установил мировой рекорд, который никто потом не смог повторить. Двести тридцать шесть с половиной килограммов! Но это профессиональный спортсмен, который долго тренировался. А наш Петя — обычный советский таксист после армии, который, к тому же, «немного не в форме».
— Ур-ра-а! — закричал вдруг тихоня Былинкин, что стало для меня и Лени с Никитой полнейшей неожиданностью.