Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 5



Глава 1

Сидя в недрах Министерства иностранных дел, мы с Виталиной тщетно пытались успокоиться при помощи заместителя Чрезвычайного и полномочного посла СССР в Японии Андрея Васильевича Митрофанова.

— Япония, безусловно, потеряла большую часть суверенитета по окончании Второй мировой войны, но это, как ни странно, играет нам на руку.

— Классическое «только выиграли», — скорбно вздохнул я.

Виталина издала тихий, нервный смешок.

— Что ты имеешь ввиду, Сережа? — приподнял скрытую очками бровь наш куратор.

— Извините, Андрей Васильевич, продолжайте, — извинился я за неуместную ремарку.

— Так вот — на территории Японии американцы стараются соблюдать видимость приличий. Япония — их витрина, а витрина должна быть чистой и ярко сверкающей. Попытка устранить тебя чужими руками на территории КНДР — это одно, а проводить такую же акцию на собственном, так сказать, заднем дворе — совсем другое.

— Если бы я сдох в Корее, прогрессивному человечеству было бы насрать — КНДР для них пугало почище нас, — вынужден был я признать его правоту. — Никто бы и не удивился, когда западные СМИ начали бы вешать всех собак на товарища Ким Ир Сена — мало ли чего в голову кровавому диктатору взбрело?

— Япония приносит США очень много денег, — кивнув, продолжил Андрей Васильевич. — И заокеанским элитам такое положение дел нравится. Поэтому аналитики КГБ сошлись во мнении, что эта командировка для тебя в целом безопасна. Охрана, впрочем, будет обеспечена на высшем уровне — вплоть до размещения наших снайперов вдоль твоего маршрута.

— И они согласились? — удивился я.

— США позволяет своим сателлитам вести условно-независимую политику в определенных рамках, — пояснил он. — И это — как раз такой случай. Американцы со своими колониями не церемонятся, руководствуясь античной поговоркой «горе проигравшим», но в случае с Японией пытаются соблюдать приличия.

— Суки, — вздохнул я.

— Согласен, — вздохнул и Андрей Васильевич.

— Предлагаю называть американцев «пиндосами», — выкатил я рацпредложение.

— А почему «пиндосами»? — не понял он.

— А как их еще называть? — пожал я плечами.

Виталина заржала, сублимируя скопившееся напряжение — не хочет чтобы подопечный голову льву в пасть совал. Я не хочу тем более, но что поделать? Приказ родного дедушки, мать его!

МИДовец вежливо хохотнул и спросил:

— По нашим сведениям, ты хорошо разбираешься в культуре и менталитете японцев. Нужны ли тебе дополнительные консультации?



— Буду благодарен за методичку, — оптимизировал я процесс подготовки. — Извините, весь график в помойку полетел, на многочасовые лекции по японскому этикету времени вообще нет. Но методичку обещаю зазубрить. А вот Виталине Петровне полезно будет, — ехидно ухмыльнулся девушке.

— Накажу! — с хищным оскалом пригрозила она.

— Нету такого фетиша, — не стушевался я.

Андрей Васильевич кашлянул и продолжил:

— Японию и США связывают не только бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, но и крепкие экономические отношения. Это — огромная проблема для нас, потому что японские бизнесмены крайне консервативны. Любовь японского императора к твоей музыке — единственная причина, по которой они вообще обратили на нас внимание на качественно новом уровне. Поэтому, Сережа, значимость этой командировки недооценивать нельзя — от тебя зависят наши с Японией отношения на многие годы вперед.

— Я понимаю, Андрей Васильевич, — серьезно кивнул я. — И не подведу.

— Еще один наш козырь — общественное мнение. Подавляющее большинство японцев еще помнит войну и осознают полную бессмысленность применения атомного оружия. Но народ… — он развел руками.

— Народ не спрашивают, — кивнул я. — Можно немного «покачать улицы», можно подбить особо радикальных аборигенов на нехорошее — вплоть до суицидальных покушений на высшие государственные чины, но это так, кровавое баловство — не более. Пока народ не поднимется от мала до велика, включая часть элит, как это было у нас в Революцию, толку не будет.

— Верно, — подтвердил Андрей Васильевич и улыбнулся. — Тем не менее, тебя в Японии знают уже многие.

— И мне это чисто по-человечески приятно, — с улыбкой кивнул я.

Дело не только в манге про Наруто, которая завоевала любовь не такой уж и важной и массовой аудитории «протоотаку» — манга и аниме в эти времена воспринимаются исключительно как баловство. В мои времена на них выросла уже пара-тройка поколений, часть представителей которых сумела пробиться наверх и несколько изменить общественное мнение. Будет так и в этой реальности, так что я доволен — один сделавший карьеру обожающий мои продукты бывший школьник приравнивается к мелкому гвоздику в крышку гроба американо-японских отношений. Гвоздик мал, но если таких станет два-три десятка миллионов? Совсем другие перспективы!

Второй мой актив — музыкальный японский коллектив во главе с красавицей Кирико Такемурой, который ожидаемо рвёт чарты с момента релиза пластинки-гиганта и уже успел объехать с гастролями почти все крупные японские города. В плане поездки есть посещение их концерта в Токио, на стадионе «Будокан» — под конец шоу выйду на сцену, споем с певицей дуэтом, потом выкачу хитяру в своем исполнении. Император Хирохито обещал прийти, так что будем стараться не упасть в грязь лицом.

— С вами отправится делегация сотрудников Внешторга и представители ряда Министерств, поэтому все, что от тебя требуется — общая, как ты ее называешь, «презентация» перед Кэйдзай доюкай. Это…

— Закрытый клуб для офигенно важных япошек, трем четвертям которых место на виселице, — перебил я. — Но Токийским процессом рулили американцы, которым было выгодно оставить упырей в живых и при капиталах. Везде одна и та же х*йня! — раздраженно дернувшись, опустил голову на сложенные на столе руки. — Что в Нюрнберге, что там! — взяв себя в руки, не поднимая головы, успокоил куратора. — Извините, Андрей Васильевич, продолжайте — я дергаюсь только тогда, когда это не навредит Родине.

— Я тебя понимаю, Сергей, — мягко ответил он.

— Можешь, пожалуйста, очень вежливо спросить Романа Андреевича Руденко? — повернулся я к сочувственно смотрящей на меня Виталине. — На тему совместного перекуса и разговора о том, как ему непросто пришлось на Нюрнбергском процессе? Это — лично для меня, без далеко идущих планов.

Офигенно интересно потому что.