Отступник

— Когда ты собираешься уехать?

— Да вот сразу и хотел. Дон Сальваторе сказал, чтобы я пересек порог дома мастера Эрвига до первого снега. А он рано выпадает на севере. У меня два с половиной-три месяца, чтобы пересечь пол континента. Поэтому терять время не стоит. Я собирался найти корабль до Аакарии и отчалить. Оттуда ближе всего потом добираться до герцогств. Нужно только будет некоторые вещи докупить. Кстати, забери, сомневаясь, что они мне на севере понадобятся. — Я порылся в своем мешке, достав шелковый мешочек с алмазами. — Тут почти три сотни золотых. Думаю тебе больше пригодятся.

Она достала один, покатала между пальцев, посмотрела через него на окно, любуясь как солнечный свет игра на гранях. Улыбнулась и прищурилась.

— Подмазываешься, да?

— Конечно, — я серьезно ей кивнул. — Я тебе еще свой арбалет подарю. Должен же я побаловать свою старшую сестренку. Так что одевайся. Пошли прогуляемся, сначала в порт потом зайдем на рынок.

На улице свежий воздух взбодрил Карлотту. И мрачное выражение сошло с ее красивого лица, и мы подстроившись под шаг друг друга пошли разузнать о ближайшем корабле. В тенистом коридоре, образуемом стенами трехэтажных домов, дул свежий бриз, принося рыбный запах с близлежащего причала.

В промежутках между домами на улицу прорывались лучи солнца. Попадая в очередное пятно слепящего жара, я чувствовал, как меня накрывает солнечный прилив, чтобы затем вновь отхлынуть разрезаемый очередной тенью здания. Это был хороший солнечный день, что было редкостью в перерывах сезона дождей.

Небо было бледно-голубым, затянутым легкой дымкой — оно было похоже на стекло, в котором отражались волны в заливе. На крышах сидели вконец обленившиеся вороны, им было лень даже каркать на прохожих. Крики людей, кативших ручные тележки со строительными материалами, звучали решительно и свирепо. Город стремительно зализывал раны, восстанавливаясь после погромов и пожаров.

В одном из переулков слышалась ругань и возня, две группы мелкой уличной шпаны что-то не поделили между друг другом. А бедняки всегда атаковала “чужих” со всей особо едкой, концентрированной злостью и жестокостью, на какую только способны другие бедняки по отношению к таким же беднякам. Жизнь продолжалась.

— Так что ты собираешься делать? Есть мысли? — Сказал я увернувшись от женщины, которая тащила на голове здоровый обмотанный простыней тюк.

— Наверное дождусь Бена. — она, остановилась, чтобы не попасть под телегу, которая разворачивалась, чтобы протиснуться в узкий переулок между домами. — У него были какие-то планы после того, как закончит с делами в Норе. Ему лишние руки не помешают.

— Будь осторожна Карлотта, не влезай ни в какие передряги лишний раз. — Я, пропутил большую тележку, которую катили сразу четыре человека. — Ты теперь не одна. У тебя есть младший брат, и младшая сестра, и еще один брат карапуз, есть мать. Нам предстоит еще найти их. Да твоего капитана тоже следует поискать.

— Хорошо, постараюсь во всяком случае. И тоже не вздумай там сдохнуть, иначе я тебе руку сломаю. — Она буркнула снова надув щеки, начиная осознавать, что я действительно скоро уеду.

Мы вышли в портовую зону, тут как обычно кишело куча народа. Какое-то время мы с ней продолжали путь молча, каждый обдумывая свое и уклоняясь от прохожих в нескончаемом танце уличной жизни. Обходя лоточников, бесчисленных воришек и грузчиков и моряков. Просто прохожих и приезжих, которые испуганно и растерянно стояли, осматривая живое море людей снующих между ними. Вдохнув аромат жареной рыбы я решил, что не наелся, завтрак у Наместника я прервал. А обед весь скормил Карлотте, чуть не с ложечки. Да и сейчас тоже требовалось отвлечь ее от мрачных мыслей, так что купив еще по две хрустящие и щедро посыпанные специями рыбки, нанизанные на палочку. Мы пошли дальше в сторону начальника порта, он знал нас обоих, и раз донна Леона сказала, что претензий нет, прятаться смысла особо не было.

Пока шли к начальнику порта, мы разговаривали обо всем и ни о чем сразу. Я взял себе на заметку, что стоит прикупить себе специй пока есть возможность. Во первых они там жутко дорогие, во вторых их там просто очень сложно достать. А я уже привык к такой острой и насыщенной пище. Чувствую пресной кухни севера я еще наемся. Начальник порта оказался у себя, его подбородки пошли волнами, он взмок и покраснел, подавившись золотым вином, когда мы зашли к нему в кабинет. Он прекрасно знал, что бывшие убийцы ушли из семьи, а такие люди заходят в гости обычно только в одном случае. Но с чувством выдохнул, когда узнал, что это не тот случай.

Он с радостью указал нам судно под флагом золотой марки. Стараясь поскорее выпроводить опасных и нежелательных посетителей. Я быстро отыскал нужное мне судно. После непродолжительной, но горячей перепалки с капитаном, продававшим места на борту корабля, схватки. Которая сопровождалась упоминанию обоих верховных божеств, а таких более плотских персонажей, как знакомые наших знакомых, мне удалось выторговать гамак и обед раз в день в одной закрытой комнатушке за приемлемую сумму. Я внес залог, и пообещал, что к моменту отбытия судна непременно буду на борту. А отплытие к огромному разочарованию Карлотты было этой ночью с отливом. Так что у нас осталось лишь несколько часов.

Так что мы поспешили пройтись по лавкам, мне нужны были еще пара комплектов одежды и еды в дорогу, что не испортиться и я закупил себе специй разных видов. Карлотта взяла в подарок дорогих сигарил и бутыль золотого вина отвалив за все четыре золотых, под мои слабые попытки отказаться. И со смущением вернула недавно подаренный мной амулет, который мне всучил серебряный Беттино. Я удивился ее выражению, Карлотта и смущение две несопоставимые вещи. Раскрыв с изумлением уставился на ее портрет, вставленный в этот амулет. Оказалось эта зараза как чувствовала, и пока мы сидели в трущобах. Она нашла какого-то художника, и почти неделю ему позировала. Этот амулет стал самой ценной вещью, что я имел. Мы сходили за оставленными вещами к Фло и оставшееся время устроившись ступеньках просто болтали, наслаждаясь обществом друг друга. Когда я смотрел на нее, я видел в ней решительность, доходившую почти до жестокости, храбрость, доходившую почти до свирепости. Но в тоже время испуганную девочку, которая боялась. И я старался как мог развеять этот страх.

В конце концов начало темнеть, она придирчиво поправила мою куртку и ремень от рюкзака, что был перекинул через грудь, чтобы тот расположился под эстетически правильным наклоном. Затем она обняла меня — в своей любимой манере быстро, неловко и свирепо, сдавив мои ребра гидравлическим прессом своих объятий. И не прощаясь развернулась и ушла.

А мне ничего не оставалось как поспешить на судно, что скоро отчалит. Кубрик, где располагался мой гамак был маленький и глухой, без окон, находясь недалеко от лестницы в нем было прекрасно слышно тяжелый топот бегающих туда сюда матросов. И я оказался не единственным его обитателем, вторым пассажиром была чернявая девушка примерно моего возраста точнее сказать было сложно, она могла быть как и младше так и старше на пару лет. Она глянула на меня угольно черными глазами из под свисающей челки недовольно и волком одновременно.

Она прекрасна и стройна, мраморная кожа, утонченные черты лица да губки бантиком. Ладно шучу, она действительно обладала этими чертами, но в целом образ выходил… немного искаженным. В конце концов, “мраморная” — просто красивый синоним к “болезненной”. “Стройная” — всего лишь поэтическое описание “истощенной”. У нее были бледная кожа и впалые щеки, из-за которых девушка выглядела голодной и истощенной. Кроме того, она была низенькой. Тощей, как жердь. Задницы едва хватало на то, чтобы штанам было на чем держаться. Глядя на нее появлялось лишь одно желание, взять и накормить. Ее иссиня-черные волосы ниспадавшие до ребер и давно не виделись с мыльней, криво обрезанная челка, судя по всем была обрезана кинжалом висящим на поясе, чуть ли не на ощупь. Губы были все в трещинах, под глазами уже не мешки, а синяки. Однако ее руки были чистые и нежные, ни разу не видевшие тяжелой работы. И на ней висела перевязь с метательными ножами, не такими как у меня, а судя по всему сделанными на заказ. Но главная черта, как мне шепнула Полночь была в том, что она маг. Ее источник был как бы прикрыт, спрятан. Она оглядела новоприбывших пассажиров тревожно, — то был взгляд человека, который спасается бегством. Я его хорошо знал этот взгляд, я последнее время сам постоянно смотрю таким взглядом.