Страница 7 из 48
Топот и мат вперемежку с хриплым дыханием вмиг разрушили мирное очарование парка. На фоне прозрачной тьмы промелькнули две нескладные фигуры. В поисках спасения беглецы отчаянно ломились сквозь кусты и невысокий подлесок.
Испуганные цикады примолкли, но страх не вечен и спустя мгновение вновь зазвучало их мелодичное стаккато.
Двуногая дичь боялась не зря. Спустя несколько минут в кронах высоких сосен бесшумно промелькнули мужской и женский силуэты. Преследователи, в которых чувствовалась грация и упорство настоящих хищников, с лёгкостью прыгали с дерева на дерево.
Внезапно Иван замер, а затем в мгновение ока спустился вниз. Мари тоже остановилась и с недоумением посмотрела на него.
— Ладожский, так нечестно! Ведь мы договаривались идти по деревьям, а ты спустился на землю. И куда подевалась Соня? Что-то она совсем отстала.
Выпустив когти, девушка с лёгкостью кошки спрыгнула с дерева и встала рядом с приятелем, который, судя по позе, к чему-то напряжённо прислушивался.
— Эй!.. Что-то случилось? — спросила Мари.
— Надеюсь, что нет, — рассеяно отозвался Иван и, пряча беспокойство, бегло улыбнулся. — Спокойно, Машунь! Думаю, с Беккер всё в порядке. На всякой случай я её поищу, а ты подожди меня здесь, хорошо? Чтобы я не бегал, разыскивая ещё и тебя.
— Ладно, — согласилась девушка. — Только смотри, если опоздаешь, и мы их упустим, сам будешь виноват. Вдруг при такой форе они сбегут? Ведь парк не слишком велик, а мы договаривались, что охота только в его границах.
— Что ж, значит, мадам Фортуна на их стороне, — ответил Иван, по-философски спокойно относясь к возможной потере дичи, и бесшумно растворился в ночной тьме.
Сердито ворча, недовольная Мари присела на корягу, торчавшую из-под земли. Время шло и возбуждение охоты, владевшее ею, внезапно пропало.
Девушке отчего-то стало одиноко в безмолвии парка, чью тишину нарушал только ветер, заунывно шумящий в высоких кронах деревьев. Вдруг на неё накатила такая тёмная волна, что захотелось взвыть от тоски. «Какого чёрта?» — встревоженная, она вскочила на ноги и огляделась по сторонам. Внезапно ей послышался слабый женский вскрик.
«Проклятье! Неужели Беккер попала в беду?» — всполошилась Мари и, сориентировавшись через ментал, бросилась на выручку друзьям. Удивляясь тому, что Иван и Соня вместе, а её тревога не проходит, она взлетела на пригорок и, не желая, чтобы её заметили, резко вильнула в сторону и встала за стволом дерева.
Картина, представшая её глазам, носила почти апокалипсический характер. На перекрестье, где сходились две заасфальтированные дороги, стояли четверо, а именно, двое бандитов и Соня с Иваном. Неизвестно, что случилось, но вышло так, что дичь и охотники поменялись местами. Горец сумел схватить Соню и теперь, держа нож у её горла, не спускал глаз с Ивана, который застыл в напряжённой позе. Юноша никак не мог решиться ни напасть на бандитов, ни обездвижить их, применив ментал. Он безумно боялся, что не успеет вовремя, и подонок успеет перерезать горло Соне.
Обнаглевшие бандиты осознали своё преимущество и приступили к действиям.
— Ты, недоумок! Свяжи его чем-нибудь, пока вторая сучка не явилась, — приказал «Ибрагимчик» недалёкому клиенту. — А ты, мудак, не дергайся, если не хочешь получить в подарок голову своей цыпочки.
В стрессовой ситуации в речи сутенёра исчез акцент, и в ней даже зазвучали интонации грамотного человека.
«Правильно говорят, что фортуна — дама переменчивая, и в любой момент может повернуться к тебе зад… спиной», — вздохнула Мари, и прикинула с какой позиции ей лучше напасть. Задачу осложняло то, что здесь, у выхода из парка, светили фонари и в любой момент могли появиться нежелательные свидетели.
Пока второй бандит отвлёкся на то, чтобы связать Ивана собственным ремнём, она зашла за спину сутенёра и, перехватив его руку с ножом, с ожесточением её вывернула. Хрустнула сломанная кость и тот, взвыв от боли, упал на колени.
В то же мгновение Иван отшвырнул от себя бандита. Высвободившись из неумело завязанного ремня, он схватил любимую девушку в охапку и с невнятным возгласом прижал её к себе, а затем гневно глянул в сторону убегавших бандитов.
Видя, что он напрягся, готовый пуститься в погоню, Соня обняла его. Удерживая юношу на месте, она всем телом прильнула к нему.
— Ладожский, прошу тебя, не надо! — воскликнула она с мольбой в голосе.
— Сонь, что с тобой? Ты ранена? — встревожено воскликнул он. — Убью гадов! Живьём закопаю!
— Не беспокойся, со мной всё в порядке.
— Беккер, ты не врёшь? Слава богу!.. Пусти, родная! Как смели они напасть на тебя? Скотам это даром не пройдёт, — прошипел Иван, и на его лице появилось непреклонное выражение.
Взглянув на расстроенную Соню, он сбавил тон и ласково добавил:
— Не кисни, малыш! Я быстро. Хочешь, идём вместе? Лично поучаствуешь в экзекуции.
Он пристально посмотрел на девушку и, помрачнев, снова сделал попытку высвободиться из её рук, но она вцепилась в него ещё крепче.
— Нет, не пущу! — заметив краем глаза движение, Соня повернула голову. — Стой, Мари! Ты тоже никуда не пойдёшь. Всё, хватит! Не хочу, чтобы мои лучшие друзья становились профессиональными убийцами.
— Сонь, да что с тобой творится? — воскликнула Мари, с недоумением глядя на подругу.
— Дайте слово, что сначала выслушаете меня, — потребовала Соня.
Серьёзная как никогда девушка твёрдо глянула в огорчённое лицо того, кого любила, и, расцепив руки, отступила на шаг.
— Честно говоря, даже не знаю, с чего начать, — сказала она и грустно усмехнулась. — Мне это кажется настолько очевидным… Господи! Неужели вы не понимаете, что нельзя убивать забавы ради? И не важно, что эти подонки заслужили своё наказание. В аллее, глядя на то, как трое взрослых издеваются над малышом, мне пришло в голову, что мы ничем не лучше этих тварей. Поймите, ведь люди, по отношению к нам, всё равно что дети, — страшно волнуясь, выпалила она.
— Хороши детки, с ножичком в одной руке и с кастетом в другой, — сердито пробурчала Мари, но Соня, увлечённая миротворческой проповедью, её не слушала.
«Ну, я и дура! — уныло подумала Мари, вполуха слушая излияния подруги. — Зря не перерезала горло бандитам, когда была такая возможность. Теперь начнётся нудное разбирательство с дотошным выяснением, почему заявленные лицензии на убийство оказались неиспользованными». Отвлекшаяся было девушка, покосилась на застывшее лицо друга, и внимательней прислушалась к тому, что говорит их новоявленная мать Тереза.
— Я считаю, что неправильно всё, что мы делаем! Кто дал нам право безнаказанно убивать людей? Уж точно не они! Считаю, что такие действия по отношению к ним незаконны и аморальны! И ведь мало нам людей в качестве дичи для забавы, так мы ещё без их согласия вырываем молодежь из семей, для которых такая потеря страшное горе. Даже у нас многие не знают, что похищаемых людей зачастую используют в качестве подопытных кроликов в экспериментах по генетике. Думаю, наш институт не исключение, где так безжалостно эксплуатируют человеческий материал. Поймите, так нельзя! Это не по-человечески! При таком отношении мы теряем моральное право называться людьми…
— Спорный тезис. Я имею в виду право называться людьми. Соня, ты забываешь, что мы уже не Homo sapiens.
— Ладожский, ты не понимаешь! Речь идёт о том, чтобы научиться жить с людьми, как с равноправными партнерами. В любом случае, мы — составная часть человечества и должны придерживаться изначальных духовных ценностей…
— Ох, Сонька, ну и путаница у тебя в голове, — перебил её Иван. — Боюсь, это ты ничегошеньки не понимаешь. Знаешь, что сделает твоё распрекрасное человечество, стоит только ему обнаружить нас?
— Да, я понимаю, что конфликт возможен, но человечество уже ушло от поры резерваций и концлагерей. Толерантность для него уже не пустой звук. Посмотри, как изменилось отношение людей к тем же сексуальным и цветным меньшинствам.
— Их меньшинства и мы? — скривился Иван. — Беккер, ты в своём уме? Если человечество обнаружит в своих рядах нас, Übermenschen[1], то никакие резервации и концлагеря нам не светят, даже при самом благоприятном раскладе.