Страница 12 из 68
Если бы моя проблема с памятью обнаружилась в больнице, она бы никого не удивила. Просто покивали бы, занесли информацию в карточку, проверили меня на вменяемость…
« — Хм, — закусил я губу, — в любом случае психиатр. А это… Нет, мы пойдём другим путём!»
Постановив для себя, что из Посёлка нужно уезжать хоть тушкой, хоть чучелом, и край — этим летом, я снова сосредоточился на игре в шахматы. Решение принято, а что и как… будем посмотреть!
Похмыкав, дядя Витя вытащил папиросы и закурил, вкусно затягиваясь и выпуская дым через волосатые ноздри.
— Хм…
— Закуривай, — понял меня сосед, глянув предварительно на поцарапанные, видавшие виды наручные часы, и, опасливо, на дверь в бараке.
Благодарно кивнув, я взял «Беломорину» из лежащей на столе пачки, а дядя Витя чиркнул спичкой, давая прикурить. Родители в общем-то в курсе, что их отпрыск курит, но правила игры нужно соблюдать, и я делаю вид, что живу жизнью образцового пионера, а они — что верят этому.
— Жрать что-то захотелось, — поделился я соседом, — доиграем сейчас, и пойду, приготовлю чего-нибудь на скорую руку.
— Миша… — покачал головой дядя Витя, окутываясь клубами дыма, — ты что, хочешь разговоров? Потерпи полчасика, мать проснётся и приготовит завтрак. А то опять…
Он поморщился и не стал вспахивать тему, а я, угукнув и опустив голову, пытался понять, что это вообще было?
« — Чёрт… я что-то не то сказал! Но что?!»
— Может, в пять минут лимит поставим? — предложил дядя Витя, — А то что-то я с утра туго соображаю.
— Давайте, — согласился я, и не пожалел. Время он начал тратить не только на обдумывание, но и на всякого рода байки, рассказывать который мужчина оказался большим мастером.
— … в тридцать девятом, помню, — на первенстве Москвы играл, — рассказывал он, подперев голову руками и глядя на доску, — и у нас слух прошёл, что Сталин на игру собирается придти. Сам он так и не пришёл, а вот та атмосфера ожидания запомнилась.
— Да-а… -протянул он, делая ход и затягиваясь глубоко, — Я тогда комсомольцем был, и ненужных мыслей — ну вот ни граммулечки! Один восторг верноподданнический в голове.
— Это как… он задумался, — Бог, наверное. Ну да, что-то близкое…
— Бог-Император, — брякнул я, делая ход.
— Ну… да, — серьёзно кивнул сосед, не отрывая взгляда от доски, — такое что-то. В газетах — Сталин, на плакатах — Сталин, и везде-то он всеблагой и всеведущий, да…
— Бог-отец… — он усмехнулся, снова затягиваясь, — святые из ЦК, и ангелы с огненными мечами из НКВД. Ну да… церкви ж разрушили, а народ в массе остался простой, я бы даже сказал — почти одноклеточный, вот ему одну религию на другую и заменили, под вопли о научном коммунизме и атеизме.
— Учение Маркса всесильно, потому что оно верно, — процитировал он без иронии, — Хм… тебя это не сильно коробит?
— Да как-то не очень, — усмехаюсь кривовато, делая ход.
— Н-да… повзрослел, — констатировал сосед, опуская глаза на доску, — но надеюсь, ты понимаешь…
— Угум.
— Даже с друзьями… особенно с друзьями, — как-то горько усмехнулся дядя Витя, окутываясь клубами дыма.
— Это да… — мне вспомнился Колька, которого, в доставшихся от тела воспоминаниях, я считал хорошим другом. Вот ведь…
Дяди Витя, остро глянув на меня, переспрашивать не стал.
— Странный был день, — задумчиво продолжил он, — очень необычный. Это потом уже я ко всякому привык… Знаешь, когда разом задыхаешься от почти религиозного экстаза, когда на куски разрывает от приближающегося счастья, и в тоже время душно, страшно…
Он замолк, обхватив руками лысеющую голову, толи обдумывая ход, толи вспоминая прошлое.
— Был культ… но ведь была и личность! — убеждённо сказал он, делая последнюю затяжку и двигая коня, — Мат!
Едва я успел забычковать окурок и кинуть в рот кусок смолки, как мать, выйдя из барака, поздоровалась с дядей Витей и позвала меня завтракать.
Ели на общей кухне. Отец, отсалютовав вилкой с куском жареной докторской колбасы, и подмигнув, продолжил жевать, не забывая сёрбать чай из большущей металлической кружки. Кроме нас на кухне никого, лишь одна из соседок зашла, зевая отчаянно, поставила на плиту кастрюлю с водой и удалилась.
— Давно встал-то? — поинтересовалась мама, накладывая на тарелку обжаренные в сахаре макароны. Коричневые, глазированные, хрустящие даже на вид, они выглядят в равной степени вкусно и вредно.
— Часа полтора как. Да хватит…— остановил я её, цепляя вилкой первую макаронину, — не осилю столько! Надо будет, ещё возьму.
— Ну смотри… Что ж ты меня не разбудил? — укорила мама, усаживаясь напротив, — Я б тебе приготовила.
— Да ну… — жму плечами, — из-за такой ерунды? Оголодал бы всерьёз, так что, у меня рук нету?
— Ваня… — мама аж руки опустила и в отчаянии посмотрела на отца, — ну хоть ты ему…
— Матери говори, — подтвердил отец, не прекращая жевать, — нечего…
— Обедать соберёшься, тёте Зине скажешь, — деловито сказала мать, прихорашиваясь перед зеркалом и несколькими смелыми мазками на губах ставя завершающий штрих. Смешно выпятив губы, будто причмокивая, она пожамкала ими, а потом пальцем стёрла лишку и подхватила стоящую на полу увесистую сумку.
— Ну, всё… — дала последние наставления мама, — от дома далеко не отходи, и не скучай, я рано приду.
Угукнув, проводил её до ворот, постоял, и вернулся обратно, не зная, чем себя занять. Строить какие-то планы рано… слишком мало данных!
Хотя эта сентенция и набила уже оскомину, но по личному опыту знаю, как легко можно наломать дров при отсутствии достаточной информации. Это ведь только кажется, что стоит только начать, а потом, с поступлением новых знаний, нужно будет только вносить небольшие коррективы.
А вот чёрта с два! Подсознание такая штука, что мозг цепляется за уже имеющиеся факты, и, даже если они начинают противоречить действительности, пытается встроить их в новую реальность, приспособить хоть как-то к делу.
В лучшем случае, получается работающая, но чертовски громоздкая конструкция, требующая излишних усилий и телодвижений. В лучшем!
В комнатке, прикрыв дверь на щеколду, постоял задумчиво, кусая губу, и вышел в коридор. Прикрыв дверь, я попытался понять, можно ли из коридора разглядеть хоть что-то, что происходит в нашей комнате, и к моей радости, дверь прилегает плотно, а большая замочная скважина прикрыта болтающимся металлическим листком.
— Ну… — вернувшись в комнату и закрыв дверь, я оглядел комнату, — приступим!
Чувствуя себя толи квартирным вором, толи извращенцем, я приступил к обыску жилища. А то чёрт его знает…
Собственный закуток не преподнёс сюрпризов, не считая маленького тайника с деньгами, в котором была бумажная трёшка, да чуть больше медной мелочи.
— Седьмой класс? — неприятно удивился я, начал листать учебники, сняв разом несколько штук с длинной самодельной полки, — Однако…
Очень не сразу вспомнилось, что в этом времени в школу идут несколько позже, и что есть такое явление, как подготовительный класс.
— Ладно… не второгодник, уже хорошо, — постановил я, поставив учебники на место и продолжив перебирать прочие книги, — О, Диккенс на английском! Ага… судя по пометкам и надстрочному переводу карандашом, продвинулся я аж…
Быстро перелистываю книгу.
— … до тридцатой страницы. Ну, хоть так! Полагаю, это получше, чем у большинства одноклассников. Ну и залегендировать внезапно прорезавшееся знание языка проще будет…
Помимо учебников и Диккенса, была внушительная стопка журналов «Юный техник» и «Юный натуралист», которым я искренне порадовался. «Смена» и «Юность» порадовали меня несколько меньше из-за избытка идеологии, жирно сочащейся с каждой страницы.
— Сойдёт… — постановил я, пролистав несколько экземпляров, — понять эту эпоху станет чуть проще, и то хлеб.
— Классика, классика… — перебираю книги дальше, — и судя по библиотечным штампам, их давно пора сдавать! О… Перельман?! Вот это я понимаю… Не думаю, что узнаю из этих книг много нового, но как часть легенды, пожалуй, будет неплохо!