«Желтая смерть»

Глава 11

— Это война, я ее просто чувствую, Петр Николаевич, хотя она еще не объявлена. И тебе надлежит со своей дивизией вступить первыми на германскую землю. Силезия перед нами, Варта позади — как говорили в старину — путь чист, теперь дело за саблей!

Генерал-лейтенант Каледин с гордостью смотрел на проходившие в клубах пыли длинные сотенные колонны 3-й Донской казачьей дивизии. Чубатые донцы выпрямлялись в седлах, видя своих войсковых генералов, которых знали в лицо и поименно. Так они и были уроженцами тех же станиц — сам Алексей Максимович родился на хуторе Каледин, откуда пошла его фамилия, командир 8-й Донской бригады, сотни которой шли сейчас маршем перед ними, полковник Гусельщиков из Гундоровской станицы. А командир дивизии генерал-майор Краснов, хотя и появился на свет в Петербурге, но корни его старинного казачьего рода из станицы Букановской, что на Хопре. Только полковник Мамантов, командир 7-й бригады не из казаков по своему происхождению, но служит уже с донцами 15 лет, Хотя с японцами воевал, командуя сотней забайкальских казаков. Константин Константинович пользуется заслуженным уважением у станичников, и таким, что уже приписан к станичному обществу Усть-Хоперской.

Представление на чин генерал-майора давно отправлено в Петербург, вот только там до сих пор решения не принято. Но теперь точно подписано государем будет — Мамантов огнем и мечом пройдет по германским городкам, чтобы знали бюргеры тяжелую казачью длань. И судя по ухмылкам на лицах проезжавших мимо казаков, те уже были мысленно на той стороне границы, в богатых селениях, где смогут захватить изрядную добычу на радость в родных куренях.

Но тут ничего не поделаешь, вековые ухватки, ибо всем известно, что солдат воюет за славу, а казак за добычу!

— Что война начнется со дня на день, все мои казаки прекрасно понимают, Алексей Максимович, вон как они в седлах ерзают, будто сапожными гвоздями кожу подбили, — усмехнулся Краснов, оглядывая всадников пристальным взором, пытаясь найти непорядок. Зато те, заметив требовательный взгляд командира дивизии, тут же подтягивались в седлах, стараясь выглядеть молодцевато, как казаку и положено.

— Офицеров мало у меня, Алексей Максимович, — хмурясь, произнес Краснов — по казачьей традиции они общались на «ты», несмотря на разницу в должностях и чинах. — Едва по два на сотню, но чаще один, если три звездочки на погоне имеет. Зауряд-хорунжих почти нет, подхорунжих мало, их субалтернами на полусотни ставим.

— Тут ничего не поделаешь, если число конных полков вдвое увеличилось, и в регулярных дивизиях, а у нас так особенно — шутка ли, вместо двух шесть кадровых дивизий выставить, да еще три льготных. Так что всех, кто по армейской кавалерии проходил, из полков по приказу вывели, впредь мы только на исключительно казаков рассчитывать можем, а они у нас храбрецы изрядные, в чины быстро выйдут,

Каледин внимательно посмотрел на проходящую мимо него полусотню, впереди которой ехал усатый зауряд-хорунжий, в офицерских серебряных погонах с одинокой звездочкой под нашитым поверху галуном вахмистра, на груди серебрились крест и две георгиевские медали. Они, как и зауряд-прапорщики, прошедшие войну с японцами, имели право на ношение офицерского обмундирования, с кокардами на фуражках и темляками на шашках. И пользовались соответствующими привилегиями, хотя формально офицерами не являлись, однако находились на их положении.

— Вон, зауряд-хорунжий сотню ведет, усища как у Ренненкампфа, грудь в наградах. Так что после первых боев подавайте представление на прапорщика, а там, глядишь, и в сотники выйдет, а то и в есаулы. Вид лихой — природный казак, бравый…

Краснов при этих словах хмыкнул, но кивнул головой, негромко заговорил, с ехидной усмешкой:

— Уникальный казак, да, теперь уже полноправный станичник. Семен сын Михайлов Буденный. Уроженец хутора Козюрин, из иногородних. В девятисотом году в станице Платовской показал военному министру генералу Куропаткину отличную джигитовку и рубку лозы, за что получил из его рук рубль в награду. А в войну с японцами сразу был направлен в Маньчжурию в 26-й Донской полк, на пополнение.

— Вон оно как, — задумчиво протянул Каледин, теперь пристально всматриваясь в Буденного. Это каким же надо быть лихим наездником и рубакой, чтобы сами казаки выставили его в показательном выступлении. Настоящий уникум — действительно казак. Одновременно с мыслями, Алексей Максимович продолжал слушать рассказ Краснова, который знал своих подчиненных чуть ли не поименно. Но так на то он и писатель, прозой балуется, к тому же путешественник — у абиссинского негуса в войсках служил, советником у эфиопского императора.

— После войны служил в Приморском драгунском полку, сам понимаешь, иногородним льгота не положена. Там попался на глаза великому князю Николаю Николаевичу — тот его сразу крестом наградил, в зауряды произвел, и в качестве наездника в Офицерской кавалерийской школе оставил. А как коренных крестьян Войска Донского в казачье сословие всем скопом записали, был сразу на Дон и отправлен. Я его субалтерном к сотнику Грекову поставил, так он полусотню в лучшие по всей дивизии вывел.

— Жаль, что таких среди бывших иногородних мало, конными на службу едва один из двадцати выходит, остальные в пластунах или саперах, да батарейцы с обозными — нестроевые. Понимаю, что землицы мало кому полный надел выделили, пешему и трети от оного вполне достаточно, расходы на службу маленькие выходят, в пять раз меньше.

Каледин отлично знал донские реалии, где вопрос о земле стоял очень остро. Казаки составляли меньшую половину населения, но владели тремя четвертями всей земли. Большая половина состояла из крестьян, разделяясь примерно поровну. «Коренными» считали тех, кто издревле жил на Дону рядом с казаками, прекрасно зная уклад их жизни и подражая — но казачьих прав, значит, земельных паев, прижимистые станичники не давали. «Пришлыми» именовали тех крестьян, что пришли на юг после отмены крепостного права — они вообще наделов не имели и трудились издольщиками или батраками. Именно они составляли самый взрывоопасный элемент, но теперь восстание вряд ли стоит опасаться — казачьего сословия стало намного больше за счет приписки в него всех «коренных» крестьян поголовно и зажиточных хозяев из «пришлых», что вполне охотно перешли в казачество, хотя прекрасно понимали что предстоит нести все тяготы службы.

Конец ознакомительного фрагмента.