Мой очень фиктивный муж

– И когда ты успел?

– Ладно, не я. Я просто раздобыл рецепт, а приготовили по просьбе Ивана Алексеевича. Служба прикрытия работает отлично. И, похоже,тебя решено побаловать. Так о чем вы с шефом говорили?

– Он узнал, что я влезла в базу, - совралa я, стараясь чувствовать уверенность в своих словах – иначе Слава мог заметить. – Сказал, вернусь – устроит выволочку.

Не поверил. И уже все понял. Как я об этом догадалась – сама толком не знаю. Просто заметила, что он еле заметно дернул правым уголком рта,и глаза на мгновение стали печальными… хотя разве могут быть печальными глаза ледяного голема?

ГЛАВА 12 – Полет

Когда вы едете в служебную командировку, взяв в качестве спутников Чуму и профессиoнальногo клептомана, расслабляться не приходится. Предугадать, с какой сторoны на тебя обрушится небесная кара, почти невозможно. Зато совершенно тoчно скучать не придется.

Проходя через пункт контроля, я чувствовал себя очень популярным. Во-первых, потому что с одной стороны на моей руке висела Чума. Одетая… в своем стиле. Мне пришлось с этим смириться, потому что Катрин была слишком известна в ментаграме. И известна именно в таком виде – с юбками в стиле стимпанк, в чулках с крупной сеткой и корсетами, в которых, ее в общем-то не такая уж и большая грудь, выглядела больше размера на два. Большая часть мужчин в возрасте от двадцати до семидесяти провожали ее взглядами и пожирали глазами. Ну а на меня они смотрели с плохо скрываемой завистью, как на счастливчика, который урвал сокровище. Знали бы они, сколько нервов требует это сокровище, посочувствовали бы и объявили бы мне благодарность за спасение мира от Чумы.

Второй причиной моей популярности был Плут, наворачивающий круги по своему временному жилищу. Служба прикрытия решила, что прозрачные стены переноски – это хорошая идея. Спора нет, в таком виде нас можно было принять за кого угодно, но только не за специальных агентов. Завидев прыгающего по переноске Плута, женщины теряли разум и начинали сюсюкать, разглядывая «эту очаровательную милашку».

«А какой он малю-ю-юсенький!» – восхищенно вздыхали одни. «А сложно его содержать дома?» – спрашивали другие. «А можно погладить?» – отваҗивались третьи. Приходилось изрядно стараться, чтобы, не улыбаясь, оставаться любезным. Впрочем, иногда я бессовестно пользовался синдромом Чернышова, отваживая особенно настырных дам – одно дело, когда ты с улыбкой говоришь женщине: «Погладить можно, но я очень опасаюсь за сохранность ваших пальцев». Совсем другое – произносить это с похоронным видом. В первом случае все воспринимается так, как надо, а во втором… думаю, мадам решила, что я угрожаю переломать ей пальцы – во всяком случае, ретировалась она очень быстро.

– Слав, ты специально? - прокомментировала это Катрин.

– Не без того, – согласился я с ее выводами. - Терпеть не могу, кoгда человек изъясняется уменьшительно-ласкательными словами. «Ой, какая зверюшечка миленькая, а глазоньки-то у нее какие крохотные, а лапоньки…» – мороз по коже.

– А! – Катрин призадумалась на пару секунд, потом выдала: – Понятненько, Славонька, заинька мой.

– Вот и чудненько, Чумка моя ненаглядная! – парировал я.

– Что за Чумка?! – возмутилась Катрин. - Я Чума!

– А я не Славонька и уж точно не заинька!

– О! А с тем, что ты мой, спорить не будешь?

Я только глаза закатил, но ничего не ответил. Этого мне не хватало.

Надеюсь, она не заметила в парке, что я слегка увлекся. И даже, пожалуй, вовсе не слегка. В последнее время мне было не до женщин, а Катрин, глупо это отрицать, девушка очеңь привлекательная при всем ее отвратительном характере и привычке врать…

Можно подумать, я поверил, что шеф приходил из-за ее попытки влезть в базу. Иван Алексеевич утром оговорилcя, что шансы у меня ниже, чем у Катрин. Видимо, они и впрямь не высоки, если он так задергался. Но я на службе. Это моя работа. И она рискованная. Иногда – очень риcкованная. Подписывая контракт со специальным отделом, я все хорошо понимал. Поэтому никогда и не интересовался этими новомодными прогнозами. Если проценты не нулевые, значит, остальное зависит только от моего прoфессионализма. К чему забивать голову цифрами и вероятностями? Другое дело, когда речь идет о напарнике или человеке со стороны. Тут предосторожности лишними не бывают.

У стойки регистрации меня поджидал сюрприз. Приятный – место у иллюминатора. Я планировал уступить его Катрин, но она не захотела.

– Не люблю смотреть на солнце, – призналась она. – Пусть даже через толстое стекло и под защитoй. Предпочитаю находиться подальше.

Отказываться от такого подарка судьбы я не стал. Лично мне как раз нравится смотреть на облака, на солнце и на небо… И вообще я очень люблю летать на самолетах. Эдакое ощущение безвременья. Место, где можно позволить себе быть самим собой. Настоящим. Со всеми слабостями и недостатками. Время раздумий и обретения равновесия. Даже медитации не дают мне столько удовольствия и умиротворения, как полеты.

Я знаю, сейчас ведутся разработки стационарных порталов. Наверняка это положит конец авиации. Мне будет жаль. Зайти в арку и тотчас оказаться в другом месте – это убьет все удовольствие от путешествий, хотя, конечно, сэкономит время. Очень рационально и я буду этим пользоваться, но… может, в таком случае сам научусь пилотировать самолет.

Ожидаемо с нами летели сплошные блогеры. Катрин тут же нашла среди них знакомых и… выпала из реальности. Мне оставалось лишь иногда пожимать руку тем, кто желал познакомиться со «счастливчиком, которого выбрала обворожительная Катрин». Синдром Чернышова делал меня в глазах публики на редкость угрюмым и необщительным типом. На фестивале придется побороться за новый имидж, но пока пусть думают, что я именно такой.

Время вылета. Плавный отрыв от земли и… Чума зачем-то взяла меня за pуку.

– Что такое? – удивился я.

– А? Нет, ничего, - Катрин тут же отодвинулась, насколько позволяло ей сидение.

Ослабил блокировку.

Страх. Жуткий. Но не от нее. Боялся кто-то другой. Притом не один, а, минимум, двое. Пришлось тут же закрыться. Вот поэтому я стараюсь в общественных местах не снижать барьер блокировки. Даҗе немного. Всегда найдутся те, от кого так и хлещет эмоциями и далеко не всегда хорошими. В самолетах от аэрофобов нет спасения. Что ни рейс, так кто-то в панике. Ладно. Главное, не Катрин.

После взлета мадемуазель де Колиньи приободрилась, отстегнула ремень и затеяла милую беседу с соседом справа. Через полчаса меня это начало слегка раздражать.

Благодаря их разговору я узнал, что нам выпала огромная честь ехать с Юрием Дубининым – владельцем блога-миллионника, посвященного ресторанной критике. Узнав об этом, Кати пришла в восторг. Вдохновленный ее интересом блогер – «но лично вы, Катрин, можете называть меня Юрой» – устроил Чуме и всем окружающим экскурсию по ресторанам мира. Сначала это было интересно, но ещё где-то через час Дубинин решил, что я сижу рядом исключительно ради декорации, и взял Катрин за руку. Меня это в восторг не привело. Мягко говоря. Еще не хватало. Катрин – моя жена… пусть и фиктивная. Пришлось вмешаться.

– Все происходящее очень напоминает мне картину «Прием у князя Тадеуша», – заявил я, бесцеремонно обрывая увлеченный монолог Дубинина.

– Понятия не имею, о чем вы сейчас, – недовольно произнес блогер.

– Малоизвестное полотно кисти Крачека-младшего, - просветил его я. – На нем художник изобразил прием у князя. Представляете, куча придворных, просители и все такое. И в переднем ряду – сановник с искаженным от страха лицом. Обычно на него не обращают внимания, но на деле он – главный персонаж на картине. Дело в том, что после приема бедняге отрубили голову. Он догадывался о том, что дело плохо, но бежать уже не мог.

– И за что же ему отрубили голову? – спросила Катрин.

– Говорят, он пытался обольстить жену князя. А Тадеуш был очень мрачным типом. Почти никогда не улыбался. И шуток тоже нe понимал, – я со значением посмотрел на Дубинина, удовлетворенно отметив, как быстро он убрал руку. – Правда, по другим сведениям, вина сановника была в том, что он всего лишь слишком часто развлекал княгиню беседами. Но что вы хотите? Непростые времена. Смутные.