Страница 42 из 53
Откладывает книгу, которую читала. Мы — книжные девочки, мы даже в очереди в рай будем читать тайком захваченные с собой покетбуки. Бросаю быстрый любопытный взгляд на обложку и вздрагиваю — Джейн Остин.
Это просто совпадение, причем неудивительное — мы, книжные девочки, читаем прекрасную Джейн вместо куриного бульона, для поправки ментального здоровья. Но все равно я повожу лопатками от неприятного холодка, пробегающего по позвоночнику.
— Я так рада тебя видеть! — Полина обнимает меня, и я чувствую, какой хрупкой она стала.
Словно за последний месяц резко состарилась, превратившись в одну из тех сухоньких старушек, которых уносит ветром в ненастные дни.
Хотя выглядит она хорошо, даже улыбается. Только чуть устало, и под глазами тени.
— Что стряслось-то? — спрашиваю я неловко, протягивая ей коробочку с пирожным. — И почему ты ото всех прячешься?
— Да ничего особенного, — отмахивается она, но все же хмурится, садясь обратно в кресло. И делает это чуть-чуть аккуратнее, чем обычный человек. — Старая хронь. Давно пора было с этим всем разобраться, а тут такой удачный повод. Детей я теперь точно заводить не буду, можно и избавиться от лишних органов.
Я ахаю, а она закатывает глаза.
— Лан, ну вот поэтому я и не говорила никому. Тебе тоже, кстати. Начинается вся эта чушь — ах, как же ты теперь будешь себя чувствовать, потеряв главное для женщины! И жалеть меня не надо, давно пора было, но врачи отговаривали — мол, вдруг вы захотите еще ребенка. А теперь точно не захочу.
Стоять, переминаясь с ноги на ногу, как-то глупо, и я сажусь на стул для посетителей, по-детски цепляясь ногами за ножки и держась за край стола. У меня легко, но неумолимо кружится голова, и кажется, что стоит ослабить контроль — унесет в черные глубины космоса.
— Почему? — спрашиваю я. — Ты же не хочешь разводиться с Германом.
— Хочу я или не хочу — он уже все решил сам и несколько недель, как не живет дома, — говорит она, и я чувствую, что космический вакуум все-таки утягивает меня с этой планеты в безвоздушную черноту.
Сейчас. Почему он ушел?
Сейчас. Почему он ушел?
Герман давно не живет дома, но как-то забыл мне об этом сообщить.
Считает, что не мое дело?
— Почему? — спрашиваю я. — Почему он ушел? — спохватываюсь и добавляю: — К ней?
— Не знаю, — Полина пожимает плечами. — Вряд ли. Не видно, знаешь, женской руки. У него не спрашиваю. Не хочу с ним разговаривать.
— Но так же нельзя… — растерянно говорю я. — Вы же женаты, надо разобраться.
— Почему? — Полина царственно ведет плечом. — Можно. Переписка отлично помогает не сорваться друг на друга. Знала бы ты, как я орала на него перед больницей! Уж лучше молча.
— Он ушел, когда ты легла в больницу? — в ужасе спрашиваю я.
Это так не похоже на Германа, что я теряю опору под ногами. Если я настолько не знаю этого мужчину, то что я вообще знаю о мире? Мне тогда придется пересматривать вообще все, что я считала реальностью. Перепроверять — точно ли солнце всходит на востоке и заходит на западе и падают ли яблоки вниз — или улетают в небо?
— Нет, — небрежно отмахивается Полина, даже не подозревая, что возвращает мне дыхание и опоры. — Намного раньше. Сейчас мы даже больше видимся, чем после того, как я узнала о его любовнице. Он приезжает утром и вечером, привозит сырники с бананом из моего любимого ресторана, оставляет фрукты и шоколад, обязательно беседует с врачом.
— И вы не разговариваете?
— Да, сидим и молчим. Почти всегда. Только вчера он сказал, что уже купил мне квартиру в моем любимом районе. И маме — в том же доме, только на другом этаже. Рядом парк, речка, хороший медцентр, в котором он сделал нам страховку. До центра полчаса на такси.
— Квартиру? Тебе? — удивляюсь я. — А как же Маруся? Ее школа? Специалисты? Вот так все просто?
— Мы ее все равно собирались переводить в специализированную школу. Она хочет заниматься биологией, а у нас рядом будет очень сильный лицей. Перевезу маму, она будет мне помогать. До отца, кстати, тоже удобнее ездить.
— Смотри какой заботливый… — не удерживаюсь я от сарказма.
Я это от неожиданности. От того, как быстро он все провернул и от того, что не сказал мне ни слова. Хотя, если подумать, почему он обязан мне что-то говорить.
Полина же воспринимает мои слишком резкие слова как наезд на ее почти бывшего мужа.
— Герман неплохой человек, — как бы оправдываясь, говорит она. — Был. Есть. Я не знаю. Я так долго думала о том, почему он изменил… Это совсем не похоже на того мужчину, за которым я была замужем десять лет.
Я совершенно с ней согласна. Это совсем не похоже на того мужчину, которого я знала, как ее мужа последние десять лет.
Но это полностью в духе Германа, которого знаю я.
— Тогда, может быть, не торопиться с разводом? — осторожно предлагаю я.
Что бы я ни думала, но видеть, как распадается то, что казалось вечным — чертовски больно. Как уходит Полина в какую-то другую жизнь. В этот момент я думаю не о наших отношениях с Германом, а о том, каким я видела их брак — образцом, поводом верить в настоящую любовь.
Как иронично и наивно.
Но правда.
— Не знаю, — она пожимает плечами и без нужды начинает поправлять розы в вазе. — Знаешь, я тут после операции вдруг почувствовала какое-то облегчение, что ли… Мне местные тетки наперебой советовали мужу не говорить, мол, он тебя женщиной перестанет считать. А я думаю — и отлично! Так я устала тащить на себе это звание! Даже от гормонов отказалась. Ну их! Не женщина, так не женщина. Зато человек.
— И Герман перестал считать тебя женщиной? — интересуюсь с каким-то болезненным любопытством.
Чего еще я о нем не знала?
Полина задумывается на несколько секунд, хмурит брови.
— Понятия не имею, — говорит она наконец. — Меня это не особенно волнует, знаешь. Секса у нас не было уже давно, и я больше его не хочу. Ни с кем. Как сильно на нас влияют гормоны, ты бы знала! Теперь их нет, и я чувствую такую свободу! Зачем вообще нужно выстраивать отношения с каким-то посторонним мужчиной? Кто это придумал? Вот мама и дочь мне родные, с ними все понятно. А Герман… он ведь со мной по крови не связан.
— Но как же… — я даже теряюсь. — Вместе и жить проще. Тем более, он заботится о тебе, сама говоришь, не бросает в болезни.
— Ну вот мы с ним останемся связаны дочерью — этого хватит. Я уже все придумала — пойду преподавать журналистику в Маруськин лицей! Хотела сначала репетитором, но меня отговорили — мол, богатенькие детки относятся к ним, как к прислуге. Открою какие-нибудь курсы, буду учить деточек, как правильно подавать информацию. Они танцевать и петь умеют для своих тиктоков, пусть учатся писать к ним сценарии и внятно высказывать мысли. По-моему, отличная идея!
В ее глазах загорается такое воодушевление, которого я давно не видела.
Мы не так уж часто встречались даже за эти десять лет, но мне всегда казалось, что Полине очень нравится ее жизнь жены богатого бизнесмена.
Причем так по-старомодному нравится, не в духе современной моды на демонстративное богатство, а в стиле «старых денег», когда покупают очень дорогую одежду без брендовых ярлычков, ходят не на презентации и форумы, а в оперу и на балет, а для гостей выставляют еще классические сервизы с кобальтовой сеточкой или тонкой росписью по фарфору вместо творений модных дизайнеров.