Право на дочь

Всё время забываю, что Снежана у нас из тех девушек, которые способны переживать только за своё благополучие.

Твою мать, и как я тогда мог повестить на этот невинный взгляд...

— Голова раскалывается. У Александровой здесь раньше анальгетики лежали.

— Это вам не подойдёт, — кивает на витамины в своих руках. — Они для... женского здоровья... — ничего не хочу об этом знать. — У меня есть, пойдёмте я вам дам.

Я должно быть действительно идиот. Иначе как объяснить, что я послушно следую за Снежинкой.

Взглядом прилипаю к её спине. Чёрные волосы распущены и спускаются до самой поясницы. Чувствую, как мощным толчком кровь ударяет мне в виски. Руки горят от желания прикоснуться. Сжать её талию и притянуть к себе. Перекинуть прядь длинных чёрных волос через плечо и прижаться губами к венке на горле.

Как я делал это раньше. Четыре года назад.

Мля, ну как же ты могла оказаться обычной продажной девкой, Снежинка? Как я мог так в тебе ошибаться?

— Вот, возьмите всю пластину. У меня есть ещё, — порывшись в ящике своего стола протягивает мне обезболивающие.

— Спасибо.

Забираю таблетки из её рук, но, вместо того, чтобы уйти, зачем-то медленно обхожу по кругу Снежинкин кабинет.

Здесь чувствуется её рука. Даже не смотря на то, что она всего несколько дней его занимает.

На рабочем столе возле монитора стоит маленькая статуэтка.

— А это ещё что такое? — беру в руки керамического слона со вздёрнутым хоботом.

— А так не видно? — почему-то начинает раздражаться. — Фигурка слона... она притягивает... успех...

— Чего? — не сдержавшись, усмехаюсь.

— Успех, говорю, притягивает. У вас что, головная боль на слух осложнения дала, Алексей Игоревич?!

Смотрит на меня с вызовом. Дерзит. А меня это вставляет. Знаю, что не должен позволять ей так с собой разговаривать, но, почему-то холодно-деловое общение Снежаны меня вымораживает.

— Только не говори, что всё ещё веришь в приметы, Снежа? — присаживаюсь на край её стола и верчу в руках статуэтку. — Я думал за четыре года детский сад из твоих мозгов успел выветриться.

Да, мать твою, я специально её злю. Знаю, что для Снежинки хорошие приметы — это что-то очень важное. И помню, что в плохие она принципиально не верит.

Не без удовольствия слежу за тем, как сверкают её глаза и раздуваются ноздри в тот момент, когда она поджимает губы.

— Знаете что, Алексей Игоревич... — обойдя стол, подходит ко мне ближе и вырывает из рук слона. Но я хватаю её за запястье и рывком притягиваю к себе. Видимо, слишком резко, потому что Снежинка врезается мне в грудь и машинально сжимает свою свободную руку у меня на плече.

В нос ударяет запах её духов — корицы с апельсином, от которого у меня во рту собирается слюна как у голодной собаки.

Кровь в венах повышается на несколько градусов, пока я жадно впитываю в себя её испуганный взгляд, которым она шарит по моему лицу.

Чувствую, как её сердце ускоряется, рикошетом отбиваясь от моих рёбер. Дыхание учащается, обжигая кожу на моих губах.

— П-пусти меня, — шепчет, сама впиваясь ногтями в моё плечо.

— А если не отпущу, Снежа, что ты сделаешь?

Сжимаю руку на её талии, проталкиваю пальцы под кромку белой рубашки и прилив тестостерона разрывает меня изнутри, когда я касаюсь её горячей кожи. И да, мать твою, её живот вздрагивает и покрывается мурашками прямо у меня под пальцами.

— А если не отпустишь, Борцов, я тебе язык откушу, — шипит, когда я прижимаю её ближе, практически касаясь губами её губ.

17 глава

Алексей

Твою мать, как же хочется пойти дальше. Наплевать на всё, что было между нами в прошлом, и просто прижаться к её губам.

"Снежинка, откуда ты такая взялась? Какого чёрта меня от тебя так штормит, что сдерживаться трудно? Я превращаюсь в какого-то наркомана рядом с тобой".

— Пусти... — снова шепчет, а её губы невольно касаются моих, отчего крышу сносит окончательно, и я уже почти добровольно срываю предохранители — пусть кусает, царапается, делает, что хочет, потому что я всё равно поцелую.

Вспомню, какая она на вкус. Изменились ли её поцелуи за эти четыре года?

— Инна! Где чёртов отчёт?! — громкий рёв Воронцова на весь офис мгновенно развевает морок между нами.

Очень вовремя, друг...

Снежинка отпрыгивает назад и ударяется бедром о стол.

— Чёрт возьми! Больно как!

— Осторожнее.

— Это ты во всём виноват, Борцов!

Скептически выгнув бровь, наблюдаю за девушкой, которая старательно трёт ладонью ушибленное место, бросая на меня гневные взгляды.

— Я виноват?

— Да! Нечего руки распускать! И вообще, Алексей Игоревич, мы на работе, так что впредь будьте добры сохранять субординацию и держать профессиональную дистанцию! Иначе... иначе...

— Что? Ах, да, язык мне откусишь?

Когда она злится или ворчит, становится какая-то более живая что ли. Какой была четыре года назад.

Именно в такую Снежану я влюбился как пацан зелёный.

— Что-нибудь откушу точно!

— Даже страшно предположить, что именно, кроме языка.

Невольно усмехаюсь, глядя, как лицо девушки стремительно краснеет, а тёмный взгляд проходится по моей груди и ниже. Заводит. Впрочем так всегда было.

Чёрт знает, каким образом мы будем работать вместе дальше, если меня настолько бомбит от неё.

Я просто смотрю на Снежану и не понимаю, как в ней могут сочетаться две абсолютно противоположные личности — продажная дешёвка и талантливая полная огня женщина? Как это вообще может быть один человек?

— Алексей Игоревич, вы ещё что-то хотели? Или я могу уже продолжить работать? — спрашивает, поджав губы и отойдя от меня подальше. — Таблетки от головной боли я вам уже дала.

— Можешь работать. Не забудь, что завтра у нас первый этап тендера. Сегодня задержаться на работе придётся. Ещё раз всё обговорим касательно завтрашнего дня.

— Хорошо.

Мне по-прежнему почему-то не хочется уходить, хотя я понимаю, что нужно, поэтому фактически заставляю себя шагнуть к двери, но на пороге всё же оборачиваюсь.

— А мой подарок "Снежинку" больше не носишь? Выбросила?

Девушка вскидывает на меня встревоженный взгляд. В глубине тёмных глаз отражается нечто похожее на панику.

— Я... его потеряла, — отвечает тихо и тут же отворачивается.

Что ж, не такое уж большое значение он имел для неё, как мне казалось. Хотя, о чём это я? Вряд ли что-то связанное со мной имело для неё значение.

— Алексей Игоревич! — окликает Снежинка, когда я уже делаю шаг за порог её кабинета.

— Что?

— Таблетку не забудьте выпить. Головную боль нельзя терпеть. Это опасно.

Что же ты за загадка такая, Снежа? Просто огонь и лёд в одном флаконе.

Кивнув, закрываю дверь и направляюсь к себе. Из кулера плескаю в стакан воды, запиваю таблетку, после чего решаю наведаться к Воронцову.

Друг сегодня рвёт и мечет. Что странно, потому что в последние дни из него так и пёрло счастье.

Подхожу к кабинету Глеба, откуда вылетает Инна, чуть не сбив меня с ног.

— Простите, Алексей Игоревич...

— Да ничего...

Бросив вслед Александровой недоумённый взгляд, поворачиваюсь к другу и невольно усмехаюсь, выгнув бровь.

— Ты что, к ней приставал?

— Лучше не выводи меня из себя подобным бредом. Я уже и без того в ярости.

Приствистываю, затем прохожу к столу и усаживаюсь на стул.

— Мой лучший друг вернулся и снова ненавидит весь мир. Что случилось? Суррогатная мать запросила больше денег? Или вообще сбежала?

— Хуже.

— Что может быть хуже?

— Они использовали мой биоматериал. По ошибке, мать их. И теперь какая-то неизвестная баба носит моего ребёнка!

Вот это нихрена себе! Неудивительно, что друг в таком бешенстве.

— Как они это допустили вообще?

— А я знаю?! Идиоты! Ещё и отказываются информацию о девушке сообщать. Всё надеются, что я успокоюсь и не стану с ними судиться. И до суда я могу узнать о том, кто эта женщина, только в том случае, если она сама согласится раскрыть карты.

Конец ознакомительного фрагмента.