Самые близкие

Упоминание про Ковалёва по новой заставляет сжаться сердце, а мысль о близнецах в клочья разносит мои чувства. В глазах опять стоят слезы.

— Яна, я что подумала! Может, ты прилетишь домой, как будет возможность? Когда у вас перерыв в обучении? Уж за пару-тройку дней ничего не случится. Ты впервые так надолго от нас уехала и стала редко звонить. Случаем ни на что не обиделась?

— Бабуль, что за глупости? — искренне возмущаюсь я. — За что мне на тебя обижаться?

— Ну мало ли...

Я громко фыркаю в трубку.

— Вас, старших, не дозовешься в гости. Андрей отнекивается и говорит, что надо быть с беременной подругой, Эрик весь в работе и новой девушке, ты в учебе. Совсем взрослые стали. Никак вместе не соберешь.

А может, мне, как и Эрику, после курсов уехать куда-нибудь из родительского дома? Не смогу я, живя с родными, слушать о Ковалёве, его отношениях и ребенке, и делать вид, что ничего не произошло. В какой-то момент или свихнусь, или расскажу правду. И будь что будет.

Представив шок бабули, да и не только ее, когда семья узнает, что я родила от Андрея, ежусь от прокатившегося по телу озноба.

— Так, все, кажется, выход есть, — с воодушевлением говорит бабушка. — Давай я к тебе прилечу на несколько деньков. Вчера увидела ваше фото с Артуром, и сердце не на месте. Так ты похудела, моя крошка. Регина пока все равно не сможет бросить близнецов, у них сейчас каждый день тренировки, на носу выступление. Эрик едет в командировку, а дед твой живет на работе. Остаюсь только я. Ты лишь дату скажи, когда можно приехать, я перекину дела фонда на помощницу и вырвусь. Найдется же еще одно спальное местечко в вашей квартире? Обещаю, буду вкусно готовить и превращу вас в румяных колобков.

У меня расшатана психика, я и впрямь на грани. Это единственное объяснение, почему я вру бабушке, точно зная, что мои слова дойдут до Ковалёва.

— Ладно, бабуль, скажу по секрету: принять тебя не смогу, потому что мы с Гордеевым снова вместе и он собирается ко мне приехать. Тут много классных мест, мы уже составили список, что хотим посетить в первую очередь. Маме я пока ничего не говорила, а с папой и дедом такой информацией делиться нельзя. Ты же в курсе, что для них я всегда буду малышкой Яной, особенно для отца, который души во мне не чает.

— С Ярославом? Правда? — Бабушка довольно прицокивает. — Приедет к тебе черт-те куда? А надолго?

— Надолго. Не все же братьям моим быть взрослыми и заводить серьезные отношения. Я тоже встретила хорошего, достойного человека.

— Ох, моя ж ты крошка… — Бабушкин голос дрожит от волнения. — Я и мама будем только рады за тебя.

Мы еще немного болтаем обо мне и моей учебе, а потом прощаемся. Уже через минуту после разговора я жалею о сказанном. Бабуля очень близка с Андреем и найдет повод поделиться с ним «радостью». Хоть проси Ильмиру и эту часть жизни контролировать, как посещение страниц в интернете.

7 глава

— Зачем мы сюда пришли? — сержусь я, чувствуя, как гудят ноги и тянет низ живота от долгой ходьбы.

С самого утра меняем локации и делаем кадры для промежуточного отчета. Отсняли достаточно, можно и закругляться.

— И вообще, есть хочется, у меня все мысли о еде, а не об искусстве. Лучше бы в кафе зашли, — продолжаю бурчать.

— Яна, это музей стекла, здесь много интересного материала для домашнего задания. К тому же музей находится рядом с нашим домом. Сколько раз мимо ходили, а внутри ни разу не были. Постой минуту, а лучше сядь вон туда, — кивает Ильмира на стул.

— Да нет, раз притащила меня сюда, терпи теперь мое нытье.

Хожу за подругой хвостом между хрустальными вазами, думая о том, что будет, если ненароком разбить одну из них.

— Чем-то я на такую вазу сейчас похожа. Миниатюрная, худая, хрупкая. Правда с беременным животом, — хмыкаю я.

— Да, есть немного, — говорит Ильмира, не выпуская камеру из рук.

— Смотри, какие чики, — слышу позади шепот. — Пошли познакомимся.

Я улыбаюсь, зная, что за этим последует. Парни приближаются к нам, но, когда видят мой живот, их интерес и желание знакомиться сходят на нет. Извинившись, они ретируются.

Ильмира наводит на меня объектив и делает снимок. Настроение сегодня хорошее, я принимаю разные позы, выставляя живот, и прошу потом скинуть эти фотки мне.

— Ты будто небольшой мячик проглотила, — смеется подруга, убирая камеру в сумку.

— Ага, теннисный, — со вздохом замечаю я.

— Твой живот явно больше теннисного мяча. Просто очень аккуратный. Мне нравится.

Не раз слышала от врачей, что должна быть «круглее» для своих недель. Можно было бы сходить на УЗИ: я без понятия, как дела у моей малышки. Не исключено, что там вовсе и не она, а малыш. На ранних сроках врачи, бывает, ошибаются с полом. Однако после того визита к Семёну Игоревичу я ни у кого больше не была и не хочу.

Сейчас мне относительно спокойно. Каждый вечер медитирую и представляю себя сидящей на горной вершине. Вокруг умиротворяющая тишина и щебет птиц.

Покориться обстоятельствам и судьбе — это совсем не про меня, но, кажется, так оно и есть: я смирилась. Если не думать о патологиях ребенка и о том, что он какой-то не такой, — все более-менее хорошо. Недавно я начала чувствовать слабые толчки маленький жизни внутри себя. Чуть не сошла с ума от счастья.

По лицу расплывается улыбка, когда вспоминаю свои эмоции от первых шевелений малышки. Я потом весь вечер держала руку на животе в надежде ощутить пиночки еще раз. Интересно, Ковалёв тоже испытывает восторг, когда трогает живот Натали?

Который день собираюсь вернуть номер Андрея в черный список. Недавно Ковалёв мне звонил, а потом прислал сообщение: «Ответь, пожалуйста». И сразу после: «Не отправляй больше в блок». Резануло, что он ведет себя так, будто ничего не произошло. Хотя, возможно, в его представлении так оно и есть.

В блок я не отправила, но и ответить так и не смогла.

Домой мы с Ильмирой возвращаемся без сил. Собираем все снимки и видео для промежуточного отчета и расходимся отдыхать.

Подруга всерьез взялась за нас с малышкой. Выводит гулять, организовала досуг — у меня почти не бывает свободного времени. Ильмира все так же мониторит сайты, которые я посещаю в интернете, и не допускает, чтобы я читала страшные истории. А еще она сама догадалась, кто отец ребенка, без каких-либо комментариев с моей стороны.

Надо же, какая ирония судьбы. Я всю жизнь провела в родительском доме, была обласканным и залюбленным ребенком, Вика и Катя — мои лучшие подруги с детства. Но ни с кем я не могу поделиться тем, что со мной происходит. И чем дольше тяну, тем сложнее признаться. А посторонняя Ильмира, с которой я познакомилась в Калининграде, дает столько поддержки и тепла, будто я самый родной для нее человек.

То ли гормоны сделали меня сентиментальной дурочкой, то ли тоска по близким людям, но глаза сегодня весь день на мокром месте, стоит подумать о доме.

— Какая-то подозрительная тишина у той парочки, за которой ты следишь едва ли не каждый день, новых фоток нет, — замечает Ильмира за завтраком. — Вообще, они не смотрятся вместе. Вроде и улыбаются, животик у нее круглый и красивый, а лицо серое, как у наркоманки.

— У меня такой же цвет лица, когда неважно себя чувствую, и ничем это не замаскировать. — Тычу пальцем в свои впалые щеки. — Из плюсов, если я… — Осекаюсь, проглатывая слова о неблагоприятном исходе. — В общем, если все закончится плохо, то никто даже не заподозрит, что у меня был живот. — Голос садится на последних словах.

— Опять ты с этими мыслями. Прекращай, — недовольно вздыхает Ильмира.

Я бы и рада, но с самого утра нехорошее предчувствие. Не могу понять из-за чего.

Скверная новость не заставляет себя ждать. После завтрака звонит папа и говорит, что дедушке стало плохо с сердцем прямо на рабочем месте и сейчас он в реанимации.

— Я постараюсь приехать, — отвечаю отцу и кладу трубку.

Прогнозы пессимистичные. В такой ситуации я должна быть рядом с семьей. Вот только как покажусь дома с округлившимся животом? Не уверена, что получится его скрыть.