Ночные твари

– Да. Ты получил еду, которую я прислала?

– Получил, спасибо. По крайней мере половину всего съедают охранники, прежде чем что-то попадает ко мне, но я все равно радуюсь тому, что в коробке. Теперь ведь у меня осталось мало приятных сюрпризов.

Он улыбнулся. Хотя многим его взгляд казался пугающим, Тэра не относилась к их числу. Она знала, почему отец так смотрит на нее: все два года с тех пор, как они впервые встретились, он не переставал поражаться тому, как она день ото дня становится все больше на него похожа. Это вызывало у него восторг, а у нее отвращение.

За последние два года Тэра побывала здесь восемь раз; эти посещения не доставляли ей радости, но они были необходимы. У Кэла было нечто такое, что должно было помочь ей обеспечить будущее своей матери, чтобы той больше никогда не нужно было беспокоиться из-за денег. Тэра рассудила, что отец перед ней в долгу.

– Как дела у матери?

– Замечательно. Уходит из федеральной прокуратуры.

– С какой стати?

– Наверное, хочет чего-нибудь такого, где поменьше крови и ужасов, – Тэра пожала плечами. – Мы переберемся в Санта-Бониту, это в паре часов от Лас-Вегаса. Для меня ездить оттуда в университет будет полной задницей, но, надеюсь, мы что-нибудь придумаем. В любом случае я в следующем году собираюсь от нее съехать.

– Это еще почему?

– Думаю, мама из-за меня не делает то, что хочет. Хорошо бы она влюбилась в кого-нибудь, однако она этого не сделает, так как боится, кого может привести в дом. У нее даже друзей нет. Если я уйду, это заставит маму искать новых знакомых. И будет к лучшему, если она оставит кое-что в прошлом.

– Ты хочешь сказать, меня?

– Не только тебя, но и все то, что пришло с тобой. Все, с чем мне приходилось мириться всю свою жизнь.

– Ты панически боишься того, что похожа на меня, – Кэл кивнул, – и надеешься на то, что это, возможно, изменится, если ты уедешь отсюда и возьмешь себе новое имя. Ты похожа на меня, и когда-нибудь тебе придется это признать.

– У нас с тобой нет ничего общего!

– Знакома с греко-римской мифологией? – медленно моргнув, сказал Эдди.

– Извини, не читаю сказок.

– Сказки – это наше всё, Тэра. Там можно найти все уроки, которые пригодятся в жизни. Так называемые «научные знания» – это лишь метания от одной системы взглядов, которая со временем признается неправильной, к другой. Но сказки… они были с нами с самого начала и будут до самого конца.

– Полагаю, Эдди, в этом есть какой-то смысл? – Тэра скрестила руки на груди.

– Как-то раз боги поспорили о природе человека, – усмехнулся он. – Можно ли ее изменить? Может ли человек сам выбирать, кем он хочет быть? Зевс сказал: «Да», а Афродита возразила: «Нет». Чтобы показать ей, что она не права, Зевс превратил бродячую кошку в принцессу. Принцессу обучили изящным манерам и этикету, ей дали элегантное платье и громкий титул. Она вела себя безупречно и вышла замуж за принца. На свадьбе очаровательная молодая принцесса произвела впечатление на всех гостей.

«Вот видите, – сказал Зевс, – если кошку можно превратить в принцессу, естественно, природу человека можно изменить». На что Афродита сказала просто: «Смотри!» И выпустила мышку. Как только принцесса увидела бегущую по полу мышку, она бросилась за ней, опустившись на четвереньки, и, догнав мышку, разорвала ее зубами на глазах у гостей. Афродита была богиней красоты и страсти, поэтому она понимала, что у человека в сердце. Что у него в сердце на самом деле, а не что он пытается показать другим.

Сглотнув комок в горле, Тэра смотрела на своего отца. Ей не нравилось видеть себя в нем, особенно в синеве его глаз. Уникальный оттенок, обусловленный, по-видимому, какой-то генетической мутацией, поскольку больше такой цвет глаз она ни у кого не видела.

– Как видишь, моя маленькая принцесса, боги учили нас, что мы не можем изменить свою природу. Мы можем скрывать ее какое-то недолгое время, но она обязательно рано или поздно проявит себя. Тебе достаточно будет лишь увидеть свою мышку, и ты поймешь, как же мы с тобой похожи друг на друга.

Глава 4

– Это Сарпонг, – сказала Ярдли, поворачивая монитор к Болдуину. Тому пришлось снять со стола коробку с вещами и поставить ее на пол, чтобы было куда сесть.

На экране была картина. Фигура в черном с головой, обмотанной белыми бинтами: темно-красная кровь пропитала бинты там, где должно было быть лицо. Руки и ноги фигуры выглядели человеческими, однако в изгибе шеи и форме головы что-то было не так. Тем не менее повязки и тунику нельзя было спутать: именно в таком облачении были обнаружены Кейти Фарр и Энджела Ривер.

– Кто такой Сарпонг? – спросил Болдуин.

– Кенийский художник шестидесятых годов прошлого века. У него есть серия полотен под названием «Ночные твари». – Ярдли кликнула, и изображение изменилось. Та же самая фигура, те же самые туника и бинты, но только теперь она сидела прямо на деревянном стуле. – Это самая первая картина. – Она снова кликнула. Фигура та же самая, уже распростертая на столе, руки раскинуты, ноги свешиваются с края. – Это вторая.

Казалось, картина была срисована с Энджелы Ривер. Поднявшись со своего импровизированного стула, Болдуин встал у Ярдли за спиной, чтобы было лучше видно.

– А это третья, – сказала Джессика.

На следующей картине фигура была подвешена за шею в каком-то помещении. Она была выпотрошена, и внутренности валялись на полу.

Четвертое полотно было самым жутким: скривившаяся фигура со шрамами, покрывающими все тело, глаза и рот наглухо зашиты. Грудная клетка вскрыта и широко раздвинута. В этой фигуре почти не осталось ничего человеческого.

– Как ты это нашла? – спросил Болдуин.

Оглянувшись на него, Ярдли снова повернулась к экрану.

– Одно время Эдди был одержим этими картинами. Ни о чем другом не говорил. Он даже написал их копии у себя в студии, а закончив работу, выбросил их и больше не заводил разговор на эту тему. Эдди считал примечательным то, что картин именно четыре, но не мог понять, чем это объяснялось. Он не думал, что Сарпонг просто остановился на четырех. У него была какая-то причина выбрать именно это число. У художника было четыре жены и четыре ребенка, поэтому Эдди полагал, что это число имеет для него особое значение.

– Он догадался, какое именно?

– Не думаю, – Ярдли покачала головой. – Какое-то время он буквально зациклился на этом, но затем все забросил.

– Почему?

– Не знаю.

Как раз тут Болдуин получил текстовое сообщение от Скарлетт Чамберс, молодой женщины, с которой он встречался. Она спрашивала, почему он последние два дня не отвечал на ее звонки. Болдуин ощутил укол стыда. Скарлетт была очень милая и умная, и, похоже, он ей нравился, они много говорили обо всем, от политики до космоса… но не хватало того самого. То самое нужно всегда.

Скарлетт не видела то, что видел он. Она не строила вокруг себя глухую стену: юмор висельника, чтобы спасти свою человеческую сущность, рассудок или то, как это сейчас называется, черт возьми. При третьей или четвертой встрече Скарлетт спросила у него, как прошел день, и Болдуин описал ей дело, которым занимался: молодая мать отравила собственных детей. В глазах у Скарлетт появились слезы, и агент не мог понять, в чем дело, однако теперь он понимал: у нее не было того самого. Вот почему многие сотрудники правоохранительных органов заводят серьезные отношения только с коллегами по работе.

Болдуин ответил, что перезвонит позже.

– Этот художник еще жив? – Он скрестил руки на груди.

– Нет. – Ярдли откинулась на спинку кресла. – Умер от передозировки героина. Эта серия картин – единственное, что осталось от его работ. Ему потребовалось шесть лет, чтобы написать все четыре полотна.

Болдуин долго разглядывал третью картину – фигуру, висящую под потолком. Не сразу до него дошло, что она висит на своих собственных внутренностях.

– Что означают эти картины?