Страница 16 из 19
От подобных рассуждений, время от времени всплывавших в ходе разговоров, постоянно ведшихся в кают-компаниях и на мостиках (что еще делать в море?), снова начинало отдавать паранойей. На что справедливо указал Шульгин, которому новые пациенты были не нужны. Слава богу, Новиков с депрессией разделался! Вот перешли межвременную границу – и все! Так Александр Иванович однажды и выразился за коктейль-парти. В излишне резкой, может быть, но с врачебной точки зрения верной манере.
– Не понимаю, так вас и так, что на свете творится! В Крым ходили, еще в три мира – тоже, и никогда такого нытья не слышал! Неужто поганые обезьяны с пулеметами всех до потери лица травмировали? Чека не боялись, КГБ, ФСБ, княжеской контрразведки, суздалевских «инквизиторов», а тут о допотопном Скотленд-ярде с придыханием заговорили, словно в лапы гестапо собрались… Смотрю, слушаю, и поражаюсь! Давно вместе не собирались, а собрались – не солдаты удачи, а сборище интеллигентов с кухни семидесятых… Водку пьют и откровенничают, кто лучше других распечатку «Собачьего сердца» спрятал. Тьфу!
Сказано это было по расчету, но на вид – сгоряча, от всего сердца. Шульгину действительно было непонятно – что с людьми происходит? Мелькнула мыслишка, не есть ли подобная психическая деформация подобием «ломки» после отключения от Гиперсети? Нет, на самом деле, никогда раньше он не видел своих друзей и компаньонов такими растерянными, дезориентированными, что ли…
На эту тему он не стал говорить ни с кем. Чтобы врачу-психиатру с пациентами советоваться…
На тех, с кем он сидел за столом на подветренной стороне шлюпочной палубы, рядом с источающей тепло кормовой трубой, слова Шульгина произвели нужное впечатление.
С долей смущения Левашов сказал:
– Да ведь и правда! Что мы, на самом деле? Какую уже неделю о ерунде болтаем. Пора завязывать. Решили стать двадцатилетними кладоискателями – ну и хватит. Мне тоже это бесконечное переливание из пустого в порожнее обрыдло! К черту рефлексии! Вив ля ви эт ля ме![16]
– Эт ля фам, – добавил Новиков, поднимая бокал. Сидящие рядом женщины возражать не стали.
Моторный катер «Валгаллы», с пятидесятисильным керосиновым движком, взбивал винтом грязную воду Темзы, бодро преодолевая встречное отливное течение от причалов Тильбери к лондонским пирсам в черте города. «Призрак» своим ходом поднялся к Тауэр-бридж, где была вполне приличная стоянка для прогулочных судов примерно его класса. Вялый начальник таможни в синем мундире лениво скользнул глазами по документам и спрятал в карман фунтовую бумажку. Лет на семьдесят позже обиделся бы на полусотенную, так здесь покупательная способность другая, и психологическая атмосфера тоже.
– Кебы найдутся? – спросил Новиков. – До Пиккадилли?
Их, веселой компанией сходивших с трапа, было целых восемь человек. Дамы, шуршащие кринолинами, уверенные в себе мужчины в клетчатых брюках в обтяжку и твидовых пиджаках.
– Господа из Америки? – спросил чиновник.
– Из Австралии. Там еще интереснее, – ответил идущий последним Берестин и протянул ему еще одну белую бумажку. Свое недельное жалованье таможенник уже получил, ничего не досматривая. Да и что стоило досматривать на небольшой яхте, пассажиры которой спускались на берег с маленькими саквояжами, а дамы (ох, какие дамы!) только с театральными сумочками?
Но тут же немедленно объявился помощник начальника, очень озабоченный вопросами службы или тоже мечтающий о фунте стерлингов (приличные по тем временам деньги). Кружка пива в пабе стоила пять пенсов, а в фунте этих пенсов содержалось двести сорок.[17]
– Прошу прощения, мисс, – обратился он к Ларисе, первой из девушек, оказавшейся рядом с ним. Но это, наверное, не главный повод. Возможно, взгляд у нее бегал по сторонам сильнее, чем у других, возбуждение ощущалось. Первый раз она оказалась в загадочном, слегка пугающем мире, и сумка была побольше, чем у других. У Ирины и Сильвии имелся иммунитет к любой экзотике, исторической и географической, Анна настолько полагалась на мужа, что была на самом деле абсолютно спокойна. Известные из истории башни Тауэра ей казались интереснее, чем пограничные формальности. А представители мытарского сословия во все времена отличались способностями к физиономистике.
– Что вы хотите? – удивилась и тут же начала раздражаться Лариса. – Осмотреть мою сумочку? Но это неслыханно! Кто вы такой, чтобы…
– Я вас настоятельно прошу… – Или вожжа под хвост чиновнику попала, или своего шефа решил дезавуировать… Момент, кстати, подходящий. Только в другом случае.
Лариса, поймав предупреждающий взгляд Новикова, внутренне взяла себя в руки, но внешне продолжала разыгрывать капризную ярость. Резким движением расстегнула свою достаточно обширную сумку с плечевым ремнем, ткнула ее в лицо таможенника. Самым грубым образом.
– Смотри, ищи, что хочешь, но завтра ты здесь работать не будешь! Первый лорд Адмиралтейства в порошок тебя сотрет, и твою поганую таможню, и все твое начальство! Обыскивать виконтессу де Бишоп?!
Тут уже не важно, что говорить. Лишь бы убедительно.
В сумке, разумеется, не было ничего, кроме духов, пудры, иных женских мелочей. Пистолет у Ларисы был пристегнут к нижним планшеткам корсета с внутренней стороны бедра. Выхватить, в случае нужды, его можно было в мгновение ока через прорезь, спрятанную в складках юбки.
Инспектор, не касаясь руками, быстро и цепко осмотрел содержимое.
– Простите, мисс, – и перевел свой взгляд на Сильвию. Та ответила ему такой яростной вспышкой глаз, что он смешался.
Новиков взял под локоть главного таможенника, отвел на два шага в сторону от трапа.
– Он у вас правда сумасшедший, мастер, как вас там?
– Меня зовут Хикс, Хикс, сэр! Я совсем не понимаю, что на него нашло… Мы не досматриваем личные вещи пассажиров, тем более дам, только в самых исключительных случаях. Ну, вы понимаете… С ним, наверное, и вправду что-нибудь случилось…
– Тогда что же вы, зная законы и получив некоторое вознаграждение, не остановили вовремя, не пресекли бестактные действия своего подчиненного?
– Я… Я правда не знаю, сэр! Вы нас извините, надеюсь… Субинтендент Гэвеллен непременно будет наказан… Гэвеллен, вы меня слышите? Немедленно вернитесь в контору…
– Есть, сэр, я вас понял, сэр…
Однако в его тоне прозвучало нечто вроде угрозы, обращенной теперь уже к начальнику.
– Хорошо, я готов счесть инцидент исчерпанным, раз вы признаете ошибку и принесли извинения, – в меру добродушно сказал, подходя к ним, Шульгин, игравший роль временного владельца судна. – Но я бы вам посоветовал тщательно разобраться в мотивах поведения вашего сотрудника. Знаете, – доверительно сказал он Хиксу, – мы в колониях люди более возбудимые и склонные к защите своего достоинства, чем жители Метрополии. Климат там вредный для здоровья, и от туземцев постоянно ждешь всяких неожиданностей… А через неделю, когда мы намерены отплыть, вы мне расскажете, что же на самом деле хотел обнаружить у леди субинтендент Гэвеллен. Договорились? Вот и хорошо.
Как и было заранее решено, пассажиры «Валгаллы» и «Призрака» поселились в многоэтажном, мрачном, как Бастилия, отеле, занимающем целый квартал на Черинг-Кросс-роуд. Как раз того уровня, что подходил к их легендам. В меру дорого, достаточно приватно и близко до всех достопримечательностей столицы полумира. Лондон, в заслуживающей внимания части, достаточно небольшой город. За пару часов обойти можно. Как Москву в пределах Бульварного кольца.
В духе времени девушки – Ирэн, Лэрис и Энн – заняли один на всех огромный номер с тремя спальнями и двумя гостиными. Сильвия, изображая замужнюю даму, поселилась с Берестиным в угловом апартаменте, выходящем окнами на Трафальгар-сквер. Остальные ограничились однокомнатными, но очень просторными помещениями, предварявшими своими интерьерами многофункциональные однообъемные жилища эпохи Миса ван дер Роэ. Все в пределах тупикового ответвления коридора, богато украшенного атласными, оранжевыми в синюю вертикальную полоску обоями, потолочными плафонами, бронзовыми светильниками в виде нимф в натуральную величину, одной рукой прикрывающих свои прелести, а другой вздымающих шипящие газовые факелы. От них исходил более-менее яркий, но недостаточный для «нормального» человека свет, вдобавок – непривычного спектра.
16
«Да здравствует жизнь и море!» – (франц. с акцентом).
17
В пересчете на советские цены семидесятых годов сорок восемь кружек плохого пива стоили 10 рублей, т. е. трехдневный заработок инженера или врача.