Измена. Дочь отца

Все мысли девушки спутались между собой, память отматывала назад, проезжалась по больным точкам. Она не заметила, как мама тихонько встала, и, решив оставить ее в одиночестве с мыслями, вышла из комнаты. Она чувствовала, как тяжело к ее дочери приходит осознание, что родной человек становится предателем. Каждая семья, что попала, когда то в такую ситуацию проходит через все стадии по — своему. Говорят, дети в любом возрасте страдают больше чем сами родители. Они не виноваты, что их сердце расколото надвое и подарено им обоим с самого рождения.

А память все так же издевалась над Лиз, напоминая и счастливые моменты из детства. Она вспоминала, как Алексей Егорович Градовский. Папа. Он боялся пускать ее на аттракционы в парке, максимум, что ей позволяли, чертов паровозик, а потом самое любимое. Папа вел ее в самую глушь парка, там находился небольшой тир, никто практически не заходил в эту обшарпанную от времени собачью будку. Только они вдвоем. Он заряжал девочке старенькое игрушечное ружье со спиленным прицелом, а она сбивала цель, не смотря на то, что игрушечное оружие было заранее испорчено продавцом развлечения. Смысла в этом особо не было. Там не выдавали призов в виде плюшевых медведей. Главной целью была похвала. Один из способов получить то внимание, что ей требовалось.

Лиз взяла сотовый, и долго смотрела на него пустыми глазами. Не моргая. Позвонить или написать? Написать? А что именно? Смысл. Есть ли вообще смысл в общение? К черту! Будь что будет.

«Тебя поздравить? Флаг в руки! Вперед!» — Набрала она это сообщение дрожащими руками, и еще некоторое время смотрела на него, перечитывая вновь и вновь. Что еще сказать? Пока что нечего. Нажатие кнопки. Все. Ничего не изменить. Он его прочитает. Может, поймет ее эмоции? Хотя.… Вряд ли.

Через непродолжительное время зазвонил телефон. Это был папа. Поднять трубку? Если она ее не ответит, то будет чувствовать себя последним трусом на планете земля.

— Да.

— Дочь, ты чего?

— А ты как думаешь? Мне по — твоему радоваться и плясать? — Ответила Лиз в своей манере. Он все прекрасно и так понял. Претворяться Ванькой дурачком не стоит.

— Такова жизнь… — Это единственное, что он может сказать? Такова жизнь?! Это просто глумление над чувствами людей, с которыми провел так много времени. Да любовь у него странная, конечно. Но он ее отец, и Лиз просто так сдаваться не станет. Если у матери, Елены Демьяновна клыков нет, то она будет отстаивать свою семью. Чем бы это не закончилось. Какой бы глупостью или драмой. Так не честно! Бросать ничего не сказав в лицо. Этот метод подходит лишь трусам.

— И сколько ей? — Язвительно спросила Лиз.

— Лиз все, перестань.

— Это еще почему? Я имею право знать. Ведь я твое отражение в прямом смысле слова. — Яд начел просто литься из нее. Лиз хотелось высказать отцу многое. Все хорошее, что она думает о сложившейся ситуации. Но больше всего дать хороший хук. Внезапно фоном издалека послышался женский голос. — Твоя пассия?

— Лиз, что за слова? Давай завтра. — Он начал нервничать. Когда она наезжала в лоб, Алексей Егорович не мог себя держать в спокойствие. И ругаться не хотел и «боль» тоже причинять не любил.

— Зачем откладывать? — Настаивала девушка, ее голос вот вот должен был сорваться. Нервы не выдерживали. Она просто хотела кричать, словно дикий зверь. Рушить все, что увидит. Единственное, что ее останавливало, так это ее пес Джу. Вдруг пораниться осколки, потом вынимать лечить, зашивать в ветеринарке.

— Приеду завтра, поговорим. — И он положил трубку. Ничего необычного. Они всегда общались, словно чужие люди, на расстояние. Но почему то любили друг друга. Может это странно? Любить человека даже не на расстояние вытянутой руки, а чуть дальше.

— Джу. — Подозвала Лиз своего «малыша». — Собирайся, пора на прогулку. — Пес сразу же завилял хвостом и начал крутится, помогая хозяйке выбрать одежду. В итоге Лиз ковыляла своей неуклюжей походкой в стареньких джинсах, бордовой толстовки с сердечком и кедах, что видели «страшные пейзажи». Проходя мимо спальни родителей, она услышала знакомой всхлипывание, и тихонько, словно мышь заглянула туда. Мама собирала вещи отца в чемоданы и многочисленные мешки. Все.

— Что ты делаешь?

— Я устала… В этот раз я… не буду ничего говорить. Он меня все равно никогда не слышал и не во что, не ставил. Я была ему чужим человеком все эти годы. Он меня ненавидел всю жизнь.

— Да что ты говоришь? — Лиз зашла к ней и села на край кровати, Джу положил ей голову на колени, ожидая прогулки.

— Знаешь… Когда тебе было около пяти. Я ведь тоже влюбилась…

— И ушла бы к тому, кого полюбила. — Машинально ответила девушка.

— Я знала, что у меня есть семья, долг и ты. Я до сих пор люблю твоего отца, какой бы он ни был. Всегда прощала его.

— А не стоило. Ты не только прощала, но и молчала, проглатывая все обиды, что он тебе наносил. — Лиз была жестока, но правдива. Такой уж у нее характер. — Ладно… Делай, что хочешь. Я пойду. Прогуляюсь с Джу. — Она встала и пошла на выход. Кто-то сказал бы, что она кривоногая, и такой бы дома сидеть, да людям на глаза не показываться. Но дело было в том, что Лиз было плевать, насколько неровная и шаткая у нее походка. Она всегда мысленно плевала злым людям в лицо.

— Постой. — Лиз резка затормозила в проеме, удерживая равновесие. Ее с детства пугали резкие звуки и голоса из-за спины. Это были самые большие раздражители для внезапного приступа. Это было не страшно, просто неожиданное вздрагивание. Главное удержаться на ногах или зацепится за что то. Крайнее — упасть вперед в удобной позе, чтобы не сломать кости. Всего несколько правил выживания для человека рожденным другим. Лиз усмехнулась, упираясь локтем в косяк. — Может, пойдем вместе?

— Нет, мама. Я не далеко. Просто прогуляюсь по округе и приду обратно.

— Захвати шарф! — Услышала Лиз чуть позже, когда открывала дверь, Джу уже скулил от нетерпения.

— Ок.

С этими словами двое, человек и собака, кто вышел, а кто вывалился, встал и, отряхнувшись, пошел вперед. Искать приключения на пятую точку. А Лиз их цепляла легко. Только выйди за ограду дома, и вот он настоящий мир, без прикрас, со своими троллями, что прячутся «у моста». И впрямь, не успели они с Джу пройти и двух домов, как за спиной послышался голос соседского мальчишки лет шестнадцати.

— Эй, ущербная, чего дома не сидится?! — Лиз сделала вид, что поправила наушник. Впрочем, она всегда для виду втыкала их, даже без музыки. Маскируясь от людей. А те издевались в своих ущербных фантазиях. Это не зависело от возраста. Она запомнила на всю жизнь тот день, когда ей было пять лет. Они гуляли с мамой, одни. Снова. Навстречу им шла скрюченная в три погибели старенькая женщина с внучкой. А завидев ее начала тыкать и рассказывать внучке, что «таких» раньше сдавали в цирк уродов. Именно тогда, мама сказала Лиз одну вещь:

— Не обращай внимания на глупых людей. Они ущербны. Просто иди вперед с гордо поднятой головой.

Из- за этой ностальгии она прозевала удар в спину дробью из камушков. У этого пацана надо конфисковать рогатку. Вырос давно! А вот у Лиз давненько не было подобной игрушки.

— Ах ты… — Прошипела Лиз и вытащила наушники, забросив их в карман толстовки. — Джу, ты готов? — Черный лабрадор понимающе молчал. Ему тоже это не нравилось. Обернувшись к обидчику, она громко сказала. — Слабо подойти и сказать мне в лицо?! Ты мелкая срань! — Но только сейчас она обнаружила, что это была целая компания подростков. Они тупо красовались перед такими же глупыми, как и сами они герлами.

— Че вякает эта инвалидка? — Жуя свой бабл-гам протянула, словно коровка одна из потенциальных дам сердца.

— Бля… — Тихо прошипела Лиз, потирая переносицу. Надо морально готовится к позору. Опять придет вся в грязи. Скажет, что собака белку увидела. Насупившись, и готовая прикрыть лицо в любой момент, Лиз ждала атаки, как и Джу, что встал впереди и скалил зубы. Вот же очередное приключение на задницу. Ей точно пригодится замок на рот во время прогулки в одиночку.