Страница 2 из 68
Смех ее умолк, и она взглянула на Мэри с таким острым любопытством, что Мэри захотелось съежиться в комочек.
– С чего бы кто-то пожелал вас арестовать, милочка?
Мэри опустила глаза и покачала головой. Лучше было промолчать, чем неожиданно для себя выболтать то, что должно быть похоронено навсегда.
– Вам правда было двадцать, когда вы попросили меня взять вас на место? – спросили леди Валери.
Что пользы теперь лгать?
– Мне было шестнадцать, – равнодушно призналась Мэри.
– Вы были очень юны, даже для шестнадцати.
– Да. – Как это было теперь далеко и неважно. Оглядываясь сейчас назад, Мэри вполне могла себе это представить. Всего шестнадцать лет, положение безнадежное, ни фартинга в кармане и маленький брат на содержании. Она не любила ничего вспоминать.
– Я до сих пор не перестаю удивляться, что вы пошли мне навстречу и проявили такую щедрость.
– Моя экономка старела и желала уйти, чтобы поселиться у сына. Вы были, по всем признакам, настоящая леди, и под юной неуверенностью я видела богатые задатки. Признаки… зрелости. Похоже, я не ошиблась.
– О да, – прошептала Мэри. – Я уже начала взрослеть.
Повзрослела она внезапно, после одного страшного происшествия, наполнившего ужасом ее душу и оставившего в ней незаживающий след. Каждый раз, когда в Мэри Роттенсон просыпалась юная Джиневра Фэрчайлд, Мэри безжалостно загоняла ее в глубины памяти.
Подумать страшно, каких только безумств могла бы натворить эта необузданная Джиневра, если дать ей волю! Если бы от нее можно было совсем избавиться! Мэри едва заметно печально улыбнулась уголком рта. Нет, такой путь не годится. Ведь Джиневра – это тоже она. Мэри и Джиневра – два ее лица, столь реальных и столь различных, что она порою пугалась.
– Я иногда задумывалась над тем, что могло бы вынудить вас бежать из Англии, но вы были очень сдержанны, когда речь заходила о вашем прошлом. Я, знаете ли, немного любопытна.
Незаданный вопрос повис в воздухе.
Мэри промолчала.
– Как, впрочем, и теперь, – с улыбкой заметила леди Валери, давая понять, что не ставит ей эту сдержанность в вину. – Вам следует знать, что Себастьяна очень интересует дочь Чарльза Фэрчайлда.
Хорошая экономка никогда не теряет самообладания. Мэри не уставала повторять это мысленно. Именно такое поведение позволило ей добиться всего, что она имеет.
Хотя ее подлинная личность установлена, еще не все потеряно, напомнила себе Мэри. Быть может, лорду Уитфилду известно что-либо, но не все. Мэри осторожно расслабила напряженные плечи, пытаясь принять обычный нормальный вид.
– Могу я спросить, почему, миледи? – спокойная вежливость, и только.
– Он хочет попросить вас об одной услуге, которую могли бы оказать ему именно вы.
За время службы у леди Валери Мэри многое слышала о лорде Уитфилде. Она знала, что он человек могущественный как в политике, так и в деловом мире. Мэри не особенно верилось, что он совершил весь этот путь из Лондона, чтобы просить кого-то о какой-то услуге. Меньше всего – экономку, хотя бы и экономку леди Валери.
– Он сам вам хотел все рассказать. Мне показалось, что было бы жестоко открыть вам все сразу и тем более при совершенно постороннем человеке.
– Благодарю вас за вашу заботливость, миледи. – Мэри была сейчас просто необходима чашка чая, но она боялась его расплескать. Поэтому она сидела неподвижно, стараясь не шелохнуться.
– В какой услуге нуждается лорд Уитфилд? – это тоже было бы недурно знать заранее.
Теплая ладонь леди Валери соскользнула с пальцев Мэри. Она пыталась заговорить, но слова, казалось, не шли у нее с языка.
Плохой признак, подумала Мэри. Ведь леди Валери, как никто, всегда знает, что сказать и как сказать, чтобы никого не обидеть, не вызвать никаких осложнений. Большого ума и такта женщина. Ей бы править страной! Но в этом мире правят мужчины!
Подняв палец, леди Валери сказала:
– Слышите?
Мэри услышала топот сапог по деревянному полу, низкий звучный мужской голос. Лорд Уитфилд прибыл, и леди Валери вздохнула с явным облегчением. У Мэри, напротив, еще больше усилилось предчувствие катастрофы.
Дверь библиотеки распахнулась, и появился высокий мужчина в шляпе и шарфе.
– Дорогая крестная!
Когда он протянул к ней руки, полы его черного плаща взметнулись вверх, словно крылья. Леди Валери бросилась к нему, и он заключил ее в объятия, как гигантская летучая мышь, завладевшая своей жертвой.
Мэри поднялась, глядя в сторону. Леди Валери приветствовала лорда Уитфилда со всем пылом страстной матери, увидевшей любимого сына после долгой разлуки. Уж конечно, она бы не желала иметь Мэри свидетельницей такой нежной сцены.
– Отступите на шаг, – сказал лорд Уитфилд, – дайте мне взглянуть на вас хорошенько.
Его отчетливый голос резанул по уже и без того натянутым нервам Мэри. Где она слышала его раньше?
– Не вижу никаких признаков старости, которыми вы могли бы оправдаться. За что вы лишили Лондон элегантности и остроумия?!
– Какой льстец! – В смехе леди Валери прозвучало искреннее удовольствие. – Вот это я в тебе и люблю. Иди же к огню, погрейся.
– С радостью. Надо сказать, в вашем здешнем изгнании чертовски холодно, миледи.
Мэри сделала знак Тримэйну. Он подошел и взял у лорда Уитфилда плащ и шляпу.
Мэри по-прежнему избегала смотреть на гостя. Она просто не могла. Во всяком случае, пока. Разумнее было копить силы для предстоящего, безусловно, неприятного разговора.
Проскользнувшая в дверь, служанка Джилл подала Мэри чайник со свежим кипятком.
– Ужин через час, – шепнула она. Все шло по заведенному порядку. Все в Валери-хаус осталось как прежде. Это могло бы утешить ее, если бы в действительности все не изменилось бы так страшно.
– Скажи повару, пусть готовятся подавать, – приказала Мэри. Девушка проворно присела и вышла, захватив остывший чайник. Тримэйн закрыл за ней дверь, оставив Мэри наедине с леди Валери и лордом Уитфилдом.
Мэри отступила за чайный столик, надеясь раствориться в сгущавшихся тенях. Двигаясь с четкостью часового механизма, она, не глядя, расставила чашки – в исполнение воли леди Валери их было три – и начала разливать чай. Она так долго исполняла анонимную, нейтральную роль экономки, что входила в нее теперь без малейшего усилия, с чувством облегчения от сознания, что некая леди Джиневра Фэрчайлд уступила место Мэри Роттенсон.
Лорд Уитфилд начал медленно к ней приближаться, но она не поднимала глаз, как и подобает солидной экономке. Он подходил все ближе и ближе, настойчиво навязывая ей свое присутствие. Он загородил от нее огонь свечей и тепло камина, но, напустив на себя полное безразличие, она протянула ему чашку.
Мэри увидела, как обе его руки взялись за блюдце, и в это же мгновение узнала шрам, располосовавший четыре пальца правой руки.
Это он. Это он!
Горячая жидкость в чашке не расплескалась, даже не дрогнула. Мэри не зря провела последние десять лет, воспитывая в себе образцовую экономку. Она не позволит смутить себя видом чьих-то рук, даже рук человека, который может опознать в ней убийцу.
Глава 2.
Медленно, очень медленно Мэри подняла голову и встретилась с ним взглядом. У него серые глаза. Холодные, как леденящий душу ветер за окнами. Настоящие английские глаза цвета английских туманов. Она вновь поспешно потупилась.
Это, без сомнения, он. Последний раз она видела его ночью. Огни конюшни слабо освещали двор, и она молилась в душе, чтобы он не заметил ее грязные руки и пятна крови на платье. Тогда она не смела взглянуть ему в глаза и поэтому сосредоточила все внимание на его руках. Она запомнила их навсегда. Эти изрезанные шрамами, но сильные руки могли затянуть петлю у нее на шее. А еще его губы… Несмотря на ужас происходившего, она запомнила и их.
Они не изменились. Крупные твердые губы обнажили в улыбке ряд белых острых зубов, ярко выделявшихся на смуглом лице. Когда он принял из ее рук чашку чая, улыбка стала шире. Зловещим оскалом, напомнив ей бродячую собаку, преследующую зазевавшегося котенка.