Страница 85 из 86
Андрею я вчера сказала почти что прямым текстом, что пока не получу на детей американских документов, не отпущу их в Россию, а это минимум будет года три. Сам Лебедев собственно тоже должен тут жить, а то второй раз ему никто не будет восстанавливать грин-карту, а после пятидесяти уже и желания другие…
Андрей подключился вчера к местному оператору, так что я позвонила уже на американский номер. Попросила угомонить детей, потому что я оставлю коляску со спящим ребенком в прачечной. Вчера мы установили внизу камеру, чтобы следить за спящей Машей.
— Никто не встал, кроме меня.
По голосу я поняла, что не встал даже он. Хорошо иметь кухню на отдельном этаже. Я всыпала зерна в кофемашину и сварила одну чашечку кофе для Андрея. Он спустился в джинсах и мятой футболке — в душе еще не был, но был или снова стал прежним, американским, которого я помнила на подсознании. Ну да, за двадцать лет совсем не изменился, если не замечать седину.
— Почему только мне? — кивнул он на чашку на краю столешницы.
— А почему решил, что это для тебя?
— Догадался по твоему взгляду. Хорошо погуляла?
— Я за кофейными зернами для тебя ходила. Хорошо поспал?
— Без тебя не спится. Валялся… Никому не нужный… Обнимал подушку, она пахла тобой, а ты теперь пахнешь кофе… Это самый домашний запах.
Дети спят, родители обнимаются. Это так по-семейному.
Эпилог
В День Благодарения мы вошли с огромной индюшкой и огромной компанией. Пришлось сдвигать два стола вместе и просить гостей приходить со своими стульями. Стол мы тоже накрывали вскладчину, как и принято делать в этот день. Дима бегал по дому с пылесосом, собирая по углам собачью шерсть — собака, помесь колли с корги, радостно сигала через диван. Хорошо, не через стол. Диана раскладывала под тарелки салфетки с тыквами, а я отодвигала тыквенные свечи, чтобы приготовить в центре место для блюда с птицей.
— Что ты с ней носишься? Дичь жареная, не улетит, — пытался шутить Андрей.
Это ты — индюк жареный, никуда из моего супа не деваешься… Не улетаешь!
Андрей мыл руки после вычесывания собаки, хотя, я подозревала, просто тщательно готовился к рукопожатию с сыном. Я ни разу еще не увидела, чтобы они обнялись — вели себя, как просто два знакомых мужика. Собственно такими они и были по сути. Правда, пока еще не очень-то и знакомые.
Сунил будет присутствовать за столом в виде шарфика, обмотанного вокруг шеи его бывшей жены. Дочь не разрешила ему приехать. Вчера Элис с Миррой пекли у меня на кухне тыквенный пирог, а Романна умудрилась за это время аж целых три раза позвонить, чтобы уточнить, кто из нас двоих сделает клюквенный соус. Ее муж притащил к нам ящик вина, потому что решил, что бутылки в собачьей шерсти на стол не ставят.
— У вас собак меньше! — улыбнулся он Андрею, уходя.
Родители Мирры пекли кукурузный хлеб и запекали сладкий картофель. Кто все это должен был съесть, я не знала, поэтому, когда позвонила дочь Романны с вопросом:
— Тетя Марина, что принести?
Я могла ответить:
— Только себя, Илоночка, и, пожалуйста, голодную.
— Это всегда можно…
Нельзя только присесть, потому что никто из приглашенных не может просто открыть дверь — все ждут, когда им откроют. Я оставила швейцаром Диму, и он, повесив пылесос заряжаться, уселся перед дверью на нижнюю ступеньку лестницы.
— Марина, мы должны переехать в нормальный дом, — доставал меня Андрей. — Жить с тремя лестницами маленькие дети не могут.
Первыми пришли мои старшие дети. Элис не обращала никакого внимания на Андрея, кроме «привет» и «пока» он от моей индийской красавицы ничего пока не услышал. С ним больше говорила Мирра, устроила ему отличную практику английского языка, как и Диме, который за двадцать дней уже что-то начал понимать в школе и даже расстроился, что у них целая неделя каникул. Впрочем, все каникулы они с одноклассницей Оксаной проиграли в баскетбол в нашем парке — говорили они при этом на смеси русского с английским и какими-то кавказскими междометиями. Сегодня Дима, конечно, будет страдать, что среди присутствующих нет детей.
С приходом семьи Романны добавилось разговоров про машины, обсудили покупку Андреем «Мерса» из салона, где работала Илона. Наконец заявились последние гости, которым ехать было дольше всех — родители Мирры. Впрочем, последними за стол сели все же Маша с Элис. Моя дочь умудрилась заполнить на бедного ребенка листов десять поведенческого теста.
— Ну что, мать, довольна? — хмыкнула у меня над ухом Романна, когда я читала про себя замечания будущего специалиста. — Не зря деньги за учебу платишь?
Я выдохнула — меньше, чем за месяц китайский массажист сотворил с ребенком чудо чудное. Маша уже не просто самостоятельно сидела, но и стояла в кроватке. Кроватку пришлось купить и не ради этого самого стояния, а потому что Маша начала говорить «мама» в моем доме, слишком уж как-то быстро.
— Но на занятия «мама и малыш» все равно пойду с ней я, — смеялась Романна. — Ты у нас днем будешь за папу и пойдешь на работу.
Да я уже две недели как отработала. Встретилась с Заки в пятницу, пришла в его офис в понедельник. Развозка детей по школам и садикам легла исключительно на плечи Андрея. Почувствуй себя мамой! Ещё и готовить научится… Нет, это уже из области фантастики. К нам три раза в неделю стала приходить «бабушка» готовить обеды и ужины. Ей, конечно, помогала Диана, но больше отвлекала разговорчиками: через неделю в садике ее прорвало на ля-ля. Пока, конечно, только на русском трындит, но и английский не за горами.
Сейчас за столом только дети не понимали, о чем мы говорим, но догадывались, как и соседи, когда ненароком между родственниками проскакивали слова на русском, украинском и иврите. Как верно подметил отец Мирры, тост должен был сказать единственный за столом чистокровный американец, Эдди, муж Романны, но наш прокурор не может не поблагодарить Марину, то есть меня, за то, что я из года в год, вот уже десятый раз, собираю их всех вместе и наша компания только растет. Тут, конечно, на секунду все замолчали, подумав про Сунила, но только на секунду.
— Не смотри на меня так, — выдала Романна с бокалом вина в одной руке и горсткой миндаля в другой. — Я очень хочу твоей индюхи, но потом ты будешь колоть мне инсулин?
Сила воли у Романны — врагу такой точно не пожелаешь, а другу обзавидуешься. На ее фоне я тут по пустякам переживаю. У меня все хорошо, у нас всех все хорошо — о чем вообще мы можем мечтать?
— Не это ли прекрасно, — продолжал тем временем вещать наш личный прокурор, — что мы встретились на этой благодатной земле за одним столом, хотя родились в разных странах и начали говорить на разных языках. Так что мы должны поблагодарить отцов-основателей, что они избрали государственным языком самый простой язык в мире — английский, и мы спокойно понимаем друг друга. Переведите моему маленькому другу, — указал он на притихшего Диму, — что меня родители привезли сюда в десять лет, и я тоже ни слова не говорил по-английски.
— А теперь замолчать не может, — хмыкнула Романна тихо по-русски, пока Алекс переводил Диме обращенные к нему слова.
— Как всем нам известно, праздник этот — возможность поблагодарить друг друга за поддержку: как первые поселенцы не пережили бы зиму без помощи индейцев, так и мы, собравшиеся за этим столом, не смогли бы устроиться в этой стране без силы воли, трудолюбия и поддержки друг друга, и я буду считать, что прожил жизнь не зря, если наши дети, рожденные здесь, не будут воспринимать блага, которые дает своим гражданам эта страна, как нечто само собой разумеющееся, а будут благодарить своих родителей, которым, вне всякого сомнения, было очень тяжело на первых порах, и помогать тем, кому только предстоит стать гражданами нашей любимой страны. И прошу вас не забывать, что страна состоит не из флага и гимна и даже не из истории наших предков, а из деяний наших соотечественников в данный конкретный момент истории, в которой мы все живем и которую творим день изо дня своими руками. Страна состоит из народа, а народ из нас, каждого по отдельности и всех вместе. Ты ответственен за себя и за того, кто рядом, и если кто-то оступился, в этом есть и твоя вина, нужно это понимать. За каждое преступление есть наказание, но при этом у каждого человека есть второй шанс, чтобы стать лучше, и мы обязаны давать ему этот шанс, иначе мы перестанем быть людьми.