Страница 73 из 86
— Неужели ты думаешь, что я бы на все это пошел, если бы не любил тебя? Какая еще сила могла заставить меня во все это ввязаться?
— Сделать что-то хорошее в жизни? Плохая причина?
— Я уже сделал что-то хорошее в жизни, принес тебе конспекты и выпил твой дурацкий морс. Что ты в него подмешала? Что я двадцать пять лет, как пьяный?
— Это был грипп. Свинной. Ну, или птичий. Или два в одном: ты поступил как свинья и улетел зимовать в северные страны, как гусь ощипанный. Ну чего ты от меня ждешь?
— Поцелуя. Утреннего. Все мужики его ждут. Кто говорит, что не ждет — врет.
Я рассмеялась — этот врун меня доведет, точно!
— Не так громко, Марина. Детей разбудишь.
— Им уже вставать давно пора!
— А у тебя завтрак для них готов?
— Хлопья с молоком. Я никогда не готовила русский завтрак. Американский вариант меня устраивал более чем. Правда, производители хлопьев когда-то давно, говорят, приличную сумму отвалили американским ученым, чтобы те подтвердили, что для детей — это оптимальный завтрак. Для работающих родителей — уж точно.
— Но сейчас ты не работаешь.
— И что? Должна начать кашеварить? Нет, я не готовлю, Андрей. Я плохая жена. Так что… Боюсь тебя разочаровать.
— Не получится. Я уже во всем и всех разочаровался, так что дно тебе не пробить. Пожалуйста, Марина. Я сниму квартирку в Долине, буду вас навещать… Мне как бы полгода надо прожить в Штатах, чтобы гринку восстановили без вопросов.
— Нас? Нет уж, это твои дети. И как же твой бизнес?
— Ну, он работает и без меня… Может, сумею что-то в Штатах замутить.
— Не получится. Эта ниша занята израильтянами и украинцами — тебя не пустят. И вообще — не солидно как-то торговать китайской гречкой… О, я персов ещё забыла. Это вообще страшные люди, — рассмеялась я тихо и перешла на заговорщический шепот. — Они в школе читали Достоевского и Толстого. Не в оригинале, к счастью, а то вообще не знаю, что бы с ними делала. Твой сын, кстати, был тайно влюблен в иранскую девочку по имени Ава. Любовь, правда, закончилась, когда в третьем классе он вдруг стал ей по плечо. Так вот ее мама очень сокрушалась, что здесь в школах мало читают. Конечно, говорила она, в пятнадцать понять, о чем вообще “Преступление и наказание” невозможно, зато мы знает, что есть такие писатели, как Достоевский и Толстой, и можем их прочитать в сознательном возрасте, а наши дети не будут ничего этого читать, потому что к литературе могут приобщить только в школе через кнут… А я предпочитаю, знаешь ли, пряник. Видела в своей жизни много подлецов, читавших в школе Толстого и войну, и мир… Знаешь, Андрей, твое место здесь, мое — там, вот и весь ответ. Ну зачем тебе восстанавливать гринку? Тебе Америка не нужна. Не нужна, — повторила я по слогам. — Настолько не нужна, что вместе с ней оказались ненужными жена и сын.
— Ты постоянно это проговариваешь, чтобы, упаси боже, не начать в этом сомневаться? — проговорил Лебедев пафосно.
— Я не сомневаюсь. Я факты под сомнения не ставлю. Я не гуманитарий. А ты торгаш, так подсчитай, сколько финансов тебе понадобится на жизнь в Штатах. Может, не стоит оно того?
— Оно, может, и не стоит, а вот она, — ткнул он пальцем в меня. — Более чем. Я ведь сам могу детям турвизу сделать.
— Ну можешь и что?
— Ничего, Марина. Просто я могу так же жить с ними в Штатах, если ты считаешь, что там детям лучше.
— Там всем лучше. И не в Штатах, а в Калифорнии. Я не американка, я — калифорнийка, это две больше разницы. Мы, кажется, уже можем спорить с нью-йоркерами, чьи эмигранты круче. Короче, я научилась уважать чужую культуру и чужие границы, получила прекрасную прививку от национализма, и то, что ты называешь эгоизмом, всего лишь требование уважения ко мне как к личности со своими собственными желаниями. Тут не я эгоистка, посмотри в зеркало и увидишь настоящего эгоиста. Хочешь жить в Америке — живи. Кто я такая, чтобы что-то тебе запретить, но не смей шантажировать меня желанием жить рядом. Мне ничего не помешает даже в одной квартире с тобой не встречаться. Питерское коммунальное наследие, знаешь ли.
— Ты никогда не жила в коммуналке.
— Но мои одноклассники жили, даже в новостройках было много коммуналок, чтоб ты знал. Так что… Не бери меня на слабо. Один раз взял и проиграл. Забыл?
— Мы оба проиграли. Я смотрю на это так.
— Твое право. Сказала же, что уважаю твой эгоизм, а ты уважай мой, а то какого хера ты прешься на американскую землю со своим мужским шовинизмом? Я дважды думать не буду, пошлю тебя через букву закона. Уже в Израиле я перестану быть тебе женой.
— Взаимными угрозами мы не до чего не договоримся.
— О чем нам договариваться? Мы же решили, что едем в Израиль, а потом в Штаты. Какое ты примешь в итоге решение, меня не волнует. Прими это, как данность. Мне на тебя насрать, вот и все. У меня в жизни все в шоколаде. Здоровье, тьфу, тьфу, тьфу. Дети выросли. Друзья всех мастей имеются. Я не пропаду. Но я не буду протягивать тебе руку, если ты упадешь. У меня только две руки и обе я тебе уже предлагала. Еще и сердце. Второго сердца у меня нет, так что не разжалобишь утренними разговорчиками. Не старайся.
Глава 34. Игра в резиночку
Мы старались улыбаться, ничем не показывая чужим детям наше внутреннее раздражение друг на друга. Любой гневный взгляд, любую фразу на повышенных тонах они единодушно воспримут на свой счет — старший так уж точно, а нам нужно было прожить в этих стенах почти неделю, а потом — потом будет достаточно отвлекающих факторов, чтобы забыть про утренний кофе с промыванием не фильтра кофейной машины, а наших мозгов — причем, не проточной водой, а бьющей из душевной раны кровью.
Дневное время было занят суетой с освоением местного продуктового и детской площадки. Дима хорошо играл с сестрой — не знаю, в удовольствие ему это было или просто обязанность старшего брата вошла в твердую привычку, но я не чувствовала никакого напряжения между детьми, именно такими и должны быть брат с сестрой. Дима пару раз спрашивал про Машу, то ли забывал ответ, то ли проверял меня на детекторе лжи. Мы должны забрать Машу в понедельник утром. Я купила автокресло, которое собиралась использовать в Израиле и потом в Штатах. Сейчас мы взяли младенческий билет без места, но на трансатлантический перелет я все же собиралась купить отдельное место для автокресла, ну а Андрея можно посадить либо через проход, либо вообще выселить в бизнес-класс. Кстати, а это идея — мне необходимо будет поспать в полете хотя бы пару часов, чтобы человеком сесть за руль в аэропорту. Я планировала попросить сына пригнать мне машину на стоянку, заодно установить кресло для трехлетки. Предстояло немало хлопот, но их я откладывала на потом. Это потом должно было наступить после получения всех документов. Особенно американских виз. На данный момент на руках у меня не было даже российских доков. Пока мы читали сказки и верили в них. Диана по-прежнему отвечала односложно, но я и не ждала особого прогресса за пару дней.
Самыми сложными были ночи. Андрей по-прежнему приходил поздно. Я давала себе слово уснуть до полуночи, но не спала до часу-двух. Не давали расслабиться нервы и присутствие в постели постороннего мужика. Матрасс широкий, но флюиды неприязни бьют прицельно на большое расстояние. Или приязни? Я не знала, как следует классифицировать здоровую реакцию тела на самца — не бешенством матки точно. Но мозг держал все в узде, пусть из последних сил, но у него это получалось хорошо.
В воскресенье Андрей пришел пораньше, когда я только вышла из вечернего душа и заварила на ночь ромашку. Он положил на стол три папки с документами.
— Будешь проверять?
— Я уверена, ты все проверил, — попыталась я унять бешено бьющееся сердце.
— Обмоем родительство?
Я кивнула. Это первая стопка за несколько дней. Он принес две — боже, изменяет принципам?
— Я не стану за тобой допивать, — предупредила я Андрея.
Тот усмехнулся.