Беспутье

– Щас, погоди! – он вдруг ломанулся прочь из ванной, шлепая сырыми пятками.

Вернулся с презиком и быстро порвал обертку зубами.

– Ложись… вот так, – он аккуратно уложил меня в ванне на спину. Получилось полусидя, потому что места было мало.

Новый штурм начался бодро и уверенно, видимо, помог кураж от бальзама. Мой рыцарь наконец пробил стену вражеской крепости. Оборона была крепкой, он вторгся лишь наполовину. Я почувствовала адскую боль. Я не преувеличиваю. У меня было чувство, что в меня где-то в обычном, для проникновения непредназначенном месте типа живота или ляжки воткнули с силой тупой предмет и упорно продолжают тыкать им в рану. Я не орала, конечно, но пищала от боли. Я не ожидала, что это окажется настолько травматично.

Виталик какое-то время (пять минут? десять? мне показалось вечность) не сбавлял энтузиазма, но, видя мои корчи и подустав сам, вынул окровавленное орудие битвы.

– Получилось, малышка, получилось!

– Так ты же не… кончил, – выдавила я в первый раз это стыдное слово.

– Да я еще долго смог бы, это алкоголь, он замедляет это дело. Не хочу тебя мучить. Продолжим в следующий раз, – он улыбался, как мальчишка, который наконец получил от Деда Мороза заветную игрушку, – главное, что у нас получилось!

Он помог мне подняться. Поясница ныла от неудобного лежания на чугуне, ноги тряслись. Я осторожно вымыла наружные края раны.

– Кажется, там еще не до конца…

– Ну ничего, все впереди у нас. Дорожка уже проложена.

С утра я, чистя зубы, долго искала на своем лице признаки того, что стала женщиной. Но кроме ощущения ноющей боли внутри ничего не изменилось.

Моя девственная плева оказалась какой-то особой прочности и вся насквозь была прошита кровеносными сосудами. После второго, и третьего, и шестого раза, я, идя в туалет, все еще видела красные капли. Раз на седьмой я подумала, что начались месячные, как раз уже и по датам пора бы, но это были не они, это моя девичья честь все еще плакала кровавыми слезами.

На втором курсе отношения Майи и Игоря стали разваливаться. Я знала, что они все чаще ссорятся, Майка выглядела подавленной. Однажды она рассказала, что Игорю не нравится, как она одевается. Он заявил, что ей надо обновить гардероб, что в нем много вещей, которые она носила еще в школе, в своей "деревне", что пора ей одеваться более стильно.

– Вот сраный урод! – я была очень зла, – Май, ты нормально одеваешься. Реально нормально. Ну, конечно, у нас, блин, нет денег одеваться как городские чики. На какие, на хрен, шиши ты должна обновить гардероб?! На стипуху в три тыщи рублей?! Если такой деловой, пусть идет и сам тебе заработает на новый гардероб! Козлина!

– Ну, в чем-то он прав. Я давно сама пальто новое хочу. Я ведь реально эту куртку еще со школы таскаю. Откладываю потихоньку на пальто, и ему сказала об этом, он обещал со стипухи тоже подкинуть.

– Май, он знает, что тебе родаки почти не помогают? Ему-то небось хорошо помогают, единственному сыночку любимому.

– Не знает. Я не хочу ему особо про родителей рассказывать. Подумает еще что-то не то.

– А ты не хочешь их познакомить?

Она нахмурилась:

– Не-не, лучше пока не надо. Потом как-нибудь, когда папа будет в адеквате.

– Опять на чашке сидит?

– Ага.

Я поняла, что ей неприятно, и сама поменяла тему. Я знала, что Майя не из самой благополучной семьи. Она старшая из троих детей. Мать работает санитаркой в больнице, отец давно потерял работу и периодически пьет. Мать не всегда имела возможность отправить ей деньги.

Я помню еще несколько эпизодов, которые вызывали мое глубокое возмущение, даже почти ненависть к Игорю. Я видела, что Майя старается для него. Когда мы вместе заходили в продуктовый магазин после учебы, я обычно покупала себе что-то типа пельменей или наггетсов, а она набирала целый продуктовый набор для супа и для какого-нибудь полноценного второго блюда.

– Нихрена, говядина, – сказала я однажды, у видев у нее в корзине лоток с мясом.

– Да тут немного, только на гуляш, это не очень дорого.

– Гуляш будешь готовить для Игоря?

– Да, сегодня полгода, как мы встречаемся.

– Клево, – с ноткой зависти произнесла я, имея в виду не их срок отношений, а то, что она приготовит настоящее мясо, – я вот ни разу говядину не готовила.

– Так это не сложно. Берешь кусочек мяса, пару помидоров, лук…

Я старательно запомнила рецепт и через пару дней торжественно позвала Виталика на ужин. Правда, я не учла, что древняя общажная плита, на которой готовили еще советские поколения студентов, еле фурычит, и мясо тушится очень медленно. Не знаю, как с этим справилась Майя, но мне вскоре надоело бегать через весь коридор до общей кухни через каждые пять минут, а потом возвращаться в комнату докрашивать глаза, да и время поджимало, поэтому я просто выключила огонь и принесла блюдо в комнату, где нежно украсила его веточкой петрушки.

Виталик мужественно съел свою порцию, и даже сказал, что очень вкусно, правда, через полчаса, во время страстных поцелуев, побежал в туалет, и его довольно долго не было.

Больше гуляш я не готовила.

То, что Игорь совсем не любит Майку, стало понятно, когда на двадцатилетие он подарил ей не новое пальто, о котором она мечтала, или не что-то милое, девчачье – например, просто цветы и плюшевого мишку хотя бы. Он подарил ей жуткую пластмассовую игрушку в виде… коня. Майка даже не стала рассказывать мне об этом, наверное, не хотела увидеть мою бурную реакцию и расстроиться еще больше. Но я сама случайно увидела эту нелепую фиговину, зайдя как-то к ней в общагу.

– Что это за хрень? – спросила я. Лошадь из дешевого китайского пластика стояла на задних копытах и била в воздух передними, сверкая безумным оскалом и выпучив глаза. Она пылилась в глубине Майкиной полки с учебниками и всякой дребеденью, слегка прикрытая дезодорантом и лаком для волос, но я все равно заметила ее.

– Это…– Майя замялась, – это Игорь подарил мне на дэрэ.

– В смысле???

– Ну он сказал, что я родилась в год лошади, так что это типа мой символ. Я спросила: "И это все?". Он сказал, что еще бутылку шампанского принес. Ну, мы открыли, выпили. Он понял, что я не оценила его подарок, сказал, что это типа был прикол и жалко, что я не понимаю его приколов.

– Бляяя! – я закатила глаза и откинулась на Майкину кровать, – у меня нет слов. Май, а он кто по году рождения?

– Змея.

– Змей Горыныч ебаный! Я бы на твоем месте ему, бля, живую кобру подарила и сказала бы, что это такой прикол! И удавила бы его потом этой змеей!

Майка промолчала, вынула игрушку с полки и нажала на пимпочку сбоку. Лошадь стала перебирать передними копытами и бешено вращать глазами.

– Жесть! Может, вообще выкинуть ее?

– Ну, пускай пока постоит, – она засунула чудище обратно в глубину полки, – я ему сказала, конечно, что это тупой подарок, выглядит, как издевка. Он сказал "Окей, в следующий раз ничего не подарю".

– А он будет, этот следующий раз, Май?

– Не знаю, – сказала она грустно, но спокойно, без отчаяния.

Вскоре он инициировал очередную ссору, после которой они долго не разговаривали, она вся извелась. А потом решилась и постучала к нему в комнату. Сказала, что хочет забрать свои вещи, которые оставила у него. Надеялась, что он смягчится и остановит ее, но он просто равнодушно пожал плечами, мол, забирай.

На следующий день она пришла на учебу совершенно убитая, а потом попросила меня прогулять с ней последнюю пару. Мы долго сидели на обледенелой скамейке в парке, она рыдала, а я, как могла, ее утешала. Наверное, в тот момент мы были самыми близкими друг другу. Это был пик нашей дружбы.

А когда и с чего начался разлад в наших отношениях с Виталиком? Я не помню, чтобы был какой-то конкретный поворотный момент, недовольство друг другом накапливалось постепенно. Я не была пай-девочкой. Я много вертела головой по сторонам, я замечала симпатичных парней и обсуждала их с девчонками, я любила юбки покороче и блузки попрозрачней, тусовки и клубы. Я изначально привлекла его своей живостью и некоторой дерзостью, но потом эти качества стали его раздражать. Слишком легкомысленная. Слишком много себе позволяю. И слишком мало его уважаю. Он не выражал это вслух напрямую, но намекал.