Беспутье

Ее и воспринимали более взрослой – пару раз я слышала, как преподы, пока не запомнили наши лица, путали ее с кем-то из старшекурсниц. Она не то чтобы выглядела старше своих лет, просто была в ее лице полная непроницаемость, особенно когда она задумывалась и как бы отключалась от внешнего мира.

У меня есть такая черта – ко мне часто обращаются незнакомцы, когда я иду по улице. Если какой-нибудь плохо ориентирующейся бабуле надо спросить дорогу, мальчугану – узнать время, чтобы не опоздать к назначенному часу домой с прогулки, а туристам – найти достопримечательность, они из всей толпы прохожих выхватят взглядом почему-то именно меня. Часто это бывает не по адресу: я не так уж хорошо знаю наш городок, я же приехала сюда учиться из поселка, что уж говорить о больших городах, где я – такой же турист. При этом я обычно хожу быстро, в ушах наушники или болтаю с кем-нибудь по телефону, но людям это не мешает преградить мне путь и громко спросить, что им требуется. Может, все дело в моем лице – симпатичном, но не вызывающе красивом, жедопненьком, как говорит моя мама про что-то милое и приятное. По мне сразу видно, что я безопасна и не пошлю куда подальше.

Когда мы шли куда-то вдвоем с Майей, все прохожие тоже обращались ко мне, но пока я объясняла, с интересом поглядывали не на меня, а на нее.

Она окончательно запала мне в душу, когда я впервые увидела, как она танцует. Через пару недель после начала учебы студенческий профком организовал вечеринку в одном из ночных клубов. Мероприятие замышлялось как благопристойное: вход только по студенческим билетам, причем контролеры строго проверяли дату рождения, и те несчастные, кому еще не исполнилось 18, как мне, должны были покинуть клуб до полуночи. Алкоголь в баре также продавался только по удостоверению личности. Но совершеннолетняя Майка, конечно, купила мне мой первый настоящий коктейль – магического цвета "Голубую лагуну", украшенную бумажным зонтиком. Мне втайне захотелось забрать зонтик с собой, чтобы потом по приезду домой всунуть в резиновую руку уже долгие годы томящейся без дела на полке в моей комнате кукле Барби.

Сначала мы, прячась за колонной от контролеров – старшекурсников из профкома, потягивали коктейли и глазели на пустой танцпол с пляшущими огнями светомузыки, не решаясь пойти на него. Вот заиграл модный трек, какие-то девахи посмелее быстро образовали кружок, побросали сумки в центр и начали трясти кто чем – кто упитанными булками, кто мелковатыми для такой цели титьками, а одна просто прихлопывала и мотала головой в такт. Парни тянули пиво по углам и ржали над чем-то своим или над девахами, не решаясь танцевать.

– Бурда какая-то играет. Интересно, есть ли у них Tiesto? – спросила вдруг Майя.

– Не знаю, – проблеяла я, слышавшая это имя, но песен нидерландского диджея почти не знавшая.

– Пойду спрошу, – она сунула мне свой бокал и вдруг решительно двинулась в сторону сцены, где местный диджей самозабвенно крутил колесики на пульте, не смотря в зал.

Они несколько минут переговаривались, диджей долго шерстил что-то в ноутбуке и наконец заиграла новая, мощная, как зовущая с собой в море волна, музыка. Майя позвала меня жестом, я оставила коктейли на одном из пустых столиков и, слегка робея, пошла к ней на танцпол. Мы заняли место не в середине, а ближе к краю. Она прикрыла глаза и начала двигаться. Это было завораживающее зрелище – как раскрылось в танце ее тело. Она своими движениями будто писала письмо на неизвестном языке, с причудливыми изогнутыми буквами. Запятые ставились в виде плавного поворота головы или взмаха руки, вопросительные знаки получались из вращения бедрами, а точка – в виде резко, как выстрел, отставленной в сторону сильной длинной ноги. Это, несомненно, было послание – но оно не кричало "посмотрите, как я могу, лошары!", оно негромко и уверенно сообщало "я здесь, я прекрасна, и эта музыка создана специально для меня"

Девицы, которые начали танцевать первыми, сначала косились на нее с завистью, а потом вовсе стушевались и ушли за выпивкой. Никто здесь не мог сравниться с ней – это сразу всем стало понятно. Даже парней, до этого дико гоготавших, больше не было слышно.

Я очень стремалась того, как выгляжу со стороны, но тоже танцевала, вернее, пританцовывала. Разойтись в полную силу, как Майя, я не могла, но и вернуться к коктейлям и оставить ее совсем одну было бы некрасиво, хотя она, может, и не сразу это заметила бы, поглощенная своими движениями.

Когда трек закончился и диджей опять включил какой-то невнятный ремикс, она будто очнулась от транса и обвела пустой танцпол взглядом:

– А чего больше никто не танцует? Классная же песня была? Никому больше не нравится, что ли?

– Очень классная! Просто они еще не в теме. Диджей тут один отстой крутит. А ты круто двигаешься. Очень. У тебя талант, реально.

– Спасибо, – она искренне смутилась, – может, я слишком разошлась? Не вульгарно?

– Не, очень красиво, правда. Все только на тебя и пялились. Девки поняли, что у них против тебя нет шансов, все парни сегодня – твои.

– Да я не для парней же стараюсь, – она улыбнулась, – а для себя. Я предоставляю, как будто меня вообще никто не видит.

Я понимала, о чем она говорит. Дома я раньше тоже самозабвенно отдавалась танцу, пока мама была на работе. Теперь, в общаге, когда в комнате постоянно крутятся соседки, это было практически нереально.

В конце первого курса я поделилась с Майей, что я уже думаю о первом разе, представляю, как это все будет, хотя наяву мы с Виталиком дальше поцелуев еще не заходили. Она усмехнулась по-доброму, сказала, что нужно просто расслабиться и быть собой. Я, сгорая от любопытства, спросила, как прошел ее первый раз с Игорем. Ее улыбка стала немного грустной.

– Слушай, все было хорошо, только… он не знал, что я была девственницей. Мы когда с ним говорили на эту тему, он дал понять, что у него уже был опыт, и не с одной. И я почему-то решила соврать, типа у меня тоже был опыт. Было как-то стремно признаваться, что я еще девственница в 19 лет. Он даже как будто обрадовался, сказал, хорошо, что он не первый у меня, потому что это лишняя ответственность. И типа еще он мог переволноваться из-за этого, и тогда ничего не получилось бы. Мы поржали тогда и забыли. Ну а потом случай представился остаться вдвоем. У него сосед уехал на выходные, он купил бутылку вина, позвал меня… ну и…все случилось.

– И он типа ниче не понял? – удивилась я.

– Нет. Все было в темноте, кровь была, но немного. Я сказала, что это месячные начались. Он поверил.

– И больно не было?

– Было, но не так уж прям. Не до крика же. Я перетерпела и все.

Я была обескуражена.

– Слушай, а тебе самой не было как-то немного… ну, стремно, что ли? Ну, если бы ты сказала как есть, не надо было бы притворяться, терпеть. Может, у вас бы все это как-то по-другому произошло, типа более романтично.

Она вздохнула:

– Да, ты права, наверное. Я потом пожалела и все-таки призналась ему, что это у меня был первый раз. Он офигел, конечно. Сказал, что реально не понял, и что надо было мне ему сразу признаться, он бы тогда по-другому действовал, аккуратнее, нежнее.

– Ясно. Ну сейчас-то все нормально у вас?

– Да, все хорошо, – она снова улыбнулась, но улыбка вышла не слишком искренней. Она перевела разговор в другое русло.

Здесь, в огромном городе, у меня не было знакомых, кроме, собственно, Сашки, у которой я сейчас жила, и Матвея.

Матюха, мой старый приятель из прошлой жизни. Почему бы не встретиться с ним?

При знакомстве он показался мне обычным и не особо интересным. Среди других парней в нашей общажной студенческой компашке Матюха не отсвечивал. Бухал, матерился и придуривался как все. Ну, учился получше других и даже как-то случайно проговорился, что окончил школу с золотой медалью, но на типичного ботана он никак не тянул. Поэтому летом после первого курса, когда выяснилось, что он забрал документы из нашего провинциального вуза и перевелся в другой, в Питере, я была в шоке.