Хочешь мою жизнь?

И вдруг это чудо выдает такую странность, словно где-то вейдже нашел и хлебнул его от души:

- Ну, я хотя бы заслужу порку, - говорит он и кладет руки на мои ягодицы. Мои! Да ты смертник. Знаешь, сколько ты уже всякого заслужил… Хотя неожиданно понимаю, что мне даже нравится это извращение: приятно робкое и восхищенное касание мужских ладоней сквозь тонкую ткань юбки. Я даже хочу, пожалуй, чтобы он понял, что под тканью почти ничего нет, только тонкие ниточки стрингов. Сегодня я под настроение тоже решила надеть именно их. А то, что сейчас накажу его с таким размахом, как не позволяла себе раньше, добавляет мне просто нереального удовольствия. Да, наказание надо заслужить! Тогда и для меня оно слаще.

Забавно, что я нисколько не боюсь насилия со стороны этого мужчины. Он не способен на это. А то, что на самом деле он может просто уйти и избежать запланированного наказания, и я даже не буду его удерживать, придает всему блюду особую остроту. Это вам не Венга, где не уйдешь из дома и не сбежишь с планеты. Он сам отдается мне. Сам!

- Будет очень больно, - почти с восторгом обещаю я, убирая его руки. Он не сопротивляется. – И неприятно, и унизительно. Пожалуй, последнего даже больше.

Неужели он старался дать мне повод? Это было бы слишком идеально. Просто решил пошутить? Больно ему будет от этой шутки. Или доказать, что он все же мужчина? Ведь на этой планете они так себя ведут?

Ну, что ж, как почувствовал, что мне сейчас нужно. Мне нужно много сил, очень много сил на будущее, чтобы сдерживаться. Потому что любимая мною Елена Павловна временно перевела несколько человек в другой офис, куда она чаще всего наведывается. И мне тоже «повезло».

Глава 57

Лайна

- Ну, что же, наконец-то ты заслужил пробку. И сейчас отказы не принимаются.

Далеко ходить мне не надо – все приготовлено заранее.

- Давай, становись удобнее. Не для тебя, для меня удобнее. Пока можешь просто опереться на стол.

Легким шлепком придала ему нужную позу, и взяла смазку.

- Раздвинь ягодицы.

Выдерживает характер, не отказывается, не просит не трогать. Зато не слушающимися пальцами неумело старается раздвинуть свои половинки. Я прохожусь смазанными пальцами по упругим ягодицам, ныряю между ними, нахожу сжавшееся колечко мышц. Либо девственник, что неудивительно на этой планете, либо очень давно ни с кем не был таким способом. Да, есть такое развлечение – лишать наложника девственности. Правда, для этого еще надо найти такого, эти девственники разве что на дальних хуторах сохранились. Ну, либо вот такой инопланетник попадется.

А вот мой инопланетник явно усилием воли удерживает себя на месте, пока я проталкиваю маленькую, просто микроскопическую пробочку. По сравнению с теми игрушками, которыми пользуются у нас – вообще говорить не о чем. Да, порвать в таких играх – как нечего делать. Повезло тебе, что ты попался мне здесь, а не там.

Да, знаю, что наказываю, что он специально нарывался, но мне внезапно становится остро жаль его. Эй, мне только эмпатии не хватало! Тот гипноз, которым в большей или меньшей степени владеет каждая госпожа, сочувствие к чужой боли точно не должен подразумевать.

Но я все же наклоняюсь над ним, почти ложусь грудью на его спину, и тихо говорю на ухо:

- Что, неужели так плохо? Не больно же! Ты почти ее не чувствуешь.

- Не больно, - хрипло соглашается он. Ну, в сознании, говорит – значит, живой и здоровый.

- На наказание сам нарвался, - продолжаю я.

- Да, я не отрицаю, - чуть оживает он, и почти смеется. – Лучше уж раньше, чем позже.

- Тоже верно, - усмехаюсь я. Не стану учить его, что это госпожа определяет, когда и как наказывать. Сейчас у нас желания совпали.

Ну, что выбрать? Стек, пожалуй. И по спине я стараюсь не бить, потому что иши нет, а местные мази слабенькие. А вот по красивой попе как раз заслужил! Приятно – мне, и безопасно – ему. Подумаешь, постоит на работе. Или подушечку подложит.

Это непередаваемое чувство, когда первый удар ложится на чистую нетронутую кожу, и мужчина непроизвольно вздрагивает. Но молчит, ни звука не издает. Еще бы немного выдержки и покорности – и я бы решила, что его обучали в нашей школе наложников.

На коже пропечатывается первая красная полоса. Потом к ней добавляются еще и еще. Я вначале кладу удары параллельно, любуюсь ровным расстоянием между полосками, потом наношу несколько ударов поперек, нарисовав решетку.

Он хрипло дышит, опираясь руками о стол. А пробка добавляет дополнительных ощущений, не давая полностью расслабиться. Я откладываю стек. Кир, поняв, что все прекратилось, пытается распрямиться.

- Рано еще, - останавливаю я его. – Стой так.

А сама рассыпаю на полу в углу крупу. Она какая-то странная, многоугольная, острая. «Гречка» - подсказывают воспоминания.

- Постой здесь, пораскаивайся. Это очень важная часть наказания, - развлекаюсь я.

Да, у нас процессу раскаивания придают большое значение. Сейчас, на самом деле, я не сержусь серьезно на Кира за его выходку, но пришла пора продемонстрировать ему, какими бывают развлечения настоящей госпожи. Сбежит после этого – ну, что же, задница целее будет.

Нет, не показывает желания сбежать. С опаской встает коленями на эти рассыпанные крупинки. Я оригинальна в придумывании наказания, потому что у него такое в первый раз. Впрочем, со мной у него многое еще будет в первый раз…

Малиновый от напряжения и от стыда, красивый обнаженный мужчина, с такой же почти малиновой разлинованной попой, стоит в углу, демонстрируя мне результаты наказания. Эх, где же мои девчонки, перед которыми можно было бы похвастаться этой картиной!

Надо дать время на раскаяние, в идеале вообще оставляют до утра. Но, конечно, не на таких острых предметах, потому что это чревато серьезными травмами. Впрочем, опять-таки, он не раб, может сам встать, или меня позвать.

Ухожу в другую комнату выдержать немного времени. Наказание у меня здесь будет так себе, слабенькое, декоративное, недолгое. Но ему сообщать об этом не буду, чтобы не смазать весь эффект.

Дела находятся, как всегда, да еще приходит звонок по работе. Коллега просит прощения за то, что побеспокоила в выходной день, но она не может найти нужные файлы. Странные люди, не дают отдыхать себе и другим!

Когда наконец заканчиваю разговор, прошло даже больше времени наказания, чем я планировала. Не успев подойти, уже издали вижу, что Кир держится из последних сил. Мышцы рук, сплетенных за головой, подрагивают, ноги уже откровенно трясутся. Мальчик еще менее привычен к подобным наказаниям, чем я думала. Но держится до последнего. Вот ведь бестолочь гордая! А если бы я действительно забыла, или ушла куда-нибудь? Он бы тут умер от своей гордости?

- Кир, вставай! – дотрагиваюсь до его плеча. Он вздрагивает от неожиданности. Так ушел в себя, в боль?

- Давай, давай, поднимайся осторожно, - ногой сметаю острые крупинки с пола, чтобы ему было удобнее вставать. Не так это просто – встать – потому что мышцы ног затекли, и он чуть не упал. Заодно и меня чуть не свалил, потому что не смогла отойти и дать ему встретиться с полом.

- Ты мог встать! Или меня позвать! – злюсь я. На этой дикой планете, в отсутствие нормальных средств заживления, я действительно готова разрешить ему то, чего никогда не простила бы нашим мужчинам – самому прервать наказание. Я не хочу оказаться с покалеченным мужчиной, которого мне никем пока не заменить!

- Ничего страшного! Жить буду! – бодро заявляет он, но почти шипит от боли.

- Идти можешь? – спрашиваю я. Он распрямляется, держась за стену, пережидает момент, когда кровь возвращается к нормальной циркуляции, принося с собой не самые приятные ощущения. Ну, и на коленях красные следы от острых крупинок – болезненно, но не смертельно. Вообще, ничего страшного не случилось, зря я переживаю. Будем считать, что в нынешних условиях лучше перестраховаться и выдать меньше болезненных развлечений и наказаний, потому что в здешней медицине я не слишком уверена. Да и лекарь здесь не в пределах дома, а где-то в больнице, его ждать еще надо. Да и мужчина у меня только один, а не целый гарем на выбор… Так, кажется, я нашла достаточно оправданий собственной мягкотелости. Если каким-то образом вернусь на свое прежнее место, я уже на вечеринках начну жалеть рабов, похоже.