Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 61

— Ты ведь не всерьез это говоришь, — воскликнул он расстроенно.

— Боже, — досадливо воскликнула Камила, не желая ссориться с Кевином, — ну разумеется, нет. Фанни ведь такая милая.

Он сделал вид, что не заметил ее сарказма.

Стоя на коленях перед дохлыми курицами, Тэсса старательно принюхивалась.

— Гадость, — оценила ее усилия невыносимая Бренда.

Сварливый Джон Хиченс топтался здесь же, во дворе дома Бренды, где одиннадцать мертвых тушек рядком лежали на траве.

Он уже раз пять сообщил о том, что не имеет к этим трупикам ни малейшего отношения и если бы он действительно хотел кого-то отравить, то выбрал бы себе цель покрупнее, — и при этом весьма выразительно поглядывал в сторону своей сердитой соседки.

— Вы правы, — произнесла Тэсса, выпрямляясь. — Это не отравление.

— Как это не отравление? — оскорбилась Бренда. — От чего еще они могли умереть все скопом?

— Принесите мне, пожалуйста, нож, — попросила Тэсса, игнорируя ее клокочущее возмущение.

— Нож? — Бренда буквально раздулась от гнева. — Может, вам еще ружье принести? Я не держу дома оружие, хотя, кажется, пора начинать.

— Обычный кухонный нож, — терпеливо объяснила Тэсса, — я же не прошу у вас мачете!

— Ах, такой нож, — Бренда обожгла Джона взглядом, преисполненным презрения, и пошла в дом.

Джон немедленно двинулся в наступление:

— Эта женщина несет полный бред, Тэсса. Для чего мне убивать ее кур? Да я даже ради супа не смог бы прирезать ни одну из них!

Он был высоким и худым, а волосы у него росли клочками — клочок на голове, на бороде, в носу.

Бренда была вдвое ниже и вдвое шире его.

— Мы во всем разберемся, Джон, — ответила ему Тэсса.

Всякий в Нью-Ньюлине знал, что сварливый Джон любит всех созданий божьих, кроме людей. Он был из тех любителей природы, кто даже комара не мог прихлопнуть.

Нет, пакости Джон делал исключительно себе подобным.

Вернулась Бренда, осторожно держа кухонный нож в руках с таким видом, будто несла бомбу.

— Ради бога, Бренда, — рассмеялась Тэсса, взяла у нее нож и одним сильным ударом разрезала куриную тушку на две половинки.

В жарком летнем воздухе потек сладкий запах крови.

Более крупному существу достаточно было бы нанести всего лишь надрез, но что взять с курицы.

Тэсса прищурилась, сосредоточившись на предсмертных эманациях бестолковой птицы, а потом нахмурилась.

— Как интересно, — сказала она, поднимаясь с колен. — Я бы сказала, Бренда, что ваши курицы умерли от ужаса.

— Что? — потрясенно воскликнул Джон, пока его соседка молча таращилась на Тэссу с таким видом, будто не могла понять, что она имеет в виду. — Разве есть что-то, способное напугать глупую курицу?

— Потрясающе, правда? — живо откликнулась Тэсса и прикусила язык. Ни к чему так уж бурно радоваться.

Глава 3





Фанни проснулась с ломотой в висках, что всегда случалось после того, как Тэсса блокировала ее вой. В кладовке вовсю работал кондиционер, и, несмотря на теплый голубой плед, Фанни слегка озябла.

Некоторое время она полежала неподвижно, пытаясь сообразить, что ее разбудило.

Потом из соседней комнаты послышался громкий голос:

— Тэсса? Фанни? Никого нет?

Фанни едва не застонала, уткнувшись лицом в обивку мягкого кресла.

Проныра Камила Фрост примчалась в управление, чтобы разнюхать свежие сплетни для своих гадких «Расследований Нью-Ньюлина». Издание то и дело нападало на Тэссу, и это выводило Фанни из себя.

Она засунула руку в карман кресла под подлокотником, где Тэсса всегда оставляла для нее шоколадку, и постаралась не слишком шуршать фантиком.

Если прикинуться мертвой, то Камила уберется прочь?

Однако послышался цокот каблуков, и в следующее мгновение в дверь постучали:

— Фанни, ты здесь?

Некоторые люди хуже липучек.

Фанни меланхолично жевала шоколадку и думала о том, что для человека, который провел все отрочество, пряча себя под капюшонами и балахонами, она прошла долгий путь.

Гены баньши пробудились в подростковом возрасте, а ведь не сказать, что и до этого было просто. Пришлось покинуть крохотный родной городок, потому что все его жители возненавидели страшилу Фанни в одночасье. Тогда казалось хорошей идеей перебраться в шумный Лондон, где так легко затеряться среди миллионов других людей. Там запуганная девочка пропала безвозвратно, зато появилась яркая и веселая Фанни. Да, нестандартная, но больше она не прятала себя, выбрав раз и навсегда яркий макияж и откровенные наряды, которые смотрелись на ее прямой как доска фигуре дико и странно. Но Фанни считала, что это часть ее шарма.

Если не можешь стать красоткой, то это вовсе не значит, что тебе должны быть недоступны каблуки и короткие юбки.

Но ни в Лондоне, ни в Бирмингеме, ни в Манчестере, ни в Девоне не было покоя — стресс накапливался, мир пугал Фанни, и ее психика не справлялась. Так она и кочевала с места на место, нигде надолго не задерживаясь и хватаясь за любую работу, пока в Бристоле не встретила Ричарда Вуттона.

— Я знаю место, где тебе будет хорошо, девочка, — сказал Ричард одним хреновым вечером, когда Фанни взвыла прямо в баре, где трудилась официанткой.

В ту минуту она чувствовала себя изможденной и ненавидела свою жалкую жизнь. Владелец бара первым делом вышвырнул ее вон, и Фанни стояла, глотая слезы на стоянке, опираясь обеими руками о капот своей древней машины.

Человек в строгом офисном костюме был бледен и держался за голову — как и все посетители бара и другие несчастные, оказавшиеся поблизости. Он не внушал Фанни никакого доверия, но она слушала — в основном потому, что ей не хватало сил пошевелиться. А еще потому, что незваный собеседник был пронзительно, нечеловечески красив.

— Да ну? — едко отозвалась Фанни.

Тогда незнакомец открыл дверь ее машины, помог Фанни опуститься на пассажирское сиденье, а сам сел за руль. Обхватив себя руками, она устало подумала, что если нарвалась на маньяка-убийцу, то, может, это и к лучшему. Казалось, ничто не может ее ранить сильнее, чем она сама.

— Меня зовут Ричард Вуттон, — сказал этот странный тип, возясь с ключом зажигания. Машина чихала, тряслась, но не торопилась трогаться с места. — Мой отец, Сэм Вуттон, был рыбаком в Ньюлине, но однажды его так достали туристы, что он собрал вещи, взял нас с мамой и отправился на берег Бристольского залива, где море бьется о гранитные скалы. Там он основал Нью-Ньюлин, место, где можно спрятаться от всего мира.

Машина жалобно проскрипела и, наконец, поехала.

Фанни повернулась к Ричарду — теперь она слушала его очень внимательно.

— Это очень странное место, Нью-Ньюлин, — задумчиво, будто разговаривал сам с собой, продолжал он. — Там не слишком жалуют чужаков, плохо принимают новичков, да и с собственными соседями не ладят. Но там ты можешь быть таким, каким тебя создала природа. В детстве я мечтал уехать оттуда больше всего на свете и сделал это, как только мне исполнилось восемнадцать. Я перебрался в Бристоль, закончил здесь колледж, женился, у меня родилась дочь. Когда Мэри Лу исполнилось семь, она участвовала в соревновании по плаванию. И ушла под воду так надолго, что все страшно перепугались. Оказалось, что она прекрасно дышала под водой, — должно быть, кто-то из наших предков подцепил русалочью кровь.

— И что в этом такого? — поневоле втягиваясь в разговор, спросила Фанни. — Эта способность никому не причиняет зла.

— И тем не менее, — Ричард остановился возле хорошенького дома с лужайкой и принялся ковыряться с навигатором, вбивая туда какие-то координаты, — одноклассники преследовали Мэри Лу, требуя показать жабры. Тогда я отправил ее к деду… Когда доедете до Нью-Ньюлина, загляните в пекарню «Кудрявая овечка» и скажите моей дочери, что я скучаю.

Он улыбнулся, несколько вымученно — должно быть, голова у него болела просто адски, — и вышел из машины.

Согласно навигатору, от Бристоля до Нью-Ньюлина было 202 мили, которые можно было проехать за четыре часа. Фанни справилась за три с половиной.