Страница 3 из 7
Когда в Дао Дэ Цзин упоминается «Мастер», то речь идет всего-навсего о человеке со спокойным умом, который любит то, что есть. В этой книге я часто использую слово «мастер», поскольку оно присутствует в Дао Дэ Цзин, правда, с местоимением «она», потому что все, о чем пойдет речь, – мой личный опыт. Однако обычно я не часто прибегаю к словам «мастер» или «учитель». Ведь тогда получается, что не все мы можем быть наставниками и учителями. А это неправильно. Каждый из нас наделен мудростью в равной мере. Один человек не может быть мудрее другого. И, в конце концов, никто не сможет стать для вас лучшим учителем, чем вы сами.
Я не даю советов. Каждый из вас сам знает свой путь, и я доверяю вам. На протяжении сорока трех лет я не имела ни малейшего представления о моем пути. Пока в один прекрасный день не нашла его. Или, может быть, просто стала достаточно открытой для того, чтобы мой путь меня нашел. Поэтому я верю в вас и знаю – вы тоже способны обрести свой путь. Никто не лучше и не хуже другого.
Не существует гуру, способных по мановению волшебной палочки сделать вас просветленными. Но если духовный наставник – это человек, который доволен жизнью, не спорит с реальностью, движется по жизни радостно и без усилий, принимая вещи такими, какие они есть, тогда, кто знает, может быть, я и есть такой наставник.
Я открыта любым мыслям, любому опыту, который несет мне жизнь. Я исследовала свои мысли и пришла к выводу, что они ничего не значат. Я свечусь изнутри радостью понимания. Мне известно страдание, я познала радость, и я знаю, кто я есть. Я есть то же, что и вы, даже если пока вы еще этого не осознали. Прекрасно, когда у тебя нет истории, нет прошлого и будущего, тебе не о чем волноваться, нечего делать, некуда идти и некем быть.
Дао, о котором можно рассказать, не есть вечное Дао
Невозможно передать реальность словами. Пытаясь сделать это, вы ее ограничиваете. Вы втискиваете ее в рамки существительных, прилагательных и глаголов и тем самым отрезаете себя от вечного потока. Дао, о котором можно поведать, не есть вечное Дао, поскольку попытки рассказать о нем ограничивают его временем. Оно перестает существовать при самой попытке дать ему некое имя. Как только вы даете чему-то название, оно перестает быть вечным. «Вечный» означает свободный, лишенный границ, не имеющий места во времени и пространстве, существующий без преград.
Не существует названия и для той, которая сейчас сидит в кресле. Я – опыт вечного. Даже при мысли «Бог» все замирает и воплощается во времени. И точно так же, как я своей мыслью создала «Бога», я создаю и «не Бога». Механизм замещения один и тот же – подумав «дерево», вы создаете «дерево» и «не дерево». Пока нет названий, в мире не существует вещей, он лишен смысла.
В мире, где нет слов и вопросов, царит мир и покой. Тот покой, та радостная тишина, в которой на каждый вопрос уже существует ответ. В этом мире, предшествующем словам, есть только одна реальность, неделимая, неосознаваемая, уже существующая. Все вещи, явно отделенные друг от друга, не могут быть реальными, поскольку ум уже дал им наименования. Когда мы понимаем это, нереальное становится прекрасным, ведь нет ничего, что могло бы угрожать реальному. Я никогда не рассматриваю вещи отдельно друг от друга и не ограничиваю их названиями – «дерево», «ты» или «я». Все они только в моем воображении, независимо от того, верю я в них или нет.
Стремление дать всему название лежит в основе существования всех тех конкретных вещей, составляющих иллюзорный мир, мир сновидений. Первый сон – оторвать часть от целого и назвать ее «дерево». Я называю это «мышлением первого поколения». Затем одна мысль порождает другую, и так получаются «большое дерево, красивое дерево, дерево, под которым я хотел бы посидеть, дерево, из которого получится отличная мебель, дерево, нуждающееся в спасении». И сны продолжают сменять друг друга. Ребенку требуется всего мгновение, чтобы уйти в мир снов, погрузиться в сны о мире. А вам понадобится одно мгновение, чтобы усомниться в снах, разрушить чары и быть благодарным Дао за все – дерево и не дерево, мир и не мир.
Когда ум верит в то, о чем думает, он дает названия тем вещам, которые не имеют названия, тем самым пытаясь сделать их реальными с помощью имен. Ум верит в реальность имени и в то, что сам он отделен от внешнего мира. Подобное убеждение ума – иллюзия. Весь мир – всего лишь проекция. Когда ты загнан в угол и напуган, мир кажется враждебным; а если ты любишь то, что есть, весь мир кажется наполненным любовью. Внутреннее и внешнее всегда совпадают. Они – отражение друг друга. Мир – это зеркальное отображение нашего ума.
Когда вы не верите своим мыслям, вы свободны от первозданного желания видеть реальность не такой, какой она является. Вы осознаете бессловесное, немыслимое. Вы понимаете, что любая тайна – плод вашего собственного творчества. На самом деле никаких тайн не существует. Все так же ясно, как день. Все просто, потому что за этим ничего нет. Просто еще одна история, которая рождается сейчас. И только.
В конце концов «тайна» равна «воплощению», если просто смотреть под другим углом. Весь мир – оптическая иллюзия. Он – это вы, обезумевшие и жалкие, или вы, счастливые и умиротворенные. В конце концов «желание» равно «не желанию». Желание – дар, умение подмечать. Все в жизни происходит для вас, а не с вами.
Я тщательно исследовала свои мысли и пришла к выводу, что спорить с реальностью – безумие. Я всегда хочу одного: пусть происходит то, что происходит. Например, моя мать, которой уже девяносто лет, умирает от рака поджелудочной железы. Я ухаживаю за ней, готовлю и убираю, сплю рядом с ней, живу в ее доме двадцать три часа в сутки (только на один час муж забирает меня на утреннюю прогулку). Так продолжается уже месяц. Порой мне кажется, что ее дыхание – пульс моей жизни. Я купаю ее, подмываю, как младенца, я даю ей лекарства и чувствую огромную благодарность. Как будто это я сама умираю от рака и последние дни сплю, смотрю телевизор, разговариваю и пью самые замечательные болеутоляющие таблетки из всех.
Я восхищаюсь красотой и совершенством ее тела, моего тела. И в последний день жизни моей матери, когда я буду сидеть у ее кровати, дыхание ее прервется, но я знаю: это всего на мгновение. И через некоторое время дыхание снова прервется, и я знаю – наши глаза закроются, и через мгновение матери не станет. Я пристальнее всматриваюсь в глаза, которые покинул ум, бессмысленные глаза, глаза без ума. Я жду каких-то изменений. Я жду, когда же в этих глазах покажется смерть, но ничего не меняется. Моя мать сейчас такая же, какой был всегда. Мне нравится моя история о ней. А как еще она могла существовать?
Мужчина приставляет дуло пистолета к моему животу, отводит курок и глухо произносит: «Я убью тебя». Я шокирована тем, насколько серьезно он воспринимает свои мысли. У той, которая отождествляется со мной, сама мысль об убийстве вызывает чувство вины, поскольку убийство обрекает на страдания. Поэтому я прошу его, настолько мягко, насколько могу, не делать этого. Я не говорю ему, что думаю не о своем, а о его страдании. Но он отвечает мне: «Я должен тебя убить», и я его понимаю. Я помню, как еще в своей старой жизни я тоже хотела делать какие-то вещи. И поэтому благодарю его за то, что делает для меня все возможное. И отмечаю, как сама удивляюсь. И вот так она умирает? Так кончается ее история?
И пока радость жизни наполняет меня, я, как чудо, ощущаю то, что моя история до сих пор продолжается. Мы никогда не можем знать ее конца, даже если она кончается прямо сейчас. Меня трогают небо, облака и посеребренные лунным светом деревья. Я радуюсь тому, что не упущу ни одного момента, ни одного вдоха этой потрясающей жизни. Я спокойно жду. И в конце моего ожидания он не нажимает на курок. Он не поступает так с собой.
И то, что мы называем «плохим», и то, что считаем «хорошим», происходит из одного источника. И источник этот, из которого происходит все сущее, Дао Дэ Цзин называет «Тьма». Какое прекрасное название (если нам вообще нужно давать названия вещам)!