Донна Роза

Об освещении в этом мире можно говорить долго и со вкусом, но за эти дни своей новой второй жизни, уяснила: излюбленным видом у богатых аристократов были именно свечи, отлитые из животного жира вперемешку с воском. Они вполне терпимо пахли, держали форму и почти не коптили. В свечах, что использовали Росселлини, воска было больше, чем жира. И они были весьма дороги. Второе место занимали лампадки, наполненные оливковым маслом с небольшим количеством соли, которое забирало влагу из масла и помогало сделать свет ярче. Только такой вариант был пожароопасным и всё же использовался реже первого.

Из болтовни Эмилии я поняла, что в домах бедняков свечи – несусветная роскошь, и они использовали в основном касторовое масло или рыбий жир. И поскольку практически все виды "топлива" поступали из съедобных источников, то времена голода обычно означали также времена темноты.

Фасад поместья освещался факелами из смолистого дерева, иного было не дано.

– Дочка, – мужчина, наконец, оторвался от документа и внимательно на меня посмотрел. – Рассказывай, что там у тебя стряслось?

– Я не помню, зачем в тот день, когда выехала на прогулку из усадьбы, взяла с собой все свои украшения, – да, звучало очень странно, но уж что есть, – вот только они сейчас находятся у Паолы, и она мне их так и не вернула, – скомкано договорила я.

– Хмм, – нахмурился отец, по его потемневшим глазам осознала, что он о многом догадался, но наезжать на меня всё же не стал. – Понятно, пойдём. Паола поди уже проснулась. Местный лекарь её осмотрел. В тягости твоя мачеха, – добавил он и лицо его вдруг разгладилось. Мужчина точно был счастлив, но пытался сдерживаться. – Только я сам с ней буду говорить, понимаешь же, что у Паолы наступил непростой период и ей сейчас никак нельзя сильно волноваться.

– Хорошо, – пожала плечами я. Если честно, с одной стороны, порадоваться бы за отца, у него будет второй ребёнок, а если мальчик, то и наследник всей его торговой империи. С другой, я прекрасно понимала, что настал звёздный час Паолы и та непременно будет вить верёвки из моего вновь приобретённого отца.

Опочивальня семьи Риччи находилась в этом же крыле, но в самом начале коридора. Комната была в полтора раза больше моей, кровать шире, на ней спокойно могли поместиться два человека, парочка внушительных сундуков-комодов у противоположной кровати стены, круглый стол подле окна, на котором я приметила чашу, заполненную спелыми сочными фруктами и кувшином с водой.

– Дорогая, – позвал отец жену, кто-то зашевелился среди вороха шуршащих подушек. – Как ты?

– Оо, дорогой! – послышалось из-под пледа, и я увидела темноволосую макушку мачехи. – Тошно мне, хочу поесть, но потом всё непременно лезет наружу, кажется, ещё чуть-чуть и я отдам Всевышнему душу.

Вопрос религии в этом мире я ещё подробно не изучала, но знала, что здесь есть молельни, куда ходили люди и взывали к Всевышнему (или ещё его называли Единый) один раз в конце недели, в воскресенье (итал.: доменика) подобное мероприятие было обязательным для каждого верующего. В остальные же дни по желанию, и санто (слышащий), так обращались к духовникам этого мира, был рад всем: в рассветные часы он читал проповеди. Эми часто ходила в молельню и рассказывала мне, какой тут санто Микеле замечательный человек. И как после проповеди он может уделить каждому время, выслушать, дать дельный совет.

Молельню я видела, она стояла неподалёку от поместья. Это было прямоугольное строение с узкими окнами-бойницами, из такого же камня, что и главный особняк. И никаких крестов, или иных религиозных символов из своего мира на ней (молельне) я так и не увидела. Зато приметила прямо над входом висящий знак, вырезанный из дерева: круг, а внутри ещё один поменьше и непонятная загогулина.

– Паола, – мужчина подскочил к мачехе и опустился на край кровати, взял её тонкую руку, нежно погладил пальцы. – Это пройдёт, дорогая.

– Буэна сэра (итал.: добрый вечер!), матушка! – проговорила я, внутренне поморщившись. – Поздравляю вас с будущим пополнением!

– Ой, Роза, ты пришла наконец-то навестить мать? – раздражённо фыркнула она и даже нашла силы, чтобы приподняться на локтях и взглянуть на моё лицо. Паола и впрямь выглядела неважно, и тёмные круги под глазами не поддельные, а самые, что ни на есть натуральные.

– Я себя вот только сегодня почувствовала более-менее сносно, – честно ответила я.

– Дорогая, – отвлёк на себя, мою змеюку-мачеху отец, – ты не находила драгоценности Розы? Она их потеряла.

– Нет, конечно! – вполне искренне ответила та, бессильно откидываясь на ворох подушек. Те снова едва слышно зашуршали. Надо бы подсказать местным набивать их пухом, а не сухой травой, и мягче, и тише будет.

– Дон Дарио сказал, что вы забрали мои перемётные сумы себе, – быстро проговорила я и заметила, как глаза брюнетки яростно сверкнули.

– Сумки какие-то взяла, кинула в тот сундук, даже не заглядывала, – быстро отчеканила она и уже слёзно прошептала, обращаясь к отцу, – неужели считаешь меня какой-то воровкой? – всхлип, полный обиды.

– Нет, что ты. Пусть Роза заберёт свои вещи, ты, наверное, просто запамятовала их ей вернуть.

– Да, дорогой мой, совсем из головы вылетело. Так переживала за Розу…

Пока они мило щебетали, я подошла к указанному комоду, но замок был надёжно заперт.

– А ключик можно? – спросила, высоко вскинув бровь.

Отец устало вздохнул, встал и лично отпер замок.

– Вот твоя сумка? – показал он на коричневый кожаный вещмешок.

– Она там одна такая, – добавила мачеха.

Неуверенно взяв мешок, развязала горловину и заглянула внутрь. Украшения были на месте, но отчего-то мне показалось, если вспомнить описание, данное Эми, что тут чего-то не хватает. Бросила взгляд через плечо на мачеху, та как раз следила за каждым моим движением и выражение торжества на её худом лице я ясно уловила.

Вот тут встаёт вопрос: поверят мне или ей. А в свете того, что я якобы ничего не помню и полагаюсь на слова служанки…

– Отец, не мог бы ты сам посмотреть, всё ли на месте? – краем глаза заметила, как женщина чуть напряглась.

– Так я не помню, что там должно быть, – развёл руками отец, но всё же подхватил мешок и вывалил содержимое на стол.

Глава 13

Украшения сияющим дождём посыпались на гладкую поверхность стола. Кольца, тяжёлые длинные серьги, парочка браслетов, подвески… Драгоценные каменья блестели в заходящих солнечных лучах, преломляясь на гранях и отсвечивая разноцветными зайчиками по каменным неровным стенам. Я заворожённо провела руками по золотому колье с немудрёными вставками из непростых сапфиров. Ох! Моё сердце, как и сердца многих женщин, будь они сейчас на моём месте, на миг замерло: сапфиры оказались чистейшими, тёмного, очень глубокого синего цвета.

– Тут не хватает серебряного набора из кулона и серёг с очень редкими каплевидными рубинами, что принадлежал твоей прапрабабке, – задумчиво перебирая всё моё наследство, заметил синьор Риччи. – Всё остальное на месте, – он нахмурился, поглядел сначала на меня, затем вопросительно на мачеху.

А говорил, что не помнит, какие украшения были у его дочери. Ха! Всё у него хорошо с памятью, даже более чем! Иначе и не могло быть, ведь Риччи прославился, как отменный купец.

Пока он проверял всё ли на месте, я краем глаза пристально следила за мачехой. Делала это так, чтобы со стороны казалось, что я очень внимательно смотрю на руки Жакоба.

– Паола? – тот момент, когда она заполошно стрельнула глазами на второй сундук, я не пропустила. Но Паола быстро взяла себя в руки и как ни в чём не бывало, зевнула. Очень спокойно и расслабленно, она поводила задумчиво своими большими тёмными очами по сундукам, по столу с кучкой бранзулеток, мазнула равнодушно по мне, и, остановив свой взор на супруге, заговорила:

– Я устала, милый. О каком наборе ты изволишь меня спрашивать? Эти безделушки я видела только один раз, когда ты вручил их своей дочери, объявив о её скорой свадьбе. Думаешь, мне удалось с первого раза запомнить всё то, что в этом мешочке было? – искренние недоумевающе – наивные нотки в её голосе восхитили меня необычайно! Просто прекрасная актриса! – И вы меня утомили! Оба… Я неважно себя чувствую, меня мучит голод и тошнота одновременно…