Подпольная империя

— То-то! Так, разминаемся, ребятишки!

Сказать сказал, а вот смочь не смог. Тренироваться не получается. Ноги болят, к спине прикоснуться невозможно. В общем, мучение одно. Ну, попадёшься ты мне, Печёнкин. Уж я тебя отделаю. До конца тренировки сижу на скамье и слежу за ребятами. Надо сказать, что прогресс у них уже заметен. Так что молодец Скачков, реально молодец.

— Ну что, не появлялись больше фашисты? — спрашиваю после тренировки. — А то я сейчас Фрица видел.

— Это тот, который в жопу раненый? — уточняет Трыня.

— Ага, он самый.

— Не, не приходили. А ты думаешь, мы ещё не переломили хребет фашистской гадине?

— Похоже нет, блатными меня стращал. Обещал, что я испытаю чувство бесконечной тоски и боли. И что-то ещё в этом роде.

— А ты ему рога не поотшибал?

— Нет, рога не поотшибал. На улице люди ходят, не удобно как-то. Думаю я, что скоро придётся снова бой давать. Как-то не похоже, что человек всё осознал и успокоился. Такое ощущение, что он будет биться башкой в стену, пока не разобьёт либо то, либо другое…

— Ну что же, надо будет — дадим.

Все одобряюще гомонят.

— Пацаны, — двигает идею Юрка, — а пойдём сегодня на дискотеку в ДК Строителей! Как патруль, в натуре. Если увидим, что эти уроды девок обижают, сразу на месте им наваляем. Глядишь и отучатся.

— Воспитатель, — качает головой физрук. — Макаренко, мля, и Сухомлинский, вместе взятые.

— Не, ну а чё? Нормальная тема! Я ж не просто так предлагаю их отп***ть, а за дело.

Возникает бурная дискуссия, но здравый смысл берёт верх и очередное избиение псов-рыцарей откладывается на неопределённое время.

После тренировки мы идём с Трыней по Красноармейской до Красной. Там он пойдёт к себе направо, а я к Ирке налево. Для меня это крюк, но я хочу пройтись с Андрюхой, поболтать — давно не виделись.

— Егор, а правда, что ты с Цветом в Новосибе казино открыл?

Вот же блин! Это как так? Все уже знают что ли?

— Правда, киваю я, а ты как узнал-то?

— Да блин, у нас все знают. А чего мне не сказал?

— Андрей, ну а чего говорить-то? Как бы рабочий процесс. Дело подпольное, зачем трепать?

— Не доверяешь, что ли? — щурится он.

— Я тебе прямо скажу и ты, пожалуйста, не обижайся. Во-первых, я тебе доверяю. Не сомневаюсь в тебе. Могу с тобой любые свои дела обсуждать и знаю, что ты меня не продашь. Но есть дела мои, а есть дела, в которых я участвую не один. И если я кому-то даю слово, я его держу, понимаешь? То есть, допустим есть у меня несколько корешей. Ты и Платоныч. Два всего. Есть деловые партнёры. Цвет, например, ещё там другие. Так вот, допустим, я с тобой что-то затеял, какое-то дело, и об этом лучше не болтать. Мы с тобой даже не просим друг друга помалкивать. Это само собой подразумевается. Это значит, что Платоныч, для которого я как сын, ни одного слова от меня не услышит о наших с тобой делах. Не потому, что я ему не доверяю. Доверяю, так же как и тебе. Просто тут дело в том, что я не могу распоряжаться тайной, которой не владею единолично. Понимаешь? Так и тут. Я тебе доверяю, но сказать о том, что не принадлежит исключительно мне, не могу. Без обид, ладно?

Он кивает и, кажется, действительно улавливает мысль.

— Да, понял. Всё чётко ты сказал. Только слухи всё равно уже ходят. И что типа сестру Киргиза того…

— Чего того? — я даже останавливаюсь.

— Ну что типа там разборка какая-то была, и что её грохнули…

И кто же это у нас языкастый такой? Вот уж правильно немцы говорят, что знают двое, знает и свинья…

— Ну, давай, рассказывай, что ещё болтают ваши юные джентльмены удачи.

— Про Киргиза, что типа его Корней завалить пообещал, а для Цвета Киргиз, как родной, они с его батей прям братаны. Поэтому типа Цвет с Корнеем закусились. Ещё говорят, что Сергача Цвет завалил, а Парашютист недоволен, что ничего с этого не поимел и теперь втихую капает на Цвета, что он беспредельщик. Ну и всё, больше ничего не говорят.

— Понятно, — киваю я. — Спасибо, добрый человек. Теперь мне будет чуть проще ориентироваться в мире криминала. А одноногий не проявлялся?

— Не, про него молчок, никто не знает.

— Ну и хрен с ним.

— Ага, — кивает Трыня, — за нас с вами и за хрен с ними!

Мы доходим до Красной и разбегаемся в разные стороны.

— Забегай, Андрюх. Завтра выходной.

— А ты что, дома будешь? — подозрительно смотрит он.

— Надеюсь, буду, — отвечаю я.

— Я уж думала, не придёшь, качает головой Новицкая, закрывая за мной дверь.

— Ир, только это… Я прям с командировки. Тьфу… С тренировки. А душа у нас там нет.

Она чуть усмехается:

— Хочешь моим душем воспользоваться?

— Ну да, — отвечаю я тоже усмехаясь. — Хорошая идея, ибо гигиена превыше всего.

— Присядь пока, мой потный возлюбленный, — приказывает она. — Поговорим. Чаю хочешь?

— Хочу, конечно. А ещё творог хочу. Есть у тебя? И сметану с грецкими орехами.

— Куда тебе, ты и так всегда готов, как Приап в пионерском возрасте. Отодрал уже небось эту жопастую? Да садись ты уже… Вот сюда, на диван. Прыгай.

Я сажусь и аккуратно откидываюсь на спинку, стараясь не показывать, что это весьма… чувствительно.

— Ты чего, как дед старый? — спрашивает Ирина.

— Да-а-а… — неопределённо тяну я.

— Чего, да, отодрал?

— О ком ты говоришь, о Куренковой что ли? — недоумеваю я.

— Смотри-ка, сразу догадался, — кивает Новицкая. — Так да или нет?

— Нет, конечно, с чего бы? Что мне драть некого?

— Нахал, — зло сверкает она глазами. — Знаю я тебя. Насквозь вижу. Кобель ты, Брагин, каких мало.

— Ир, вот сейчас обидно было. С чего эти обвинения, беспочвенные и дурацкие? Нет у меня никаких отношений с ней. Клянусь страшной клятвой.

— Клянётся он, — щурится она. — А с какой это радости она тебя на Швейку направляет? И почему ты мне об этом не сказал ничего? Я вот не пойму, ты действительно думал, что я не узнаю о ваших шашнях? Просил он за неё. Ясно всё с тобой!

— Ир, ты дура? — я резко выпрямляюсь на диване.

— Что?!

Хрясь! С размаху лепит она мне пощёчину. И неслабо так лепит, я даже откидываюсь на спинку и не успеваю сдержать стон. Вырывается, гад, наружу.

— Нечего здесь неженку изображать! — зло бросает Новицкая. — Ласковое теля двух маток сосёт, да?

— Ира, я прикасался к Куренковой только во время рукопожатий.

— Меня интимные подробности о твоих касаниях не интересуют.

— Да, бл*дь! С чего вообще такая мысль тупая?! Нет у меня ничего с ней! Я думаю, она, может быть, с Крикуновым мутит. А может, и нет. Я вообще не при делах. Да у нас даже и намёка никогда не было, ни искриночки, чисто деловые отношения.

— Серьёзно? И что у вас за дела?

— Дела у меня с её батей, а не с ней. И начались они после того, как ты ей разрешила райком возглавить. Но только после того, как он перестал под тебя копать. Вспоминаешь или нет?

— Что мне вспоминать-то? Я такие вещи не забываю никогда. А что со Швейной фабрикой? Только не смей врать! Учти, я всё уже знаю, просто хочу посмотреть, как ты будешь выкручиваться.

— Блин, капец! Когда я тебе хоть раз соврал? Что за наезд такой? Дездемона, где платочек! И что ты там такое знаешь? Прям тайна мадридского двора. Да, она со мной говорила на эту тему. Сказала, парень ты ушлый, толковый, батя говорит, что ещё и надёжный, поэтому, не хочешь ли ты возглавить довольно крупную комсомольскую организацию Швейной фабрики? Это типа тебе в копилку пойдёт, в резюме. В армии, говорит, послужишь, что тоже хорошо. Попросишь Ирину Викторовну, она тебе поможет по комсомольской линии службу пройти.

Ирина смотрит на меня, будто рентгеновскими лучами просвечивает. Неприятное чувство, когда тебе не верят.

— Ну, а дальше?

— Всё. Пока никакого дальше не было. Я сказал, что надо подумать, посоветоваться. А она предупредила, чтобы слишком долго не размышлял, ей надо скорее отвечать.

— И что ты ответил?