Страница 12 из 16
— Стррадаю за други своея! — смиренно кричал в трубу Аким в ответ на страшные проклятия, изрыгаемые Иваном Николаевичем.
На спас веревка вернулась пустой. Иван Николаевич так никогда и не узнал, какая огромная беда подстерегла его друга. В то утро страдавший от особо варварского похмелья Аким сдуру забрел в зоологический сад. Он долго куражился там, пел «Златыя горы», пока вконец разозленный павиан не откусил ему половину правого уха. «Скорая» доставила Акима в больницу.
Иван Николаевич открыл дверь и, увидев спавшего на подоконнике Флюровского, вернулся в квартиру, снял икону и осторожно спустился вниз. Дойдя до первого этажа, он вынул из кармана клещи и вошел в кабину лифта. Вырвав все кнопки, Фатеев привычным движением разбил лампочку и ударил сапожищем кабину..
— На лифте будешь ездить! — прошептал Иван Николаевич.
Он вышел из дому и направился к Савеловскому вокзалу. Из-под локтя слабо сиял при луне укоризненный фольговый лик Николая-угодника.
ВЕЩИ МОЕЙ ЖЕНЫ
— Милый, — сказала мне жена после свадьбы, — ты не будешь против, если я отдам свое подвенечное платье тете Лизе?
— Не кажется ли тебе, — осторожно заметил я, — что тетя Лиза, чье семидесятилетие…
— Ты не так понял. Она хочет перешить платье на портьеры, чтобы повесить их в ванной. Представляешь себе, экономия?
— Не кажется ли вам с тетей Лизой, — еще осторожней заметил я, — что готовые портьеры можно купить в любом магазине тканей?
— Ты прелесть, — засмеялась жена, — но ты ничего не понимаешь. Так же экономней. За платье она даст мне охотничий нож, оставшийся от второго мужа.
— Уж не собираешься ли ты охотиться?
— Охотиться будешь ты, — заявила жена. — Убьешь какого-нибудь зверя, а я отдам его скорняку Мише, и мы сделаем из его шкуры бархотку для твоих туфель. Точнее, Миша сделает из шкуры зверя шапку, а я сменяю ее на бархотку.
Я пожал плечами и молча начал одеваться. Спорить с женой в зените медового месяца не самый лучший способ утепления семейного очага. Я подошел к зеркалу и уловил в нем восхищенный взгляд жены. Не без гордости я расправил плечи.
— Какая у тебя дивная рубашка? — сказала супруга.
— Шерсть. — подмигнул я зеркалу. — Чистая шерсть.
— Лапкин, — прошептала жена, — подари мне эту рубашку.
Когда она называет меня «лапкин» (высшее производное от «лапочка»), я таю. Хочется встать на колени и идти за ней на край света. Правда, я не мог точно себе представить, зачем ей мужская рубашка. Тем не менее я с чувством сказал:
— Бери ее. Отныне она твоя.
— Ты восторг! — захлопала в ладошки подруга жизни. — Можешь меня поцеловать…
Когда я пришел с работы, она встретила меня на пороге трепещущая, бледная от гордости.
— Лапа, мне удалось сохранить нож! — объявила супруга. — Я приготовила тебе такой сюрприз, что ты ахнешь.
Я действительно ахнул. Оказалось, что скорняк Миша, не дожидаясь, пока я пойду на охоту, смастерил из моей пыжиковой шапки уйму самых необходимых вещей: бархотку для туфель, оторочку к бюстгальтеру супруги и просто элегантный кусочек меха.
— А кусочек для чего? — спросил я.
— Для протирания грампластинок, — ответила сияющая жена.
— В самом деле, — горячо сказал я, — лучше бы уж я отловил какого-нибудь зверя, тигра, например, отвел бы его к скорняку Мише, и из его шкуры мы сделали бы что-нибудь полезное.
— Тигра? — задумалась супруга. — А ведь это, по-моему, мысль…
Чтобы отвлечь жену от всяких мыслей, я повел ее в кино. Сеанс прошел спокойно. Зато при выходе из зала на нас спикировала молодая особа в сапогах и в шапке, похожей на трехкомнатное воронье гнездо.
— Римма! — с болезненным восторгом стонала жена в паузах между мелкими злыми поцелуйчиками. — Какие у тебя сапоги… А шапка! Где ты достала эту прелесть?
Подруга Римма оттащила жену в подворотню и принялась неистово шептав ей что-то, время от времени бросая на меня недобрый, изучающий взгляд. Я поймал себя на мысли, что мне хочется бежать в ближайшее отделение милиции, но в ту же секунду жена вернулась ко мне и возбужденно сказала:
— Все в порядке. Сапоги делаются элементарно. Берется новое кожаное пальто мужа — и р-раз!..
— Что — р-раз? — содрогнулся я.
— Сапожник дядя Шура делает из его кожи голенища.
По моему телу прошла конвульсия.
— Но, лапуся, ты же пальто все равно сейчас не носишь. Зато я тебе подарю штучку, которую не достанешь ни в одном магазине…
Через неделю сапоги были готовы. Каблуки изворотливый дядя Шура ловко сделал из моих лакированных туфель, а в виде компенсации жена подарила мне галстук. Такой галстук, очевидно, и впрямь нельзя было достать в каком-нибудь магазине. Весь переливающийся, с какими-то красивыми шестизначными цифрами.
В тот же день на вечеринке у подруги Риммы я увидел девушку в ослепительной сиреневой кофточке. Я приблизился к ней и шепнул на ухо:
— Недурная кофточка.
— Шик-модерн, — автоматически отозвалась девушка.
— Особенно если учесть, что она сделана из моей старой рубашки.
— А ваш галстук, — хихикнула девушка, — сделан из моего старого купальника. На нем даже прачечная метка осталась.
Во вторник я повел супругу к моему старинному другу Боре. Это степенный, рассудительный человек. Общение с ним облагораживает. Мы распрощались с Борей и вышли на улицу.
— Ой, лапочка, — сказала жена. — Подожди секундочку, я забыла у Бори сумку.
Она прибежала через пять минут, просветленная, неся какую-то длинную вещь с колесом.
— Что это? — с ужасом спросил я.
— Руль от его новой машины. Я выменяла его на охотничий нож. Помнишь? Который остался от второго мужа тети Лизы. Из руля Римма сделает торшер, и я получу дивную кофеварку…
Не слушая ее, я бросился к другу.
— Что это за штуки, Боря? — строго спросил я, ворвавшись в комнату. — Тебе не стыдно?
— Кукушку на ястреба, — быстро и радостно сказал Боря. — Мечи на орала, египетскую пирамиду на Сломанные часы Второго часового завода. Асса!
Он сжал зубами нож несчастного мужа тети Лизы и пошел вприсядку…
В четверг мы получили за мой летний костюм дивные ласты для подводного купания, а за выходную нейлоновую сорочку — абсолютно небьющийся пинг-понговый шарик. Все вместе это должно было пойти в обмен на умопомрачительный дамский гарнитур из горностая пополам с выхухолью, за который молодая супруга профессора К. готова была хоть сейчас отдать зимнюю дачу…
Я стоял посреди комнаты голый, как Иов, в набедренной повязке из простого полотенца, единственного, что осталось у меня из одежды (махровое пошло на праздничную юбку супруги). Мутный рассвет вставал над городом. Жена спала, губы ее шевелились. Я прислушался.
— Соломинка для молочных коктейлей плюс горшок с геранью минус зубочистка — в итоге задачник Шапошникова и Вальцева…
Я открыл шкаф. На дне одиноко лежал галстук с цифрами. Я взял его и посмотрел на голый электрический шнур, свисавший с потолка… «На что же пошел абажур? — подумал я. — Ах, да, на клетку для канарейки, которая умерла, так как супруга из экономии кормила ее витамином В1..»
Дворники приступили к работе, и скрип скребков вползал в открытую форточку.
— Милый, это ты так хрустишь? — зевнула жена.
— Нет, — радушно отозвался я. — Это дворничиха чистит тротуар скребком, сделанным из моей пишущей машинки «Оптима».
— Зато у нас теперь есть почти новая метла, — парировала супруга. — А что ты делаешь у шкафа?
— Сейчас, — меланхолично ответил я, — надену красивый галстук с цифрами и пойду подам заявление о разводе.
— Ты знаешь, лапкин, — задумалась жена, — а ведь это идея. Если потом обменять галстук на тети-Лизины портьеры, сшитые из моего подвенечного платья, то из них получится совершенно потрясающий костюм, в котором я смело смогу пойти разводиться. Воображаешь, экономия? Римма подавится от зависти…