Мой милый победитель

— Надо же, изо всех сил стараюсь выглядеть опрятно, и вот что из этого получается!

Эта невозможная девчонка вырядилась в шляпу, пару длинных перчаток и пояс Шарлотты и теперь просто сияла, ничуть не смущаясь шутливым сетованиям своей гувернантки. Напротив, в довершение ансамбля она надела еще и очки. Глаза за стеклами стали гротескно большими, и от внезапно изменившегося фокуса Лейла смешно замигала.

— Что это? — спросил Робби, достав из раскрытого саквояжа длинный футляр, в котором хранилась счетная линейка — предмет гордости Шарлотты.

— Неси сюда — я покажу.

Расставив руки и высоко поднимая ноги, Лейла передвигалась в изменившемся мире.

— Ты умеешь слагать и вычитать? — спросила Шарлотта, взяв у Робби потертый кожаный футляр.

— Да, мэм, — у мальчика акцент был более ярко выражен, чем у его отца, но он все же говорил на хорошем викторианском английском. — А еще делить и умножать.

Шарлотта удивленно подняла брови.

— Славно! Я не предполагала, что у тебя такой высокий уровень знаний. И кто тебя научил?

— Отец. Папа ведет… вел учет в нашей общине, и он говорит, что, если хорошо разбираться в коммерции, тебя будут уважать.

— Твой отец — мудрый человек, — Шарлотта аккуратно извлекла линейку из футляра и принялась передвигать полированные деревянные пластинки. — Ты будешь приятно удивлен: если освоить счетную линейку, карандаш и бумага при подсчетах больше не понадобятся.

Робби нахмурился.

— А я никогда не пользуюсь карандашом и бумагой. Я считаю в уме, как папа. Шарлотта опешила.

— И даже большие числа? Например… шестьсот тридцать два умножить на четыре тысячи четыреста восемнадцать?

— Будет два миллиона семьсот девяносто две тысячи сто семьдесят шесть, — тут же ответил мальчик.

— Да, нет. Ты не мог счесть это сам. Вот, смотри: получится… — Шарлотта быстро произвела подсчет с помощью линейки, — два миллиона семьсот девяносто две тысячи сто семьдесят шесть! — Она недоуменно посмотрела на мальчика. — Как ты это делаешь?

— Папа меня научил.

— Папа научил?!

«Быть может, именно удаленность от цивилизации так обострила умственные способности лорда Раскина?» — озадаченно размышляла девушка.

— У вас обоих просто выдающиеся способности! Шарлотта хотела было продолжить расспросы, как вдруг Лейлу повело в сторону умывальника, и… фарфоровый кувшин вместе с тазом полетели на пол. Таз раскололся на две половинки, а вода из кувшина волной выплеснулась на пол. Девочка завизжала.

— Вот тупица! — прокомментировал любящий братец.

Шарлотта подскочила и поспешила к Лейле. Та сидела на полу, сжимая пальцами лодыжку.

— Промокла? — Шарлотта сняла очки с носа девочки и положила к себе в нагрудный карман.

— Да, и ушиблась.

— Руки-ноги как будто целы. Вот полотенце — давай соберем воду. А ты можешь умножать в уме, как брат?

— Нет, — Лейла нехотя взяла полотенце и принялась развозить по полу воду. — Я могу только десятки на сотни.

— Замечательно! — Шарлотта опустилась на колени и помогла девочке использовать полотенце с большей результативностью. — А папа научил тебя читать?

— Я умею читать, — отозвался Робби.

— Не умеешь! — Лейла также говорила с заметным акцентом, но чистая, звонкая речь девочки легко поддастся корректировке. — Только некоторые слова узнаёшь.

— И то лучше, чем ты.

— Я тоже умею. Только не хочу!

Шарлотта поправила туалетный столик и подняла с пола половинки таза.

— Понятно. Я тоже умею читать, и у меня есть книга, которая тебе должна понравиться.

— Сама я читать не буду, — нахмурилась девочка.

— Я тебе почитаю, — уступила Шарлотта, играючи расставляя сети.

Она поднялась и подошла к сумке. Большая часть вещей уже была разбросана по полу: одежда, которую девушка прихватила сразу, зная, что от слуг на первых порах помощи не дождешься — им еще предстоит доказать, что гувернантка вправе рассчитывать на их услуги; планшет с бумагой и перьями и несколько тщательно отобранных книг. Девушка подняла одну из них, в зеленом кожаном переплете, и оглядела просторную, светлую, выходившую окнами на восток комнату.

Удобнее всего можно устроиться на кушетке у окна с видом на цветочную клумбу. Обивка кушетки была того же оттенка и из такого же дорогого материала, что и покрывало на кровати, и шторы. На кушетке красовались выстроенные в ряд подушки, цвета которых перекликались с оттенком штор и обивки.

— Дойдемте, — Шарлотта увлекла детей к диванчику и посередине, так что бы они могли расположиться по обе стороны от нее.

Пока дети сражались за необходимое количество подушек, девушка еще раз окинула взглядом комнату. Обычно спальня гувернантки находилась в детском крыле, где помимо нее располагались комната няни и непосредственно детская. Здесь же такое соседство не было предусмотрено. Спальня Шарлотты находилась на втором этаже, и следовало отдать должное вкусу и изяществу, с которыми она была обставлена. Радовали глаз обои в нежно-зеленую и золотистую полоску. По обе стороны от кровати лежали два широких коврика с бахромой: хозяева позаботились, чтобы, вставая, Шарлотта не касалась ногами холодного пола. Два стула и тахта уютно расположились у камина — еще одного предмета роскоши, которого девушка была лишена с тех пор, как покинула родной дом.

Все бы хорошо, да только Шарлотте не давало покоя странное ощущение, будто ее… подкупают. С чего бы это? Каких еще сюрпризов ей ожидать? У детей отличные способности к математике. С чтением, правда, проблемы. Да еще манеры, воспитание. Зато ребятишки очень смышленые, а, стало быть, их всему можно научить.

— Что это за книга? — спросила Лейла.

— Совсем новая. Я недавно закончила ее читать. И мне сказали, что будет еще продолжение, — Шарлотта с нежностью погладила обложку своего последнего, самого ценного приобретения. — Называется «Сказки тысяча и одной ночи».

И о чем она? — Робби прихватил счетную линейку и теперь увлеченно и, надо сказать, с толком передвигал полированные пластинки.

Шарлотте подумалось, что мальчик сам прекрасно разберется с приспособлением, которое она, в свое время, освоила с немалым трудом. Остается лишь надеяться, что он пока не сведущ в алгебре и геометрии, иначе ей придется ночами сидеть над учебниками, чтобы идти на шаг впереди своего ученика.

— Эта книга об одной очень умной женщине и рассказанных ею сказках.

— Мама нам тоже сказки рассказывала, — вздохнул Робби. — Лейла ее не помнит. Она была маленькой, когда мама умерла.

Девушка не знала, стоит ли расспрашивать ребенка об этом, но любопытство победило:

— Совсем маленькой?

— Ей было три года. А мне — пять, — губы мальчика дрогнули. — Я ее помню.

— Значит, она продолжает жить в твоем сердце, — тихонько сказала Шарлотта.

— Как это? — встрепенулась Лейла.

— Это значит, что я могу увидеть маму, если закрою глаза, — небрежно пояснил сестре Робби. Но, похоже, эта небрежность была напускной. — Мама была невысокой и полненькой, и все время мне улыбалась.

— А мне? Мне она улыбалась? — не умолкала Лейла. — И тебе.

— Она меня любила, — победоносно заявила девочка. — А ваша мама, мисс леди Шарлотта, где она?

Шарлотта раздумывала, стоит ли поправлять ребенка, объясняя, что к гувернантке следует обращаться «мисс Далрампл». С одной стороны, форма обращения была неправильной, но при этом имела некое очарование. К тому же, так ее назвал их отец, а противоречить хозяину дома неосмотрительно.

— Моей мамы тоже нет в живых.

Предвидя следующий вопрос, она добавила:

— И папы. Но они умерли, когда мне было одиннадцать, так что мне повезло немного больше. Они оставались со мной дольше, чем ваша мама с вами.

— Повезло, — эхом отозвалась Лейла. Шарлотта провела рукой по гладкой, пахнущей типографской краской странице.

— Ну что ж, начнем?

— Знаете, я не силен в математике, — Винтер без интереса посмотрел в толстый гроссбух, раскрытый перед ним кузеном Стюартом, и поднял глаза на братию в черных костюмах, расположившуюся по обе стороны длинного стола в лондонской конторе «Судоходства Раскина». — Просветите меня, господа!