Тайга

Я же просто откинулся на надувной борт, задрал лицо к солнцу и зажмурился. Когда еще удастся вот так позагорать? Противно звенели кровососы. Пищали, но не кусали. Шарахались от Колькиной вонючки, как черт от ладана. Я был благодарен неизвестным изобретателям чудо снадобья и немного жалел, что в наше его не делают. И почти задремал, убаюканный мерным покачиванием нашей посудины.

Взбудоражил меня восторженный вопль:

— Мишка, гляди!

— А?

Я, как ошалелый, подскочил. Над лодкой трепыхалась внушительная рыбина.

— Садок! Садок доставай!

Юркины глаза горели азартом. Его настроение передалось и мне.

— Кого поймали? — спросил я, судорожно пытаясь найти садок.

— Хариус! Видал, какой здоровенный?

Рыбина и правда была приличная. Навскидку килограмма два. Я аж причмокнул от удовольствия, упаковав ее в садок.

Юрка потер руки. Сменил приманку и вновь закинул крючок в воду.

— Теперь дело пойдет, — оповестил он.

Я уже не сомневался в его правоте, жалел только о том, что удилище одно. Мне тоже хотелось ощутить его в руках, отвлечься от проблем, отдаться любимому занятию…

Удалось поймать еще двух хариусов, а потом, как отрезало. Мы еще три раза меняли место. Выплывали на мелководье, заходили поглубже. Ничего. Я сидел и думал, что хариус — это, конечно, превосходно, но на настоящую уху не мешало бы наловить ершей. Десяточек хотя бы. Завязать в марлечку. Опустить в котелок и как следует прокипятить. Вот где и дух, и навар, и вкус. Вот где настоящий цимус! От воспоминаний аж рот наполнился слюной.

Я украдкой сглотнул, покосился на Юрку. Тот был задумчив и на меня не смотрел. Я опять предался мечтам. А потом в бульон этот положить благородную рыбу. Разделанную, нарезанную на крупные куски. Дальше… Дальше у всех был свой рецепт. Мне доводилось есть уху и с пшеном, и с картошкой, и без картошки, и даже с перловкой. Но в конце отец всегда добавлял с бульон пятьдесят грамм беленькой. Это было своего рода ритуалом. Мда…

— А помнишь, — голос Юрки заставил меня вздрогнуть, — как мы в ручьях гольянов ловили?

Черт подери, конечно, я не помнил, поэтому спросил:

— А гольяны — это кто?

Он вздохнул досадливо.

— Ах, да, ты же не помнишь. Рыбки это такие. Небольшие совсем, с ладонь.

Я удивился:

— Мы их ели?

— Нет, зачем? — Юрка усмехнулся. — Что там есть? Одни плавники и кости. У моей соседки, тети Нины, бройлеры были. Злющие, заразы. Она их в загоне из рабицы держала. Мы гольянов им носили.

Я откровенно изумился. Рыбу? Курам? Для чего? Юрка словно считал мое удивление.

— Знаешь, как они смешно едят?

Он отложил удилище, придавил, чтобы не уплыло, и показал.

— Ты им в загон рыбку кидаешь. Курица ее ловит, кладет на землю, перехватывает за хвост и подкидывает в воздух. А потом смотрит, какой стороной рыбеха падает. Если хвостом, то дает упасть и подбрасывает снова.

Получалось у него это так красочно, что я прекрасно представил себе, как куры кидают в воздух рыбок, как пытаются их ловить. Я даже рассмеялся.

— Вот-вот, — Юрка был доволен, — а если головой вниз падает, то куры подставляют клюв и раз, — парень сделал вид, что проглотил что-то большое. — И глотают. В одно движение. Целиком.

Я вытаращил глаза.

— Не веришь? — Юрка стал почему-то усталым. — А зря. Я правду говорю

Я верил. Я сам не знал, почему верил. Сейчас, всего на миг, исчез куда-то ершистый, язвительный парень. Юрка стал настоящим. Наверное, таким, каким Мишка знал его в детстве.

— И Наташа с нами всегда ходила на рыбалку, — сказал он совсем грустно, — она вообще везде ходила с нами. И в тайгу, и на реку. И рыбу ловила с нами наравне.

— Я верю, Юр. Я правда, верю. Мне самому жаль, что я этого не помню.

— Не о чем жалеть. — Он собрал спиннинг, кинул его на дно лодки и взялся за весла. Потом выдал то, чего я совсем не ожидал: — Почему все так быстро кончается, Мих? Не знаешь? Почему люди взрослеют? Нам было так хорошо тогда…